Это было давно. В эпоху Леонида Ильича. В Минске. Зимой. Я учился
в школе. Кажется, в седьмом классе. Случилось так, что у Тани из нашего
класса два дня подряд какие-то хулиганы уводили скарб с последующим
закидыванием оного на Высокий Шкаф. На второй день хулиганства Тане
пришлось идти домой без шарфа и шапки, протому что указанные предметы
упали за Высокий Шкаф. На третий день Нина Сергеевна, наша учительница
истории, взяла на себя распутывание сложного дела. Никто, разумеется,
не признавался. Тогда, прочитав нам речь о том, сколь серьезным деликтом
является дача ложных показаний и сказав, что так или иначе рано или
поздно все откроется, она распорядилась, чтобы каждый в классе написал
на листочке следующее: "Я, ФИО, заявляю, что [такого-то числа] (в первый
день, стало быть) не брал Таниных вещей и не закидывал их на шкаф".
Все написали. Листочки сдали. Нина Сергеевна пересчитала: двадцать
четыре листочка соответствовали двадцати четырем присутствовавшим.
Очень хорошо. Теперь все писали на листочках: "Я, ФИО, заявляю, что
[такого-то числа] (это уже во второй день) не брал Таниных вещей
и не закидывал их на шкаф". Написали. Листочки сдали. Нина Сергеевна
пересчитала и получила результат: двадцать три. У Нины Сергеевны
загорелись глаза: "Вот!" -- сказала она -- "Вот! Я же говорила! Уже
кто-то не написал!" Началась проверка по журналу на выявление
воздержавшегося. Все затаили дыхание. Тут тишину нарушил робкий голос
таниной подружки: "Это Таня не написала". Нина Сергеевна подняла голову
от журнала: "Что?" "Таня не написала" -- повторил голос с еще меньшей
уверенностью.
Уж сколько лет прошло, а я все никак не могу в толк взять: что побудило
Таню сдать листочек в первый-то раз?