Дело было году эдак в 88-ом.
Во время летней сессии попал я больницу с апендицитом. Но, то ли от страха
перед скальпелем, то ли от радости, что очередной экзамен отодвинулся
на неопределенное время, сразу по прибытии в больницу боли отступили
и оперировать меня ни в этот день, ни в последующие, не стали. Поэтому
я славно отдохнул и всю неделю пребывал в отличном расположении духа.
Один из пациентов в палате был монгол, который всего три недели как покинул
родные степи ради учебы в Союзе. По-русски, ясное дело, – ни слова…
Итак, суббота, вечер. К нашему монголу пришла стайка сородичей и принисла
со собой мясо большими кусками, пахучий бульон в термосах, зелень… Шум, гам
(оно и понятно наш-то целыми днями молча сидит/лежит, а впечатлений, видимо,
масса). В общем, полный курбан-байрам, только юрты нехватает.
Время идет быстро, вот уже и девятый час пошел – время вечернего обхода.
Заходит дежурный хирург и медсестра. Хирург – здоровенный, под два метра,
негр. Поинтересовавшись состоянием прооперированного в обед парнишки, хирург,
игнорируя своим вниманием монголов, обращается к медсестре – “Почему
постороние в палате? “ (по правилами совковых больниц, посещение сторого
до 20 часов). Медсестра начинает говорить этой шумной компании, что время
вышло, что бы они уходили и т.д. Монголы дружно кивают головами и наша
парочка удаляется…
В стане потомков Чингиз-хана никах изменений не просходит – праздник в самом
разгаре.
Минут через 15 снова заходит хирург и медсестра (видимо они дошли до конца
коридора и вернулись). Оглядев помещение, хирург снова адресует тот же вопрос
медсестре – “Почему посторонние в палате?” Медсестра раздраженно начинает
говорить, что она уже напоминала о том, что время вышло и т.д. и т.п.
И тогда хирург (НЕГР) поворачивается к МОНГОЛАМ и говорит “ВАМ ЖЕ РУССКИМ
ЯЗЫКОМ СКАЗАЛИ, ЧТО ВАШЕ ВРЕМЯ ИСТЕКЛО!”