Старшиной в нашей маленькой части был прапорщик Дойнора. Хохол - каких
мало. Маленький, суетливый, жадный… Гадость какую-нибудь совершить или
что-нибудь утянуть был первый мастак, не гнушался даже солдатские вещи
себе присваивать (носки, например, не положенные по уставу для ношения с
сапогами, регулярно конфисковывал; при этом он всегда называл это х/б
изделие с ударением на первый слог:).
Короче говоря, все бойцы за паскудство натуры и вороватость сильно не
любили старшину. Но досадить ему в ответ было сложно, ибо хоть и
относился Дойнора к нашему брату-солдату как к челяди, но при этом
всегда держал ухо востро - боялся подвоха в ответ на свои художества.
Однажды из части, расположенной километрах в 30 от нашей, перевели к нам
на должность дизелиста дослуживать парнишку - молдованина. Свои
сержантские лычки он потерял за распродажу большей части имущества со
склада, на котором прежде проходил службу. От дисбата его спасла только
чья-то волосатая лапа. Масштаб торговых операций сержанта Роскоша был на
несколько порядков выше мелких махинаций прапорщика Дойноры, и за этот
предпринимательский гений старшина люто невзлюбил нового бойца. Т. е.
чморил его страшно, все самые тяжелые наряды всегда достовались Роскошу,
об увольнениях в город можно было и не мечтать. Но дедушка Советской
Армии терпел эту лютую несправедливость и только время от времени
говорил в курилке сквозь зубы: «Ну, сука, я тебе еще сделаю! »
И все-таки рыбак рыбака видит издалека. Несмотря на антипатию, любил
Дойнора на досуге по свойски поболтать с Роскошем о «бизнесе» - самому
чего-нибудь рассказать, а еще больше послушать байки бывшего заведующего
складом - поучиться. И так за своими соловьиными трелями боец поведал
старшине, что еще не все украдено с того склада и с подсобного хозяйства
и что остались у него там надежные товарищи-подельники, готовые
отгружать народное имущество по первому его, Роскоша слову. И Роскошь
будет не Роскошем если старшину при случае с ними не сведет.
И надо же такому случиться, какого-то лешего понадобилось вскорости
командиру нашему в той части, и он решил послать туда ЗИЛ со старшиной.
Узнав об этом, Дойнора прибежал к рядовому, мол, давай, знакомь со
своими кентами и мысли, чего бы от соседей упереть. Роскошь сам с собой
вслух и те и другие варианты обсудил, но в конце концов порешил, что как
раз в это время в теплицах должен созреть охрененный урожай огурцов, и
если толкнуть несколько ящиков ранних овощей в городе, то можно неслабо
заработать. У Дойноры загорелись глаза, он еще до выезда начал
подсчитывать прибыль.
Роскошь попунктно разработал план действий Дойноры в операции с огурцами
и снабдил его соответственной запиской к своим корефанам. А еще он
попросил старшину попутно заехать в слесарные мастерские к его друзьям и
нарезать резьбу для какой-то детали от барахлившего дизеля. Об этом он
тоже прописал в записке. Осторожный прапорщик на всякий случай прочел
бумажку, но ничего не нашел в ней подозрительного и, получив
металлическую болванку для слесарей, тронулся в путь.
К нашей солдатской радости обратно старшина приехал только через два
месяца. Из госпиталя. Роскошь за это время ушел на дембель, а за день
перед отбытием раскололся и процитировал содержание своей записки:
«Парни, отгрузите старшине полный кузов огурцов и наверните левой резьбы
на болт. Роскошь. ».
Корешки действительно оказались верными приятелями и после такого
сопроводительного письма "нарезание левой резьбы" на болт прапорщика
было для них делом техники.