" Как глубоко в полуночном метро..."
В. Вишневский.
Киев. Конец 80-х годов. Весна.
Субботним вечером возвращаюсь домой с дружеской попойки.
В метро тихо и пустынно, но в моем вагоне все сидячие места заняты. Кто
дремлет, кто читает...
На остановке "Дворец культуры "Украина" в двери вагона заходит такой
сельский украинский дядька, типичный председатель колхоза, но только
одетый культурно, для поездки в мисто - в шляпе, в галстуке, всэ як у
людэй.
Был наверно на совещании передовых деятелей сельского хозяйства, а после
него и к искусству приобщился, концерт
"солянку" посмотрел в "Украине".
Но был он не один - компанию ему составляли две дамы подходящего
возраста и происхождения, тоже культурные, но только из другого села -
видать, на концерте познакомились.
Ну вот, двери открылись и заходит наш дядька с двумя дамами под ручки,
весь такой культурный, приобщенный, в наш вагон.
Но тут случилась незадача такая с ним - то ли открывающиеся двери пыль
подняли, то ли что - но засвербило у него в носу и захотелось ему
чихнуть. Дело житейское. У себя в селе Верхние Ямки он сделал бы это не
задумываясь и просто, а здесь нельзя, здесь столица, да еще дамы рядом -
надо культурно.
Посему, освободив белы руки свои от дам, наш герой во время чиха прикрыл
свой рот.
Лучше бы он этого не делал.
То ли прижим с непривычки был слишком сильным, то ли фуршет после
совещания был слишком обильный, да только вместо чиха вышел пук. Смачный
такой, чуть ли не с эхом прозвучавший в метрополитеновской тишине.
Дремлющие проснулись, читающие уткнулись в свои книги, и уже оттуда
издавали хрюкающие звуки.
Но дядька решил до конца бороться за высокую культуру села Верхние Ямки,
высокую воспитательную работу в колхозе
"Запои Ильича" и свою личную репутацию.
Он интенсивно, в целях маскировки, стал иммитировать только что
прозвучавший звук, кашляя и шаркая ногами, мол, не было ничего такого,
просто это я кашлянул так сильно.
Хрюкание по вагону нарастало, так как к нему присоединились
проснувшиеся.
Звуки иммитации были похожи на что угодно - на шипение змеи, попавшей по
грузовик, рыкание голодного зоопарковского льва, горный камнепад, но
только не на мощный председательский пук.
Приглушенный смех волнами пробегал по вагону, иногда сильно вырываясь
наружу.
Дамы покраснели. Дядька побледнел. Выйти из вагона было уже нельзя - мы
уже ехали.
Поспешная эвакуация, похожая на бегство, состоялась, конечно, на
следующей остановке.
И вот тут произошло спонтанное объединение всех пассажиров полуночного
вагона - все мы просто СМЕЯЛИСЬ, кто в полный голос, кто хихикая или
похрюкивая, кто заливисто, кто как умел.
В этот момент мы все были равны - бедные студенты и базарные торговцы,
профессиональные попрашайки и строгие военные, уставшие путаны и
милиционеры, пьяные и трезвые, бедные и богатые, счастливые и несчастные
- все искренне смеялись, забыв на минуту о всех своих проблемах и
заботах, Горбачеве, инфляции, перестройке, борьбе с пьянством, вызывая
неподдельное удивление входящих в смеющийся вагон пассажиров.
Но поезд шел дальше.
Следующая была конечная.
Надо было выходить туда, на поверхность. Надо вытереть слезы от смеха и
возвращаться к реальности.
Ведь жизнь это борьба, а не смех...
И опустив головы, не глядя друг на друга, уже стесняясь своей минутной
открытости, торопясь, мы толпой пошли на экскалатор, как на эшафот...
Никогда не думал, что простой пук, хоть на минуту, но может объединить
людей...
Как мало порой нам надо...
В. Хорошилов