Поиск по автору:

Ностальгия по социализму - для тех, кто помнит

Надо эти брутальные ужасы слесарной практики чем- то позитивным разбавить… Часть этой истории я уже выкладывал в обсуждениях полтора года назад – прошу не удивляться, встретив знакомый сюжет.

Лето 1988 года, я безумно скучаю в проектном отделе- делать решительно нечего, мне на квартал дали всего три проектных задания, при том, что на полное оформление каждого уходит не больше недели. Мои коллеги придумали замечательную комбинацию – продать меня в рабство, поработать на пару смен в пионерский лагерь.

Работающий имел право на две бесплатные путёвки, а так, как я был в разводе, и заботиться о том, что дети будут делать летом- мне не приходилось – эти путёвки были разыграны в отделе. Все были довольны – я неожиданным отпуском, тётки – возможностью пристроить своих чад.

Я сам вырос в пионерском лагере, так что ничего нового для себя не открыл. Достался мне второй отряд – возраст обормотов от двенадцати до четырнадцати лет – самый хулиганский. Пятнадцать пацанов и около двадцати девчёнок.

В отряде неожиданно оказались детишки из детдома – по бесплатной государственной программе. Они не были избалованы вниманием, поэтому очень радовались тому, что ими кто- то вообще занимается. Пообщавшись с ними, я понял, что ими не только особо не занимались, но и со школьным образованием там были серьёзные пробелы.

Таким образом у нас родилась практика «вечерней молитвы». Каждый день, после отбоя я на память пересказывал им что- то из литературной классики – разумеется, не слово в слово, но, надеюсь, хотя бы довольно близко к сюжету. Чтение продолжалось полчаса- минут сорок, до последнего заснувшего.

Для пацанов это было чуть не откровением – такие сказки на ночь. Примерно через неделю в палату стали набиваться и барышни, сидели кто- где и слушали. К чести своей могу отметить, что за два месяца успел рассказать им довольно много – и только один раз читал не по памяти, а взявши книгу из библиотеки – Д. Лондона, «Любовь к жизни». А уж, когда мы проходили «Отверженных» Гюго, произнести несколько фраз по Французски с последующим переводом– это вызывало у них просто восторг. (У меня в библиотеке есть эта книга и на Русском, и в оригинале – прочитано и так и так). Позже традиция распространилась и на дневной тихий час.

Лето было жаркое, в отряде меня уважали и слушались, получался замечательный отдых. Ложкой дёгтя послужил тот факт, что лагерь находился в километре, точно по направлению взлётно- посадочной полосы учебного аэродрома. Эти раздолбанные МИГи, управляемые курсантами, болтались над головами на минимальной высоте, и уши закладывало конкретно. Хорошо, хоть звуковой барьер в ста метрах от земли взять не пытались. Мои пионеры, как бы постарше, морщились и фыркали, а малыши просто боялись.

Я научил их делать так – как только слышен рёв очередного взлетающего корыта, зажимать руками уши, открывать рты, и приседать. Когда- то мне это показал отец – ну а у него опыт с войны, от артобстрелов.

Получилось так, что однажды нам обещали вечером кино, но не привезли – а все уже сидели в клубе, с нетерпением. Детей, как известно обманывать нельзя. Скандал разгорался нешуточный, эти обормоты не желали ничего слушать, конкретно орали в голос и стучали ногами.

Надо было что- то придумать, чтобы погасить бунт. Переорал. Попросил заткнуться и подождать, обещая сказочный аттракцион.
Поверили. Утихли.

Из клуба всех выгнал.
В пустом помещении клуба, взявши в помощь троих парней поздоровее, из старшего отряда, я этот аттракцион и организовал.

Двое берутся за концы скамейки, на которую встаёт истязаемый с завязанным полотенцем на голове – чтобы ему(или ей) ничего не было видно.

Для опоры ему подставляет голову третий. Скамейка поднимается от пола сантиметров на двадцать, но тот, что с головой, для опоры, садится на корточки - и у человека с завязанными глазами возникает впечатление, что его подняли чуть не до потолка.

После этого звучат команды - "Отпусти руки", и "Теперь прыгай". Ощущения непередаваемые. Прыгнуть с высоты двадцать сантиметров, думая, что лететь, ничего не видя, придётся метра полтора -два - это весьма впечатляет. Полный переворот сознания, обман вестибулярного аппарата.

Потом с испытуемого берётся слово, что он никому не скажет ничего, чтобы сохранить чистоту экспериментов, и выпускают наружу. Минут через пятнадцать хохот был уже громовым. Выходящие из клуба бежали в конец очереди, чтобы ещё раз испытать этот аттракцион. Очередь подпрыгивала от нетерпения.

Под конец на скамейку залезла даже старшая пионервожатая – так было зажигательно интересно. Правда, потеряв равновесие чуть не грохнулась спиной – но мы не дали, удержали.

Директор лагеря отвела меня в сторонку и растроганно объявила благодарность – бунт был погашен. А она уже всерьёз опасалась, что детдомовские могут начать и стёкла бить – видно бывали случаи.

Мне повезло, за всё время в отряде не было ни одного серьёзного конфликта. Были самодеятельные концерты, викторины, был бестолковый поход, когда я накрывал своей палаткой собранные дрова от дождя, а сам поддерживал промокающий костёр.

Только один раз довелось серьёзно понервничать – отряд пошёл купаться на озеро, и у меня там пропали два главных обормота. Обедать пора, отряд одетый и построенный ждёт, их вещи валяются на земле, а мерзавцев нет. Я туда, я сюда, оббежал окрестности – нет и всё.

Отряд отправил обедать с воспитательницами, а сам гоняю кругами – изо всех сил надеясь, что они хотя бы не утонули. Вспоминаю о подписке на личную ответственность (вплоть до уголовной), и рисую мрачные перспективы. Минут через пятнадцать, когда я разглядел на противоположном берегу озера (метров сто) знакомые рыжие плавки, заорал так, что у самого уши заложило-

- Мар…ко! Але…шов! Немедленно ко мне!!!!

Пауза по Станиславскому. Готовы?

Проходящий мимо отряд малышей дружно, как учили, закрыл уши ладошками, и присел, открывши рты.

Всё обошлось благополучно- даже без подзатыльников негодяям.

Когда закончилась смена, при отъезде и прощании у меня щипало в глазах – девчёнки по очереди вешались мне на шею, пацанам я пожимал руки и старался не врать, что на следующий год обязательно опять приеду работать вожатым…

Ностальгия по социализму – тем, кто помнит…

"Но в это просто никто не поверит, если написать..."

Попробую написать, может и поверят? Честно говоря, я и сам не очень верю в правдивость своих приключений, оборачиваясь назад… Хотя ведь было же.

Лето восьмидесятого года, я- слесарь по ремонту котельного оборудования. Аж могучего третьего разряда. В основном – подай- принеси, подержи фонарик, вон туда слазай, мне самому лень. Каунасэнергоремонт.

За выход на работу в субботу, или воскресенье полагалось два отгула. Это был способ накопить отгулов, чтобы от души побездельничать. Пару раз я так устраивал себе отпуск – даже в Ленинград слетал однажды – домой.

А в посёлке всё равно не разгонишься – по выходным делать особо нечего. Можно в Каунас или в Вильнюс съездить прогуляться- а так скучно. Посёлок небольшой, всё знакомо и надоело. Вот и работал по выходным – во всяком случае не отказывался, если приглашали.

В ту субботу меня уговорил выйти на работу сосед по общаге – Йоська. На самом деле Юозас. Юозас Жвирблис – в переводе на Русский его фамилия звучала «Воробышек». Мужик рыжий, мелкий, наглый и царапучий. Манера общения не просто агрессивная, а супер вызывающая. Как ему морду не били ежедневно? Если не знать, что в общем- то, он был нормальный адекватный мужик, выдержать его ехидные эпитеты – надо было терпение.

Ну, для примера – криком - «Что, бл..дь? Куда ты лезешь, на х..й? Ты это руками собрался двигать? Здесь автокрана мало, мудило! Если ты это сдвинуть сумеешь, я тебе, бл..дь, своё левое яйцо откусить дам!» - речь идёт всего лишь о небольшой металлической дверце, которую заклинило, но надо открыть.

Запускали один из блоков – котёл- турбина. После ремонта. По штатному расписанию, должны были присутствовать двое слесарей – мало ли что произойдёт? Вот мы значит и присутствовали.

Сидим в пультовой, смотрим лениво на работу операторов блока. Неподготовленному зрителю было бы очень интересно – внешне этот пульт напоминает космический центр – сотни рукояток, лампочек и прочих умных прибамбасов. Строго по инструкции проверяются и опробываются по очереди все системы управления котлом и турбиной. Не быстрая процедура.

Так. Оператор третий раз пытается открыть шибера в дымовом коробе. Зелёненькая лампочка включаться не хочет – горит красная. Стало быть, нештатная ситуация, стало быть нам надо лезть, и выяснять в чём дело.

Пошли. Дотопали до лаза, поотвинчивали гаечки на двери, повесили табличку – «Не закрывать, работают люди». Полезли. Сечение дымохода – камаз проедет. И идти от лаза до шиберов – метров восемьдесят. С двумя поворотами. Ага, ну так и есть – просто шлак попал в механизм поворота – вот шибера и не открываются. Размолотили в труху, пошевелили – действует. Можно возвращаться. С чувством выполненного долга лениво идём обратно. Открытую дверь по идее должно быть видно издалека – но что- то не виднеется. Куда она на хрен делась?

Светим фонарями – закрыто. Вот она, но закрытая, и похоже, завинчены запирающие болты. Что за …………? Какой мудак постарался? Таблички не видел? Йоська начинает лупить по двери молотком, сопровождая свои действия отборным матом. Эффект ноль. Я присоединяюсь. Вместе грохочем минут десять – никакой реакции.

Это сейчас у каждого телефон в кармане, и подобные ситуации разруливаются мгновенно. А тогда мы, как два дурака оказались запертыми в дымоходе – и хрен до кого достучишься. Ситуация. Что делать- то, блин? Постучали ещё. Посидели, покурили. Ещё постучали. Йоська в изощрённой форме развивает матом перспективы – что он сделает с тем мудаком, который… Ну вы понимаете.

«Пи...ц, яйца оторву и сожрать заставлю» - самое гуманное из его обещаний.

Ожидание чередуется приступами злобы – колотить в дверь молотком начинает уже надоедать, но больше развлечься нечем. Если бы это был рабочий день, нас бы давно услышали и выпустили – но в субботу на станции кроме эксплуатационного персонала и обходчиков никого нет. Котельный зал – двенадцать котлов, от начала до конца больше километра – нас решительно никто не слышит.

………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………здесь не просто непечатно, а непечатно совершенно. Даже для такого матерщинника, как Йоська.

А вот когда включились вентиляторы, и до нас дошло, что это уже запуск котла, все прежние слова стали пресными и скучными. Как бы и не ругань вовсе. Топку перед запуском полагается провентилировать. Уходит на это от пяти до десяти минут – именно столько жить нам и осталось. И деваться некуда. Йоська что- то бешено орёт, побежали в одну сторону, в другую, ещё постучали в дверь – уже на грани истерики.

Есть такая штука – называется взрывной клапан. Это обычное отверстие побольше окна, закрытое листом асбеста, и оцинкованной жестью, с просечкой крест- накрест. Служит для нештатных ситуаций – если в коробе взрыв – пусто лучше вскроет клапан, чем разворотит сам короб.

- Иди сюда, орёт мой напарник, вставай! – я не сразу разглядел этот клапан – на высоте примерно два с половиной метра. Я раскорячился, упёрся ногами и руками, Йоська влез мне на спину, в несколько бешеных ударов разнёс эту конструкцию на куски, потом спрыгнул.

А вот теперь оцените, насколько правильный и порядочный оказался мужик – вначале он подсадил меня, потом выкинул сумку с инструментами. Как он сам сумел допрыгнуть до отверстия – я не видел. Я сильно порезал руку об жестяную закраину, и грохнувшись с этой высоты ещё и ногу подвернул.

Валяюсь, дышу. Гляжу – вылезает рыжий. Сполз, целый. Трясёт обоих так, что зубы лязгают. Вот тут как раз и полыхнуло. Успели, блин. Чудом.

Как от него потом убегал оператор блока, который должен был убедиться, что мы вернулись, прежде чем запускать котёл, как прятался обходчик, не заметивший таблички «Не закрывать», и заперший нас в коробе – отдельная история.

Я этот спектакль наблюдал уже успокоившись – Йоська, размахивающий молотком, и побелевший от страха оператор. Сколько лет прошло, а вспомнить приятно – как заново родились…

Инструкции по технике безопасности написаны кровью – и это не преувеличение.

Ностальгия по социализму –тем, кто помнит.

…в жизни всегда есть место подвигу…

Оборачиваешься назад, вспоминаешь - а вроде бы и ничего особенного – вполне себе штатные ситуации. Теплотрасса – штука вполне понятная и почти родная. Во всяком случае, за те четыре с половиной года, что я на ней проработал, мы вполне подружились. Девятнадцать камер на полутора километрах прокладки – от котельной до площадки головного предприятия. Обслуживание этого хозяйства входило в мои обязанности.

Летом – ремонт арматуры и сальниковых компенсаторов, зимой- периодический осмотр – закапало где- то, подтянуть ключиком. Ключик на 32 мм, и в зависимости от диаметра труб, от полутора до двух десятков шпилек по периметру фланца.

Половина камер с неработающим, или забитым всякой дрянью дренажом, а это значит, что трубы по брюхо в воде – и нижние гаечки подтягивать приходится окунаясь. Вода в камере (это просто бетонная коробка, зарытая в землю) как правило горячая – температура труб – 110/ 90 оС, если уровень поднимается до трубы, вода начинает кипеть.
Зимой особенно забавно – открываешь все крышки люков, ждёшь минут пять, пока пар выйдет, и камера немного остынет, раздеваешься по пояс, и вниз – иначе, если полезешь в одежде, она промокнет, и в мокром на морозе становится неуютно. Вот так и работал – за смену семь- восемь раз в сауне побывать доводилось. Резиновые сапоги с плотно зашнурованными голенищами, и промасленные брюки позволяли нырять в воду не промокая- ноги всегда оставались сухими. Вылез, отряхнулся, оделся – и вперёд.

Очередной отопительный период начался с неприятности – две камеры запарили намного сильней обычного. Значит где- то свищ – или протечка – труба лопнула. Расстояние от камеры до камеры – метров семьдесят. Вскрывать экскаватором весь грунт до коробов – потом поднимать короба – минимум неделя. Потом ещё ремонт – кто знает, что там произошло? Может сварщику на двадцать минут работы, а может там участок трубы менять придётся.

Нам на всё дали три дня – причём в настолько жёсткой форме, что даже не обсуждалось.

Первым делом надо было определить место протечки. Я напялил на физиономию защитные очки, шапку с ушами, все открытые места были обмотаны чем попало – во избежание ожога. На лоб приладили шахтёрскую лампочку, надел две пары рукавиц и полез.

Представьте себе горизонтальный прямоугольник, в который вписаны две окружности -это теплотрасса в разрезе. И сверху и снизу по центру между трубами есть пространства примерно треугольного сечения – нижнее затоплено кипятком, а в верхнем в принципе можно протиснуться. Если постараться. Головой упираюсь в короба, и считаю количество стыков – длина короба – два с половиной метра, сколько насчитаю до свища – там и будем копать – чтобы не вскрывать всю трассу. Экономия времени называется.

Примерно на третьем коробе мне эта экономия обернулась уже не привычной сауной, а нормальной такой скороваркой. Дышать совершенно нечем, в кастрюле с кипятком уютно только первые пять секунд. Очки запотели сразу, ничего не видно, фонарик вообще не пригодился – продолжаю ползти, отсчитывая затылком стыки. Как сейчас помню – свищ я нашёл после восьмого стыка.

Для тех, кому неведомы тайны агрегатного состояния воды – вылетая из трубы под давлением 6 кгс/см2 на атмосферное давление, вода температурой 90 градусов мгновенно превращается в пар.

Мне дважды сильно повезло – во первых, что ползти пришлось всего двадцать метров (а могло быть и шестьдесят), а в вторых, свищ был снизу, и поток бил в пол. Ура, нашёл, можно возвращаться.

Ага. У труб на этот счёт было несколько иное мнение. Трассу прокладывали в шестидесятые, изоляция была выполнена по тем, дремучим технологиям. Трубу обкладывают стекловатой – не нынешней мягкой и ласковой базальтовой минераловатой, а той, ядрёной, Советской, выспаться на которой – гарантия злобного зуда на коже на три- четыре дня. Всё это обматывается сеткой- рабицей с мелкими ячейками, и зашивается снаружи брезентом.

Брезент почти весь сгнил, рабица проржавела и поосыпалась местами, оставив закруглённые проволочные крючья, а стекловата только и ждала, чтоб кто- нибудь проехался по ней голым пузом. Что мне для её удовольствия и пришлось исполнять – когда ползёшь вперёд, тебя ещё гладят по шерсти, а пятишься назад, аки рак – куртка и ватник неизбежно задираются.

Дышать совершенно нечем, глаза лезут из орбит, полметра протискиваюсь, пытаюсь поправить одежду, потом продолжаю это судорожное проталкивание. Начинает кружиться голова – боюсь потерять сознание. Уже весь исцарапанный, ватник разорвал в нескольких местах – прямо кусками оставляю его на крючьях – такова скромная плата за попытку выбраться из этого ада.

Когда наконец, дополз до выхода, понял, что вот это и есть конец. Мои «добрые» коллеги, чтобы мне легче дышалось, поставили на трубы вентилятор вплотную к коробу. С силуминовыми, бл…дь, лопастями по полметра. И без кожуха. Вроде пропеллера от самолёта. Толку от него не было совершенно – разве что на метр продувал межтрубный объём, зато гремел, сука, вовсю, и вылезти не давал – мне бы ноги лопастями пообрубало, если бы сунулся. И орать бесполезно – ничего не слышно.

Дальше ничего не помню – пришёл в себя, когда меня уже вытащили на травку. Ватник в клочья, на пузе несколько глубоких царапин, но жив, цел, и почти не пострадал.

Через полчаса экскаватор раскопал трассу – наткнулись на непонятную трубу, которой там в принципе быть не должно – поперёк трассы над верхним коробом. Кому- то пришло в голову, что это может быть газопровод – аккуратно, ручной дрелью, чтобы без искр, просверлили отверстие – давления вроде нет, но меркаптаном (одорирующая присадка к природному газу – сам он не имеет запаха) воняет. Решили не трогать от греха подальше. Отверстие зачеканили.

Раскидали остатки земли лопатами, подцепили верхний короб пауком (четыре троса с крючьями на концах, надетых на одно кольцо – каждый крюк цепляет свой угол короба), приподняли, передвинули легонько, поставили рядом с трубой, перестропили два троса паука с другой стороны трубы – ура, вытащили.

Фонтан пара вверх – коллеги смотрят на меня с глубоким изумлением – «Ты как оттуда вообще живым вылез, не сварившись?»

Вторая часть Марлезонского балета. В соседних камерах отглушили участок трассы, сливать пришлось всего семьдесят метров трубы, а не полтора километра – иначе это на пару дней ушло бы. На следующий день сварщик заварил свищ, заполнили, надавили – держит.

Можно закапывать. Витка- крановщик, поднял короб, но разворачиваясь, и одновременно опуская его, зацепил стрелой толстенную тополиную ветку. Опустили короб, перестропили паука через трубу, подогнали на место – не опускается, гадина. Ветку замотало под блок, троса провисают по стреле, а короб продолжает висеть, как висел – блок не двигается. И ещё труба эта между тросами- смотрит на нас и ухмыляется. А стрелой опустить нельзя – место крайне неудобное, стрела почти горизонтально, иначе не дотянуться, Витька попробовал, автокран начало задирать на воздух- так его и на бок положить можно.

………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….. здесь непечатно.

Короб болтается в воздухе, ни поднять, ни опустить – вниз ветка не даёт, вверх труба мешает.

Я засунул сзади под ремень монтировку, залез по тросам до блока на стреле, зацепился за стрелу ногами, и вниз головой минут за десять бестолковых усилий выковырял большую часть ветки. Уравнять натяжение тросов по стреле и вниз на глаз невозможно, как только блок решил провернуться, стрела естественно сыграла. Монтировку я выронил, но сам удержался. Довольно неприятно раскачиваться вниз головой.

Дело происходило во дворах Новочеркасского (тогда Красногвардейского) проспекта, возле ПТУ нашей же конторы. Была перемена, и за этим спектаклем наблюдали несколько десятков зрителей.

Ничего особенного – обычные трудовые будни. Однако благодарные зрители сопроводили такое зрелище громкими возгласами, и даже поаплодировали. Уцепился за тросы, перевернулся, слез вниз и продолжил работу.

Те из пацанов, которые после учёбы устраивались на работу к нам в контору, обязательно проходили так называемый «допуск». Контора была строго режимная, оборонное предприятие. То есть они уже числились в своих подразделениях, но минимум недели две- три отсиживались в единственном несекретном подразделении предприятия – котельной. Пока особый отдел проверял их и их родственников на предмет лояльности.

Так что историю о психованном альпинисте, который по тросам лазил на конец стрелы автокрана, чтобы отковырять ветку, я потом слышал несколько раз- с самыми удивительными подробностями. В том числе и с падением меня вниз, а потом падением туда же и автокрана.

Вот такая была интересная работа.

Ностальгия по социализму - тем, кто помнит.

...ода человеческой благодарности...

Конец восьмидесятых, я аспирант, работаю на кафедре в институте.

Очередная плановая командировка в небольшой рабочий посёлок недалеко от Котласа - у нас там контракт был на научные изыскания.

Телефонный звонок - "Простите, а можно такого- то (называется моя фамилия)".
- Слушаю вас.
- А вот вы в командировку туда- то летите, нельзя вас попросить небольшую коробочку с собой взять и передать?
- Ну отчего же нельзя, можно конечно...

Получилось так, что по времени встретиться где- то уже не получалось, я просто дал свой домашний адрес - ну вам надо, вы и суетитесь.
Я тогда жил на Охте, в однокомнатной - бабушка в наследство оставила. До самолёта остаётся три часа, начинаю собираться.

Приехали. Вдвоём. Ей одной было просто столько не дотащить. Сказать, что я охренел, это не сказать вообще ничего. Помните клетчатые баулы, которые потом так активно использовались челноками?

Полный баул жратвы. Килограмм тридцать. Тётка заискивает, глазками бегает, а спутник её вообще сопит и глаза отворачивает - стыдно.

- Ну вы же понимаете, заискивает она, там сейчас из продуктов ничего не купить, а папа вас непременно встретит прямо у самолёта... А я вас обязательно, обязательно хорошо отблагодарю!

Из своей сумки она достаёт ещё какие- то пакеты и коробки, и запихивает их в баул. Одна коробка не помещается – я постоял, посмотрел, отобрал у неё эту коробку и положил в свою сумку – помнёт иначе.

Плюнул и повёз – чёрт с ними - всё равно собирался ехать в Пулково на такси. (Да ещё подумал, может я чего не знаю? Может ей мой рабочий телефон на кафедре дали, так за ней кто из руководителей стоит? Сейчас понимаю- просто полистала у секретаря журнал плановых командировок).

Отчего- то я ещё решил, что её папа меня на машине встретит, а ехать от Котласа километров сорок - в комфорте лучше.
В аэропорту (дурак) даже приподнял этот баул ногой тайком, когда ставил на весы - чтобы не было перевеса. Сдал в багаж.

Прилетели. Папа встретил.

Вместо «здравствуйте» проворчал – «Это вы М…ов?», забрал сумку и вместо «спасибо» буркнул – «Это всё?»

Я достал не поместившуюся коробку, которую положил к себе, и отдал ему. Папа смерил меня взглядом, как будто я пытался у него эту коробку украсть, а он меня уличил, и попёр на тот же автобус, что и я, тщательно делая вид что мы совершенно незнакомы.

Ну я над собой посмеялся - подумаешь, поскользнулся на чужом жлобстве, не в первый раз.

"Обязательно отблагодарю" естественно не сбылось, от слова вообще.

Но история на этом не кончается. Пару раз я эту тётку встречал в институте - отворачивалась, делала вид, что не заметила.

В последний раз отвернуться и не заметить было уж совсем невозможно - она слегка вжала голову в плечи (примерно так в холодную воду ныряют) -

-Здравствуйте, а я вот вас спросить хотела - а вы эту квартиру, куда мы к вам приехали, снимаете?
- Нет, моя.
- Ой, а вы не хотите поменяться? У папы там (название посёлка) хорошая двухкомнатная, а с работой он вам поможет....

Клянусь, всё до последнего слова правда.

Ностальгия по социализму –кто помнит

…неизвестные злоумышленники отломали и похитили бронзовую змею с композиции «Чаша со змеёй» в сквере Мариинской больницы по адресу Литейный пр. 56…

Или вообще о медицине.

Мне не часто приходилось обращаться к врачам. Господь здоровьем не обидел. Но иногда доводилось попасть в их лапы…

Эпизод первый- слегка иронический.

Июль 1986 года. Наглотался в Адлере сероводородной водички – ныряли на глубину за рапанами, приехал домой из отпуска, началось расстройство желудка просто реактивное – пришлось идти лечиться.

Инфекционная больница в Ленинграде (собственно и сейчас - в Петербурге) называется «Боткинские бараки». Строгий режим, личные вещи отбираются, выход из коридора заперт, больной может только находиться на своей пронумерованной койке, сидеть на своём пронумерованном горшке, или прогуляться по коротенькому коридору.

Анализы относят в лабораторию, ставят на посев в автоклав и надо подождать полторы- две недели, пока будет результат. От результата зависит дальнейшее- то ли выпишут, то ли заставят в стационаре лечиться. А то и вовсе изолируют от остальных- инфекции и весьма опасными бывают.

Скучно было ужасно. Дней через пять мне удалось украсть белый халат и собственные брюки. Рядом с окном находилась водосточная труба, можно было вылезти тайком (второй этаж) и прогуляться по парку, изображая из себя младший медперсонал. На территории было только два телефона, с которых можно было позвонить в город – на проходной и в больничном морге.

С проходной меня вахтёрша прогнала после второго раза – нечего тут отсвечивать! А в морге девчонки – практикантки из мединститута, заставили меня помогать им перегружать, гм, тела усопших – за своего приняли. Им самим тяжеловато было.

Всё какое- то развлечение.

Потом в палату к нам перевели паренька с диагнозом «острое отравление».
Он и поведал эту историю. В отпуске на юге он познакомился с барышней своей мечты – море, пальмы, романтика.

Барышня ответила взаимностью. Уезжали, расставаясь- только что не плакали. Он Ленинградский, а она из Сибири. Обычно отпускные романы долго не живут, у них же получилось иначе – чем дальше, тем больше оба чувствовали, что не могут друг без друга. Почти год прошёл.

И настал тот миг, когда она радостно ответила «ДА!» на его предложение. Папа будущего жениха нашёл способ оформить заявление в ЗАГСе заочно – по высланной доверенности, была выбрана дата волнующего события, и накануне из заснеженной Сибири прибыла сияющая невеста с коллективом ближайших родственников.

Разумеется, для знакомства был организован тёплый междусобойчик. Что там на столе оказалось несвежее? Бастурма из медвежатины? Самодельный осетровый балык? Грибы? Настойка (70 градусов) из облепихи?

Отравилась вся компания. На скорой последних увозили уже без сознания. Парень вместо свадьбы двое суток пролежал под капельницей.

Скоро он узнал, что если высунуться по пояс из окна, и поорать, повернувшись налево, то можно увидеть свою избранницу в женском отделении. Развлечений действительно было мало, поэтому эти сеансы связи с удовольствием смаковались и обсуждались всей палатой.

Из наиболее добродушного, что ему говорилось сквозь хохот – «Это тебе Бог знак подал, не женись!» Но были и более ехидные подколки –«Ты у неё спроси, сколько раз она сегодня на горшке сидела, кто больше, ты, или она? Кого раньше выпустят?»…

Парень был добродушный, не обижался. А нам всем в общем- то просто немного завидно было смотреть на его счастливую физиономию.

Результаты моих анализов пришли раньше его, диагноз – гастроэнтерколит, лечится дома простым фесталом, так что я не увидел завершения этой истории - выписали. Но надеюсь, что у них всё было в порядке…

Эпизод второй – почти чудо.

На работе в котельной лопнула стеклянная колба, небольшим осколком меня несильно стукнуло в глаз. Легонько, не больно, поморгал, промыл и забыл. (Забегаю вперёд - это было лёгкое повреждение склеров- наружных покровов глаза. Если бы я вообще к врачам не обращался, само бы прошло).

Заболело к утру - не сильно, но неприятно. Позвонил на работу и поехал в глазной травмпункт на Литейном. У врачихи в кабинете человек пятнадцать практикантов в белых халатах-

- Отлично! Проводим исследование на предмет поиска осколка!

Вместо стола там вытянутое горизонтально зубоврачебное кресло. Меня укладывают, накрывают салатного цвета простынёй с отверстием для доступа к глазу, сёстры забегали за инструментами, студенты располагаются стоять поудобнее, чтобы лучше видеть...

Небольшая заминка. Сестра что- то шепчет врачихе, та-

- Что, совсем нет? Гм. Так, больной, придётся потерпеть- ди...на (не помню названия, препарат для анестезии) нету, но вы не беспокойтесь, на глазном яблоке нервных окончаний нет, вы почти ничего не почувствуете.

Поехали. Веки раздвигаются специальной скобкой с защёлками- чтоб не моргал. Каждое своё действие она описывает и объясняет, давая всё рассмотреть в деталях тем, кто не успел увидеть вовремя.

Вы пробовали поднести себе иголку поближе к глазу? Неприятно, правда?

Так это в своей руке, и знаешь, что не уколешь. А тут не иголка, а скальпель, или пинцет - и знаешь, что в глаз полезут.
Я же всё вижу - глаз- то работает. И эти ещё десятки внимательных зрителей.

Минут через пять меня уже колбасило так, что и руки и ноги тряслись, и зубы стучали.

- Больной, вы спокойнее можете? Вы мне мешаете! И зачем я вообще пришла работать в травму!
- Извиняюсь, а вы раньше не в Гестапо работали?

Стекла не нашли, про гестапо я огрызнулся, когда она уже зашивала глаз. Делается это кривой иголкой, и, чтоб затянуть стежок, глазное яблоко дёргают достаточно сильно - а это ощутимо больно.

Слово "палач" не имеет приемлемого варианта в женском роде - не "палачиха" же? Гадина обиделась, бросила инструменты, разоралась и ушла. Вернулась правда, минут через пять и зло, молча закончила. Башку забинтовали повязкой, как у пирата. Я на ватных ногах спустился в регистратуру, выписал больничный, оделся и вышел.

Руки трясутся, закуриваю - должно быть кто- то в этот момент на меня сверху, из за облаков, вдумчиво так посмотрел – как изнутри толкнуло что- то. Я вытащил больничный - ну точно, печать забыл поставить.

Возвращаюсь. Так мол и так, я тут печать забыл...

-О, как хорошо, что вы вернулись. Мы тут машину в Первый Мед отправляем, поезжайте- ка с ней, пусть там посмотрят- стекла- то так и не нашли?

Печать ставить отказались, куда деваться? Ну и поехал.
…………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….
Я никогда не слышал, чтобы врачи так матерились. Единственно, что было сказано без ругани в адрес коновалов с Литейного, это - "НЕМЕДЛЕННО НА СТОЛ!"

Эта "врачиха" зашила разрез сикось- накось, и глаз потёк. Если бы я поставил печать на больничный, и поехал домой, часа через три лечить было бы уже нечего. Пусть лишний раз в гробу перевернётся от моей благодарности, гадина.

Обстановка в хирургической на два порядка выше, чем в травме, институт всё же. Тёмная операционная, врач работает со специальным микроскопом с подсветкой. Два человека - врач и сестра.

Но.

Анестезии и там не оказалось.

А способность испытывать стрессы такого уровня уже были исчерпаны мною не то- что полностью, а и в долг на пару месяцев вперёд.

- Доктор, говорю, не обижайтесь, но давайте сделаем что- нибудь, чтобы или ничего не было видно, или чтоб я ничего не чувствовал. Иначе я тут сейчас точно- или в штаны себе наворочу, или искусаю кого- нибудь.

Дальше просто - атропин в глаз, реальность превращается в расплывчатое светлое пятно, минут за десять- пятнадцать всё закончилось.

Со стола я стекал, как тесто. Сестра реально помогла дойти до палаты - сам стоял, за стенку держась, а идти - это надо было передышку после каждого шага.

Дня через три сняли повязку, всё получилось хорошо, спасибо врачам Первого ЛМИ - больше сорока лет прошло, оба глаза видят одинаково прилично.

Змею на Литейный так и не вернули.

Ностальгия по Социализму – кто помнит.

… нет, не забудет никто никогда школьные годы…

С разрешения общественности, позволю себе поделиться несколькими эпизодами, ставшими последними каплями для моего пребывания в статусе «школьник». Весна 1977 года, Ленинград.

Эпизод первый – а какого чёрта они от меня вообще ждали?

Ни для кого не секрет, что подростки вообще очень жестоки. Любой школьный класс всегда делится на инициативную группу, и остальных – вторые первых обычно побаиваются. Я всегда входил в первую категорию.

Что произошло, почему вдруг эта компания –всего человек восемь- вдруг ополчилась именно на меня? Сейчас не вспомню. Начиналось всё с дурацких шуток, плавно и постепенно, и вдруг – я оказался один перед явной и неприкрытой агрессией. Одному мне, конечно, со всей компанией было не справиться – и начались весёлые деньки – хоть на перемене из класса в класс перебегай, как на фронте под обстрелом.

Подловят компанией – без синяков не обойдётся. Встанет этакая гнида сзади на коленки, а кто- нибудь толкнёт с силой- вот и летишь затылком на пол.

Терпение моё кончилось, когда один из самых здоровых парней с нашего класса в коридоре дал мне сзади подножку. Я рухнул на пол, а этот хмырь стоит, улыбается эдак нагло и снисходительно сверху –

- Ну и что ты мне сделаешь?

Я вырос в пионерском лагере на Карельском перешейке, в лагере всегда присутствовали в качестве пионеров несколько гопников из близлежащего уездного городка (Койвисто по Фински) – а они дрались бешено и беспощадно, как это принято в провинции. Несколько приёмов «ниже пояса» и мне довелось освоить.

Что, бл..дь сделаю? Расслабленной ладонью снизу, как плёткой по гм, …причиндалам… Это легко, когда стоишь на одном колене. И, поднимаясь, коленом в морду падающей с выпученными от боли глазами тушке. Готово. Нокаут. Лежит, еле дышит, вся морда в крови. Я ему ещё три передних зуба раскрошил.

Плохо, что это происходило у всех на виду – на следующей перемене меня вызвали к завучу, там сидит этот гов.., извиняюсь, одноклассник – морда опухшая, жаловаться прискакал.

- Объясни, за что ты так жестоко избил Ни…….ского?

- А вот пусть он сам и объясняет.

До конца уроков никто ко мне уже не приставал. А после уроков я засёк ещё одного члена нашей (я продолжаю говорить «нашей») банды.

С его стороны было весьма опрометчиво оказаться одному, да ещё позволить мне остановить его за углом школы, где мы обычно курили, и где происходили все разборки.

Он попробовал сопротивляться, я швырнул его на бетонный поребрик – наутро я пошёл в школу с синяком под глазом, а он не пришёл вообще – оказывается, я сломал ему руку.

Ещё одного мне удалось застать в туалете – и несколько раз приложить башкой об стену. На занятиях в тот день он больше не появился. В стане врага начался разброд.

Двое тайком подошли ко мне – я уже готовился драться, но вместо агрессии услышал нечто вроде извинений – «Ну ты же понимаешь, мы не со зла»…

В банде было только двое парней, с которыми мне в одиночку в честной драке было не справиться. Одному я раскрошил зубы, а второй в открытую, при всём классе подошёл ко мне и протянул руку.

Всё. Эпизод закончился. Но у преподавателей и у одноклассников я приобрёл репутацию полного отморозка. И если одноклассники – это ещё терпимо, барышни начали по новому присматриваться, то с преподавателями – это было неуютно.

Эпизод второй – с памятью о Великой Отечественной.

Тогда была распространена практика распределения продуктовых наборов – дефицит там всяческий. Училка по биологии, по моему пришла на урок с таким набором, бросила сумку на стол возле двери. Из сумки выкатилась банка консервов. Урок закончился, и один из наших долбоедов (не из инициативной группы), выходя, сдуру баночку прихватил. Идиот.

Замять конфликт не удалось. Если бы сама училка не раздувая скандала, просто сказала бы – «Ребята, верните, я никому не скажу, и ничего не сделаю» - мы несомненно, с благодарностью вернули бы, и уважали её до конца жизни. Но эта …….. овца устроила истерический крик в учительской.

Всё, события покатились снежным комом.
Классная наша баба была очень жёсткая. Два раза в неделю вместо одного из уроков происходило мероприятие под названием «классный час». Вот там она и отрывалась.

Хорошо поставленным металлическим голосом она орала так, что слышно было на три этажа – мы и мерзавцы, и ворьё, и недостойны звания комсомольцев, и вообще –«Мы за вас, сволочей, с винтовками в руках…» - ни разу не преувеличиваю, именно так и было.

- Я требую, чтобы тот негодяй, который это сделал, немедленно встал, и признался в своём подлом поступке!

Ну я же не могу промолчать.

- А почему именно негодяй, откуда вы знаете? Может негодяйка?

Вот напрасно я тогда вылез. Внимание классной переключилось персонально на меня, и тут сработала моя полууголовная репутация.

Отчего она решила, что это я спёр банку? Не знаю. Но скажу честно, было очень неприятно выслушивать при всём классе её уничижительные эпитеты в мой адрес – на грани прямого оскорбления. Примерно неделю.

- И встань, когда я с тобой разговариваю!

Класс всё знал, и молчал. Я тоже – стучать друг на друга у нас было непринято. Придурок, укравший баночку, тайком отвёл меня в сторону, пытался всучить сорок восемь копеек – столько она стоила, трясущимися губами упрашивал его не выдавать – «Меня тогда из школы выгонят, в десятый класс не возьмут, отец не поймёт»… Противно до тошноты.

Когда она в очередной раз проехалась по нашей вопиющей неблагодарности перед поколением, победившим фашизм (к слову- у меня родители оба – инвалиды войны), я не выдержал и огрызнулся-

- Те, кто действительно воевал, никогда не позволят себе так разговаривать. А вот те, кто у них за спинами прятался…

Что тут началось. Всё предыдущее было даже не цветочками, а нераспустившимися бутончиками. Она звенела металлом, плевалась, размахивала руками… Дрожали стёкла в окнах и шкафах. Если бы не звонок на перемену, наверное горло бы мне перегрызла.

С её стороны было опрометчиво вынести эту тему на родительское собрание. Голос металлический? Эпитеты с пафосом? Она не знала, что такое действительно металлический голос.

Моя мать просто спросила, добавив льда к металлу –

-Ну и где вы воевали? Расскажите, послушаем.

А та заткнулась. Не воевала она. По возрасту не вышла. История на том и кончилась. Правда, потом было довольно неожиданное последствие.

Эпизод третий – «прощай школа».

Я не упомянул, но это была не просто школа, а очень даже французская спецшкола. Настолько очень даже, что преподавателями языка у нас были только его безусловные носители. Моя учительница родилась и выросла в Париже, закончила Сорбонну. Из Русских репатриантов. Никогда не забуду печали в её глазах – в конце пятидесятых она вернулась на Родину – в далёкую милую Россию, про которую рассказывали её родители, а поскользнулась о Хрущёвский Советский Союз.

Помимо просто языка, у нас были занятия вроде факультативов. География на Французском, биология на Французском, история на Французском. Очень часто такие уроки вели студентки иняза из пединститутов. Им это засчитывалось, как педпрактика.

В тот раз пришла полная дура – лет на пять нас старше, языка не знает, мелет по бумажке мёртвую чушь с жутким акцентом – ухо резало и зубы сводило.

Язык в спецшколе начинали учить со второго класса, это был восьмой. У каждого из нас несколько лет ежедневной языковой практики с носителем языка – нельзя так издеваться над людьми, заставляя нас слушать этот кошмар.

А она ещё поставила себя свысока – представилась по имени- отчеству, и когда я, слегка издеваясь, обратился к ней – «Мадемуазель, не будете ли вы так любезны пояснить, что именно значит (это на хорошем Французском, с изысканным Парижским произношением) …………………………………….. не помню уже, что именно я просил пояснить, но постарался спародировать максимально точно тот кошмар, что она пыталась прожевать ртом, думая, что её можно понять, и что это вообще называется произношением.

Класс грохнул. Все же прекрасно различили разницу в прононсе.

Дура покрылась пятнами, с визгом отобрала у меня дневник, и побежала жаловаться завучу. Завуча на месте не оказалось, та попёрлась к директрисе. Которая, как потом выяснилось, только что получила по заднице от РОНО (районный отдел народного образования).

Та была немного в бешенстве.

Директрисе было достаточно услышать мою фамилию. Самое меньшее, что она пыталась сделать между криками – это треснуть меня по голове каким- то журналом. Я отбил руку, и журнал улетел в угол кабинета.

- Вон из школы! Немедленно!

И не поленилась лично прийти на следующий урок, чтобы при всех объявить, что этот – больше в нашей школе не учится, ему место в колонии для несовершеннолетних, где он непременно скоро окажется.

Запала этого – не пускать меня на уроки, хватило правда только на три дня. Вероятно, в школе решили не выносить сор из избы, дать мне получить свидетельство о неполном среднем образовании, и выгнать уже после экзаменов. Так оно и произошло.

Эпилог – одиннадцать лет спустя.

Прошло время. Я закончил техникум, пытался поступить в военное училище, закончил институт, отработал полтора года конструктором в проектном отделе, поступил в аспирантуру…

Забираю документы из отдела кадров в конторе, где я проработал семь лет – вначале слесарем, потом проектировщиком, выхожу, сажусь на трамвай – ба, какие люди!

Слегка постаревшая наша классная. Я улыбнулся, подошёл, поздоровался.

- А, М…ов. Здравствуй. Хорошо выглядишь. Бодро. (по её мнению, бандиты и алкоголики должны выглядеть более потаскано). Ну, и как ты, чем занимаешься?

- Да вот, работал здесь – показываю рукой, сейчас вот уволился… (к слову – в городе ОЧЕНЬ известное оборонное предприятие)

- И кем работал?

- Инженером конструктором. Вот, уволился сегодня, поступил в аспирантуру, неинтересно мне за кульманом стоять.

Приятно наблюдать, как меняется у человека лицо.

- Гм. Эээ. Ну, ну честно сказать, не ожидала. Не ожидала. Не часто доводится так приятно разочароваться. Молодец. И хотя мы не были большими друзьями…

- Мы могли бы быть большими друзьями. Жаль, что вы этого не поняли. Извините, мне выходить, всего вам доброго.

- Да, а баночку тогда украл Миша Королёв. И весь класс знал об этом.

Я до сих пор помню этот приоткрытый рот и выпученные глаза.

Ностальгия по Социализму- тем, кто помнит.
…Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки…

На сей раз – о национализме. С глубоким уважением посвящается всем моим неравнодушным читателям, персонально - Chicago95

На последнем курсе техникума полагается полгода уделить производственной практике. Во всяком случае у нас было так. Чёрт нас дёрнул написать заявления с просьбой отправить куда- нибудь подальше, желательно в Прибалтику. Допросились. Получили направления в Каунасэнергоремонт.

Парочка необходимых отступлений.

1. Прибалтика- она очень разная.

Литва – это шестьсот лет рыцарских традиций. На заре становления этого государства Литовские и Русские князья вполне себе дружили, дочерей друг за друга замуж выдавали, да что говорить, первая хартия независимости Литвы написана на Русском языке. Потом прошло время, Россия приняла Православие а Литва – Католицизм. К описываемым событиям главный идеолог СССР находился в Кремле, а ЛитССР – в Ватикане.

Латвия попроще – смесь Остзейских немцев, и хуторян- Латгалов. Всё, что есть в Латвии серьёзного и исторического, построено Немцами. Латышам в Риге селиться запрещалось, можно было только на базаре торговать. Как народ, как государство, независимая Латвия родилась в Российской Империи, и выросла в СССР.

То же можно и про Эстонию сказать. Собственно, эти земли – нынешнюю Латвию и Эстонию Пётр Первый когда- то выкупил у Шведов – это была их вотчина.

С Эстонцами общался мало, кроме патологической жадности и упёртости добавить мало что могу. Но приписываемая им медлительность не совсем соответствует действительности. Просто Эстонский язык с его сложнейшими композициями гласных требует очень тщательного проговаривания, поэтому создаётся впечатление растягивания времени при разговоре.

2. Поехали мы втроём – три приятеля, по национальности – Русские. Петька – наполовину Еврей по матери, Славик – на четверть Вепс по бабушке (родные братья Эстонцев), и я – на одну восьмую то ли Турок, то ли Албанец – точно не знаю, прадед служил на Балканах, притащил оттуда невесту.

Оказалось, что нас ждёт очень приятный сюрприз – командировка из Ленинграда в Каунас была только началом. А работать нам предстояло в пос. Электренай, на Литовской ГРЭС – точно посередине между Каунасом и Вильнюсом. Станцию строили всем Союзом, одновременно строился посёлок рядом, и всем, изъявившим желание остаться там работать, квартиры выделялись сразу. Поэтому основной язык общения в посёлке был Русский.

У нас в техникуме училась барышня, по отцу – Соболева, мать Литовской национальности, поэтому её фамилия в Литовской транскрипции звучала – Собаляускине, а Ленкина соответственно – Собаляускайте. Отец (не последний человек на станции) таким образом просто организовал дочке возможность пожить полгода дома. А так, как для одного человека это было сделать невозможно, и пригодились наши заявления.

В чём приятность сюрприза? Двойная командировка. Мы получали суточные из Ленинграда в Каунас, и из Каунаса в Электренай, зарплату слесарей и стипендию. Общежитие- бесплатно. В России я гостиниц такого уровня комфорта видел немного. А уж в рабочих посёлках – не видел вообще.

Продукты в буфете на первом этаже – отменного качества и выбора, в столовой на станции вообще объедение, плюс обязательное «блюдо дня» - что- нибудь из национальной кухни всех республик по очереди. Башкирские пирожки с мясом и бульоном внутри, Узбекский настоящий плов с бараниной на курдючном сале, Литовские цепелины – картофельные пирожки с мясом. Каждая пятница – распродажа всяких деликатесов – ветчина, буженина, пять сортов колбас- сырокопчёные и сервелат, пять сортов сыра, деликатесные консервы – балык из осетрины, например в консервах я больше вообще нигде и никогда не видел.

Рай, короче. Денег- столько не истратить, уютно, чисто, комфортно. Настоящая Европа, хоть и Восточная- не шучу. И мы же не с рабочего посёлка на границе какой- нибудь Тьмутараканской области приехали, где в восьмидесятом году в магазинах было вообще ничего не купить, а из Ленинграда. Очень разительный контраст в уровне жизни.

В посёлке на десять тысяч человек был весьма приличный ресторан, пивной бар с выходом на пляж, сам пляж с вышками для ныряния и прочими прибамбасами, парк культуры и отдыха с аттракционами – Американской горке любой столичный парк позавидовал бы. Яхт клуб. Молодёжный клуб с дискотекой. Кинотеатр.

Всё это великолепие было слегка отравлено общей атмосферой – несмотря на то, что в посёлке жили наполовину Литовцы, а наполовину – представители всех национальностей со всех городов и весей СССР, общая атмосфера диктовалась Литовской диаспорой. Мы там были чужие, и со временем нам ясно дали это понять.

Мне повезло – я попал в замечательную интернациональную бригаду монтажников, в цех котлоремонта. Там были и Поляки, и Татары, и Русские - между собой говорили по Русски. Бригадир - этнический Поляк, Станислас Зубе –Стаси, как его называли. Три ордена трудовой славы- не шутка. И вся команда на подбор. Зимой они ездили по всему Союзу на монтажи, а летом – ремонт. Для них это был отдых. Понадобилось время и силы, чтобы доказать, что я полноправный член бригады, а не присланный studentas- brodyagas, от которого ни толку ни проку, и имею права говорить не «они», а «мы». Доказал.

Славик как- то извернулся, его можно было увидеть то в инструментальной кладовой, то он в компании с дефектоскопистами бездельничал – не напрягался, короче. А Петька – вообще убеждённый и последовательный противник физического труда, несмотря на то, что парень здоровый – дошло до того, что бригадиры просто отказывались его брать на работу, и он с удовольствием весь рабочий день лежал на солнышке.

Эпизод первый – отрезвление от эйфории.

Я специально столько времени посвятил описанию всего хорошего, что нам досталось, чтобы столкновение с реальностью выглядело так, как оно и было – мордой об асфальт. Мастером по ремонту обмуровок был некий Егоров, этнический Русский, но не Советский, а потомок эмигрантов, уехавших в 1918 году в Польшу – тогда Вильнюс- это была Польша.

Свою фамилию он иначе, как Egorovas не произносил, по Русски говорить брезговал, хоть не сомневаюсь, что понимал прекрасно, к Союзу относился крайне негативно, и не скрывал этого. Это от него я впервые услышал в спину презрительное «оkkupantas, kurva». К слову – в Литовском языке мата вообще нет, их «bibis» гораздо ближе к медицинскому «пенис» нежели к нашему, родному, что так уютно выглядит надписью на заборе. В случае необходимости используется Русская лексика, или же к Русскому слову приделывается Литовское окончание – иногда забавно получается, «pisdauskas» например- (п…ц в переводе).

Этому Егорову не получилось уложиться в срок в восстановлении обмуровки на сданном в эксплуатацию котле. Не ему одному, там много было недоделок – котёл запустили, а он кинул клич – кто согласен выйти в выходной, по два отгула за смену. Наши согласились, ну и я конечно тоже – из солидарности. Работа – не бей лежачего, просто обеспечить мастерам своевременную подачу шамотных кирпичей, и термостойкого раствора. Неприятно было то, что на сходнях отсутствовали перила, а метров пять пути вообще приходилось идти по неизолированному паропроводу, держась за какую- то трубу – подошвы на ботинках плавились. Это на тридцать шестой отметке – 36 метров до пола. За смену сделали почти всё, оставалось немного, Егоров уговорил нас закончить сегодня, посулив ещё по одному отгулу. За полтора часа закончили.

Это была суббота.

В понедельник смотрю журнал отработки, у всей бригады стоит по три смены переработки, а у меня- ничего. Иду в каптёрку к Егорову, задаю вопрос – где?

- Nesuprantu rusiškai ( не понимаю по Русски).

- Ты что творишь, я на тебя бесплатно что ли работал?

- Dink iš čia (Вон отсюда).

Я рассказал Стаси, он попробовал поговорить с гадом, возвращается – ничего нельзя сделать, мы все работали как бы нелегально, по акту он эту работу сдал ещё неделю назад.

Ну утёрся, а что я сделаю?

Прошло недели две. Водитель самосвала, высыпая кузов чугунной дроби для дробеочистки, слегка промахнулся, и дробь посыпалась в бетонный короб со всякими коммуникациями – хрен её оттуда потом достанешь. Егоров бросился на колени, воткнул обе ладони, пытаясь удержать поток, и орёт, значит, что- то по Литовски. Рядом стоит здоровенная снежная лопата из нержавейки – я хватаю лопату, втыкаю её чуть выше его рук, ору – «РУКИ!» и с силой, ногой её втыкаю до пола. Кем надо быть, чтобы не убрать руки в такой ситуации? Он не убрал. Выдернул руки, правая в крови, прошипел что- то злобно, и побежал в припрыжку в медпункт.

После обеда, вся бригада в раздевалке, мужики в домино режутся – приходит забинтованный. Оказывается, я ему стесал под корень три ногтя на руке. Орёт истошно, причём не на меня, а на Стаси. Рукой на меня показывает. Плюётся. Морда красная, глаза выпучены, аж подпрыгивает.
Разговор происходил на Литовском, поэтому я понял только мат.

Закончилось тем, что Стаси от души зарядил ему в морду, и пока тот возился на полу, поднимаясь, завершил конфликт фразой по Русски – «Какой ты на х…й Литовец, говнюк ты».

Потом мня в бригаде долго подкалывали – они были уверены, что я это сделал специально – а что – три отгула, три пальца… Но с той поры я действительно стал в бригаде своим.

Эпизод второй – окончательное отрезвление от эйфории.

В СССР была практика посылать работников в колхозы – на помощь при уборке урожая. Ну не хватало рабочих рук на местах. Нас специально предупредили – никаких колхозов, вы студенты на практике, по закону не положено.

Однако, не прокатило. После утренней разводки нас с Петькой берут под ручки и к главному прорабу.

- Вот что, ребята. Я знаю, что не имею права вас посылать, но других просто нет. Некого послать, кроме вас, поймите. Всего- то на три дня, прокатитесь, отдохнёте на свежем воздухе…

Ну, мы поупирались конечно для порядка, на что он обрисовал нам картину – «Вы думаете, я не знаю, как вы сюда попали? Что вы двойную командировку получаете? Это вам Юрка Соболев устроил, из за дочки своей. Этот ещё – жест в мою сторону, хоть работает, Стаси его хвалит, а вы двое (Славик опять ухитрился ускользнуть) вообще лодыри. В общем так – попробуете отказаться, я вам командировку закрываю, поедете в Каунас, зарплата будет не сто восемьдесят, как сейчас, а восемьдесят. И суточные только из Ленинграда. (Ленинград, как студентам, платил нам рубль двадцать в день, а Каунас – три шестьдесят). И в отчётах по практике напишу, что вы лодыри и тунеядцы».

А это – реальный шанс техникум вообще не закончить.

Согласились, конечно. Добрались до нашей комнаты, переоделись, побросали шмотки в сумки, поехали. Пообедать забыли. Пока добрались до Каунаса, пока нашли улицу Химиков, где была общага Каунасэнергоремонта, пока обозначились, кто такие, устроились – уже поздний вечер. На дверях буфета записка – «буфет закрыт, готовимся к свадьбе». Денег- то взяли с собой, но улица Химиков (Сhemikas) это глухая промзона, магазинов нет, транспорта нет, города не знаем, да и уже стемнело. Поужинали водичкой из под крана, утешало то, что нам были обещаны горячие обеды на поле.

Пять утра, подьём, буфет закрыт, завтрак из под крана, по грузовикам, и под Кедайняй – на поле. От Каунаса до Кедайняя недалеко – всего километров пятьдесят, но это не супершоссе Вильнюс- Каунас, а весьма себе просёлочная дорожка. А дальше – вообще грунтовка. Пока доехали, рассвело.

Неприятно было, что в коллективе – одни Литовцы. На нас смотрели, как будто в углу насрано. Я попытался поговорить с бригадиром, обрисовать ситуацию, он просто проигнорировал.

Работа заключалась в том, что надо было дёргать руками из земли буряк – кормовую свёклу- килограмма по три каждый, обрубать ботву, буряки складывать в пирамиды отдельно, ботву- отдельно. Для обрубания всем выдали устрашающего вида ножи из списанных ножовочных полотен – длина с рукояткой около полуметра, толщина – миллиметров пять. Мачете, блин.

Разметили участки, начали работать. Петька, сволочь, филонил конечно, но не из подлости, а по убеждению. Такой он человек. Забегая вперёд, скажу – он мне ближе брата. Настоящий друг. Давным давно эмигрировал, но всё равно мы все эти годы поддерживаем отношения, пару раз в неделю непременно общаемся.

Когда днём, в обеденный перерыв, вместо горячего обеда всем выдали по рублю, ситуация стала выглядеть крайне неприятно. Попытка поговорить с бригадиром опять наткнулась на презрительное непонимание.

И ведь они, твари, знали всё заранее, у каждого с собой было пожрать припасено. Ну мы отошли в сторонку, чтобы слюной не давиться, на коллег по несчастью глядючи – Петька, говорю, хочешь буряка попробовать? Поржали.

Закончили мы свои участки последними, грузовики уже сигналили вовсю – и бригада смотрела на нас уже откровенно со злобой – им домой пора, а ещё ждать этих оккупантов приходится.

Ужин из под крана, завтрак тоже – буфет закрыт, готовится к свадьбе. Это уже третьи сутки пошли, что мы не жравши. И пожаловаться некому. Дело происходило в конце октября, ночью подморозило. Земля стала твёрдой, а ботва пожухла.

Дёргать эти, мать их, корнеплоды, становилось изощрённой пыткой. Я уже дышу тяжело и через раз, Петька прекратил свои обычные подколы и хохмы, злобно пашем. Терпение кончилось, когда вместо обеда опять выдали по рублю.

Я подошёл к бригадиру, сказал – вон там, на краю поля, деревня какая- то виднеется. В общем, как хочешь, мне похер, что ты о нас думаешь, мы пошли искать магазин – жрать хочется. Он первый раз снизошёл ответить по- Русски. С акцентом и презрительно. «Обеденный перерыв- сорок восемь минут».

Сорок восемь минут мы только шли по пашне. Потом полчаса сидели у запертой двери магазина – на двери было объявление, но там я понял только одно слово – «uždaras» - закрыто. Правда, рядом сидели аборигены, дожидаясь открытия, и недоумённо на нас поглядывали – но они не уходили, ждали- что внушало надежду.

Уф. Открылись. Мы схватили по батону булки, по банке каких- то рыбных консервов, сливочного масла и две бутылки коньячного пунша. Другого питья не было – но там не крепко, градусов двадцать. Сожрали это всё, пока шли обратно. Пришли, уже почти довольные.

В бригаде – густая атмосфера скандала. Все уже закончили работу, скоро машины придут, а на наших участках и трети не сделано.
Ну, а дальше – по накатанной.

На нас начинают орать, причём по- Литовски, мы огрызаемся по Русски, кто Петьку взял за воротник, и на его «Руки убери!» спросил – «Тебя как зовут?»

- Пётр

-Пидор?

-Сам ты пидор!

И понеслась. Петька вообще подраться не дурак. Этого «пидора» он на землю уронил. Что и было единственной победой в том месилове. Я прилично получил по морде, кому- то отвесил, без особого успеха, от толчка чуть не упал – мы с Петькой встали спина к спине – он вытащил из сапога мачете, заорал – «Ну подходи, суки!» Я тоже вытащил свой.

Эти гондоны похватали свои ножи и двинулись нас убивать.

По Литовски говоря, это был полный pisdauskas. Не знаю, как Петька, а у меня перспективы быть зарытым прямо тут, на поле, вызвали не страх и не тоску, а волну бешеной ярости – когда нет вообще никаких моральных запретов, когда можешь позволить себе всё. Что было дальше –помню смутно, время растянулось, как резиновое. Бригадир остановил побоище. Вроде никто не пострадал.

Пока мы отходили от адреналина, крики в бригаде продолжались. Всё- таки есть у Литовцев привычка к порядку и пиетет к старшему. Что он там им приказал, как обосновал – не знаю, но вся бригада минут за десять убрала наши участки, а там и машины подъехали.

Залезли в кузов, но по пути остановились. Бригадир забрал у нас по выданному рублю –впрочем и у всех остальных тоже. Вернулся с несколькими бутылками водки. Литовская традиция мужской пьянки – каждый по очереди делает глоток, произнеся несколько слов. Выпить сразу полстакана – это практически подвиг, не пьют они помногу, не принято у них.

Я этого не знал, и засадил сразу грамм триста жадными глотками. Воспринято это было скорее с позитивным удивлением – ни хрена, как парень может! Во всяком случае в одобрительных возгласах не было ни тени жадности за общую водку.

Когда окончательно отпустило, я почувствовал, что что- то щиплет на груди. Сунул руку – блин, всё пузо в крови. Достал таки кто- то. Разрез небольшой, всего сантиметров пять- шесть, только кожу рассекло – неглубоко. Но это был явно удар по горлу. На левой стороне груди, от горла вниз сантиметров десять, почти горизонтально, под небольшим углом. Был разрублен ватник, брезентовая куртка и свитер. Футболка не считается – она на кольчугу не похожа.

До Каунаса ехали, распевая хором гимн буржуазной Литвы – который до сорокового года. Мы не пели- слов не знали.

Думаете, что- то изменилось? Ужинали мы опять из под крана, Петька матерился в голос, глядя, как я отстирываю футболку от крови, легли спать, утром буфет закрыт, готовятся к свадьбе, по машинам, и снова на поле. Это была пятница, работать оставалось совсем чуть- чуть, я с ходу объявил бригадиру, что мы пошли в деревню за жратвой, а он может нас прямо тут и сейчас закопать, если против. Когда мы вернулись, всё уже было убрано.

Это не было признанием. Мы не стали для них своими, просто стали не совсем чужими. Для большинства литовцев наше поведение на поле – не подвиг, даже не поступок, а совершенно нормальная реакция. Это у них в крови – шестьсот лет рыцарской истории.

Уехали с поля раньше, вместо обеда опять было по рублю, добрались до своей общаги в Электренай, отожрались от пуза, выпили, и легли спать.
В отчётах по практике главный прораб написал нам по благодарности. И Славику в том числе. Я тепло простился с бригадой, практика кончилась, мы уезжали домой в Ленинград.
……………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………..
Прошло больше сорока лет. Я знаю числительные на трёх языках, кроме Русского и Литовского. Но с этим уже не справиться пожизненно – каждый раз, когда при мне вслух произносится какая- то цифра, я мгновенно перевожу её на Литовский.

Ностальгия по Социализму- тем, кто помнит.
Как я не стал офицером.

Мы с братом из семьи потомственных Питерских интеллигентов (у меня есть смягчающее вину обстоятельство- я ещё и слесарь шестого разряда). Так получилось – не наша вина. Наличие высшего образования в семье не обсуждается – это естественно и неизбежно. Но так, как в школе я был хулиганом, меня выперли после восьмого класса – пришлось идти в техникум.

И вот, получен диплом о среднем техническом образовании – впереди служба в рядах. Два года терять, а хочется учиться дальше. Но есть альтернатива – военно- инженерное училище. Тогда (да и сейчас) в Ленинграде их было в достатке – выбирай на вкус.

Заявление, медкомиссия в военкомате, предписание на прибытие – лагерь абитуриентов в области, от города километров восемьдесят. Как потом выяснилось, отдельная рота из технарей – то есть постарше и с дипломами, а не школьными свидетельствами об образовании, специально была вызвана и сформирована на две недели раньше остальных – нас привлекли к обустройству лагеря.

Всего было одиннадцать рот на полторы тысячи абитуриентов. Приём на первый курс – шестьсот с чем- то человек. Даже конкурс присутствовал. Девять рот – вчерашние школьники, десятая- наша- после техникумов, и одиннадцатая – ребята, отслужившие по году в армии, и изъявившие желание стать офицерами.

Две недели мы ставили палатки (вы видели палатку с двухъярусными нарами на сто пятьдесят человек?), таскали матрасы и собирали нары. Успели подружиться. Это было как небольшой отпуск на природе – кормят от пуза, режим, как таковой отсутствует, красота. Кстати, у нашей, и у одиннадцатой роты палатки стояли обособленно, и были зимние, двуслойные и прорезиненные.

Потом в лагерь начали прибывать будущие курсанты. Посчитались, организовались, и началась собственно абитура. В столовую строем, строгий режим, личные вещи под замок в каптёрку, одежда – одинаковые синие тренировочные костюмы, при себе можно иметь бумажник и сигареты, обязательно нужно – карточку абитуриента.

Расписание экзаменов, их всего четыре, как везде, перед каждым- по несколько дней на подготовку.
Примерно за неделю жизнь в лагере устоялась. И сразу выяснились особенности отношений. Девяносто девять процентов приехавших хотят поступить и волнуются из за конкурса. У школьников перед нами преимущество – они хорошо помнят общеобразовательные предметы- только что в школе экзамены сдали. А мы уже три года как забыли про них. Но и у нас преимущество – негласное правило, по которому человек с дипломом, идущий учиться по своей специальности, всегда предпочтительнее бывшего школяра.

И тут же сидят представители общевойсковых и командных училищ – вербуют не сдавших экзамены к себе – им же надо набор обеспечивать?

И есть ещё категория «абитуриентов» - которые изначально никуда поступать не собираются. Заявление в училище – это полгода отсрочки от армии, и в случае, если училище находится в другом городе, проезд и питание в дороге – за счёт министерства обороны. Я общался с романтиком из Владивостока, которому просто хотелось прокатиться, посмотреть страну.

Отдельная категория сволочи – компания урюков из Средней, вроде бы Азии. Какого чёрта они попёрлись сюда? Ленинград посмотреть? Вместо этого – лагерь за колючей проволокой, режим и неизбежное увольнение – какие на хрен экзамены, они по Русски- то еле говорили. На правила им было наплевать, на режим и прямых командиров (курсанты второго курса училища) тоже. Держались вызывающе и особняком, штатскую одежду не сдали (двое вообще в Бухарских халатах), в основном их можно было увидеть, сидевшими на корточках кружком, и потягивающими очередной косячок, передавая друг другу по очереди. Так получилось, что поселили их вместе со школьниками, и те их просто побаивались – понятно, пацаны вчера только от мамы, семнадцать лет, а тут эти бородатые абреки.

Я всегда учился неплохо, экзамены сдавал в пределах тройка- четвёрка, был достаточно уверен в поступлении, но хотелось что- то ещё придумать для подстраховки. В карточку абитуриента любой из начальства имел право вписать замечание. Всё это учитывалось на приёмной комиссии.

А собственно, почему только взыскание?

И вот родился такой план. Я пообщался в сторонке с парнем, которому безусловно можно было доверять.

- Так, схема сработает два раза точно, три раза со скрипом. За четвёртый не поручусь. Я отдаю тебе свой бумажник, ты его денёк другой позасвечиваешь, потом возвращаешь. Всем говоришь, якобы потерял. Я его якобы нахожу, отношу в штаб, тебе его возвращают, мне благодарность в приказе. Недельки через две повторишь уже для себя- придумай что- нибудь другое, хотя бумажник лучше.

- Ну ты жук, ха ха. Годится, давай сыграем.

Ну и вот, я поднимаюсь в штаб, товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться, вот, так сказать нашёл. В бумажнике мои тридцать рублей и комсомольский билет моего сообщника.

Иду обратно, слышу по громкой связи – «абитуриент такой- то немедленно прибыть к штабу!»
Сработало.

Вечернее построение. Полторы тысячи рыл смотрят, как меня торжественно вызывают в центр плаца, жмут руку, произносят прочувственные слова «…рад, что именно такие люди идут служить офицерами в Советскую армию…» Даже неудобно. Не ожидал такого пафоса.

Отвечать «Служу Советскому Союзу» я ещё не имею права, вспомнив своего деда- вольноопределящегося в 1916-м году, щёлкнул по – белогвардейски пятками с резким поклоном, и строевым шагом отбыл в роту.

Поздравлением дело не закончилось. Меня поощрили увольнительной. Абитуриента- увольнительной. Кто служил, тот поймёт.

Правда эта увольнительная превратилась в бешеную беготню по магазинам – половина роты напихала мне денег с поручением что- то купить. Футбольный мяч в том числе. Еле дотащил – одних кед пар восемь.

Теперь отступление. Режим действительно был строгий – отчасти так отсеивались неприспособленные к дисциплине и порядку. Громкий конфликт – на первый раз замечание в карточку, второй – скатертью дорога. Пьянка, драка – пинок под зад без разговоров. Даже платочком вслед не помашут.

Отчего абреков до сих пор не выгнали – очевидно решали вопрос, чтобы их всех одновременно на хрен, и чтобы по городу не болтались- они же ещё под юрисдикцией министерства обороны. Чтоб из лагеря – без остановок в родной аул. Неприятностей не хотели. Мерзавцы продолжали вести себя по хамски, очевидно решили, что если их не трогают, то так и надо.

Вот с ними у нас и вышло столкновение. Мы вышли на поле- в футбол поиграть- тем самым купленным мячом. Поиграть удалось минут пять – на поле вываливает эта шобла –

-Вы паыгралы, таперь дайти нам паиграт.

Обидно до слёз – и даже ответить нельзя- попадёшь на взыскание, вылетишь с приёмной комиссии. Мы поскрипели зубами и пошли с поля.

- Э, куда пашол, мячик аставь!

Это уже запредельное хамство. Наш, собственный, на свои деньги купленный?

Ушли молча, но клокотало так, что руки тряслись.

На следующий день, после отбоя, получаю лёгкий тычок в бок и шёпотом-

- Чёрные за толчком косяк давят, пойдёшь?

Я пружиной выскочил из койки. Желающих набралось примерно втрое больше, чем басмачей. Подобрались мы бесшумно, и вся акция заняла не больше пятнадцати секунд – с таким перевесом сил мы их просто разорвали. Акция происходила в тишине – мы молчали, а они были не в состоянии даже мычать. Самое мягкое – это полубессознательную тушу, взявши вдвоём за руки несколько раз со всей дури приложить мордой об сосну. То ли крошки коры врассыпную, то ли зубы -и кора и зубы были одинакового коричневого цвета.

- Всё, уходим! Шёпотом, но громким.

Никаких последствий не было . Вообще. Просто наутро басмачи исчезли, расследовать никто ничего не стал – очевидно командование эти уроды достали так, что офицеры были несказанно рады избавиться от этой банды.

Экзамены благополучно сданы, кому не повезло, уехали, мы ждём приёмную комиссию, а пока- расширенный медосмотр.

Вот тут меня и настигла судьба. Офтальмолог мимоходом спросил –

- А что это у Вас слеза в глазу?

- У меня всегда так. Сколько помню – мне не мешает.

Он порылся в справочнике, хмыкнул, потом провёл небольшое исследование и поставил диагноз – «Врождённое уродство, непроходимость слёзного протока на левом глазу». Негоден.

И последний эпизод. Кто скомандовал «Рота, смирно!», когда я зашёл попрощаться? Меня провожали строем. Сколько лет прошло, а вспоминаю как шёл через строй – слёзы наворачиваются.

И в прямом и в переносном смысле – проток- то непроходимый. Вот и сейчас капнуло…

Ностальгия по Социализму- тем, кто помнит.
…товарищ, я вахты не в силах держать, сказал кочегар кочегару…

Зиму 1981- 82 года я работал на Охтинском Пластполимере. Машинистом- кочегаром.

Историческая справка – химкомбинат возник во второй половине сороковых, оборудование было вывезено по репарациям из Германии, концерна Gemeinschaft Farbenindustrie AG. Всё железо – по технологиям двадцатых годов – когда создавался концерн. Двадцать лет проработало в нормальном режиме, с 1939 по 45-й в режиме полного изнасилования. Потом разобрано, перевезено в СССР, собрано там, и ещё проработало почти тридцать лет к моменту описываемых событий.

Я был знаком с человеком, который руководил этой акцией, и был первым директором Пластполимера – лауреат Сталинской премии Михальский Фёдор Михайлович – он мне это и рассказал. «Станки Немецкие и Английские, техдокументации нет, или чёрт знает на каких языках.» «Пока везли – часть потеряли, или поломали, половина размеров метрические, половина дюймовые, как нам вообще удалось это запустить? Немцы для себя хорошо делали»…

На территории предприятия было две котельных – одна историческая, с котлами «Шухов-Берлин» двадцатых годов, а вторая вполне современная. Я работал в исторической.

Главное в обязанностях кочегара – поддерживать стабильные параметры пара – технологический цикл комбината не терпел разброса по давлению и температуре, и при этом не угробить котлы.
Когда я первый раз увидел это убожество, стало немного страшно. Это сейчас котельные полностью автоматизированы, управляются с компьютера, там чисто, тихо, аккуратно и вообще – благорастворение воздухов.

В этой котельной была ржавая, полностью изнасилованная рухлядь вместо арматуры, клапаны автоматики безопасности, отключающие подачу топлива в случае аварийной ситуации тщательно и аккуратно отглушены деревянными клиньями, и замотаны проволокой – чтоб не дай Бог не сработали, потому, что если их открыть, то срабатывать они будут раз в пять минут. Проще говоря, котельная постоянно работала в аварийном режиме.

Всё в котельной регулировалось только вручную, из за щелей в обмуровке постоянно присутствовал угарный газ – хоть и в небольшой концентрации, но если периодически не проветривать, к концу смены глаза, как у кролика, и голова раскалывается. Стыки по фланцам подтекали, манометры и термометры врали безбожно, даже дымовая труба – одна на четыре котла- проржавела у основания и слегка покосилась. Романтика.

График работы- три дневные смены- выходной, три вечерние – выходной, три ночные – выходной. После ночных получалось двое суток выходных, только первые сутки- не выспавшись. Но пообвыкнув, мы поняли, что в ночную смену легко можно подремать часа три- четыре. А ещё нам полагалось молоко за вредность.

От общественной деятельности отвертеться не удалось, мне пришлось оправдывать оказанное высокое доверие - на общем собрании назначили секретарём ВЛКСМ цеха, мотивируя это тем, что «больно хорошо свои мысли излагаешь, лучше тебя у нас так никто не может». Комплимент, блин…

Помимо всего прочего, эта должность предполагала руководство участием цеха в «Социалистическом соревновании».
- Ну и как мы будем с вами соревноваться? Спросил я на общем Комсомольском бюро комбината? У всех цехов есть производственный план, у нас – только эксплуатация.

(справедливости ради – я не поленился заранее посмотреть прошлогодние отчёты, и законспектировать баллы у победивших в соревновании. Это называется – неординарный подход к ситуации, или проще говоря- «хитрожопость»)

- Предлагаю вот что – плюс пять баллов за каждую безаварийную смену, и минус десять за аварийную. Проголосовали «За» – себе же в ущерб.

Старшим кочегаром у нас в смене (собственно, нас двое и было) был некий Васька Вицкевич – человек с исторической биографией. Родился в Польше, вырос в Германии, жил в СССР. Не выезжая из своей родной Белорусской деревни.

В Ленинград он подался в шестидесятые, поначалу работал помощником кочегара, катал тачку с углём, потом кочегаром – бросал уголь в топку. Когда котельные перевели на комбинированное топливо – газ- мазут, его загнали на курсы повышения квалификации, выдали корочки, и Васька стал большим человеком. Настолько большим, что поехал в свою деревню, выбрал там девицу лет на пятнадцать его моложе, и женился. В Ленинграде будешь жить, сказал. Ленинград оказался промзоной на самой глухой рабочей окраине Охты – комнатой в рабочем общежитии.

Девица однако, унывать не стала, нашла себе работу – была такая фирма –«Невские зори» - занималась ремонтами в квартирах, и через год уже официально зарабатывала вдвое больше, чем Васька, а с воскресными халтурами – ещё столько же. Ну, и Васька, понятно загрустил. Впал, так сказать, в глубокую депрессию. Загрустил вдумчиво, ежедневно и помногу. И почти не закусывая. Если в дневные смены он ещё выглядел относительно адекватным, то в вечерние и ночные был просто на бровях.

Очередная ночная смена. Прихожу, расписываюсь в трёх вахтенных журналах – за себя и за Ваську – в работе три котла. Ничто не предвещает, атмосфера спокойная, режим на котлах настроен, предполагается мирная ночь, как и многие другие. Пока Васьки нет, я один легко за этим покоем услежу.

В этот день у одной из девчонок с участка химводоочистки случился день рождения. Поэтому примерно через час после начала обе наши красавицы – Женька и Наташка- спускаются со своего этажа. С литром водки и закуской.
Васьки ещё нет. В котельной спокойно.
Посидели, немного выпили. Сжевали по бутерброду.

Дальше события начали развиваться стремительно.
Звонит начальник смены – Серёга Нахимов – на года три меня старше, заканчивал тот же техникум, что и я. У нас много общего, отношения приятельские.
- Привет, Васька где?
- В туалете.
- Так, слушай, в ёмкости мазут кончается, давай, второй котёл переводите на газ, а как переведёте, третий будем останавливать – с линии позвонили, они технологию менять будут, столько пара не нужно.
- Понял, сделаем. А может вначале третий заглушить? Спокойней будет.
- Делайте, как хотите.

Ага, сделаем. Остановить котёл я и один легко смогу, а перевести с мазута на газ эту рухлядь, и ничего не обрушить и не сломать – лучше вдвоём.

Записываю в журнал – 24=00 останов третьего котла. Поехали. Закрыть вентиль подачи мазута, открутить ствол горелки с форсункой, бегом в дальний угол – на пропарку – если ствол не пропарить, мазут внутри застынет, хрен его потом отковыряешь оттуда.

Блин, солнце взошло! Появляется Его Сиятельство старший кочегар. Девчонки ещё за столом, Васька, мгновенно взвесив ситуацию, радостно прислоняется к мероприятию – мы не успели оценить степень его внутреннего «сияния», поэтому, приняв стакан, он даже не смог дожевать до конца бутерброд – отрубился намертво.

Раз одна из двух горелок выключена, пошла раскачка режима – уровень воды полез вверх. Как только он доходит до аварийной отметки, раздаётся оглушительный звонок – надо прикрыть задвижку, чтобы уменьшить подпитку. Звонить будет до тех пор, пока уровень не снизится.

Глушу вторую горелку – со стволом бегом на пропарку. Звонок орёт, Васька спит.
Барышни собирают снедь со стола – в котельной становится неуютно.

Пока пропаривается второй ствол, я принимаю решение нарушить на хрен инструкцию – переведу я на газ второй- по правилам нужно вначале полностью отглушить мазут, и только потом растапливать на газе. А почему не отглушить одну горелку, открыть на ней газ, потом вторую, и при наличии факела слева она тоже прекрасно разгорится?
Так и делаю. Звонок не перестаёт орать, бегаю вокруг двух котлов, слежу за уровнем и подкручиваю задвижки.

Васька спит.

Первый котёл стабилен. Ага. Стабилен он, сволочь. На дне каждой мазутной ёмкости всегда болтается несколько тонн воды – на работающем баке уровень был упущен настолько, что вода пошла на стволы горелок.

УУУпффф. Децибелл на сто. Пол качнулся.

Теперь так. Температура факела – 1100 оС. Температура внутренних поверхностей обмуровки – 600 – 700 оС. Если это поливать из двух шлангов водой под давлением – это баня. Это не просто баня – там можно роте солдат с удовольствием попариться. Жаль, у меня венничка берёзового не было. Напоминаю- обмуровка вся в щелях. Минуты за три весь котельный зал заволакивает паром, не видно ни хрена, звонки уровня начинают трудиться втроём – удержать уровень на трёх котлах в такой ситуации одному – это уже проблема.

Васька спит.

Третий котёл, что останавливаем, потихоньку начинает успокаиваться, бегать вокруг двоих уже полегче.
И тут звучит главный аккорд всей этой ночной рапсодии. Машинистка мазутки должна была меня предупредить – но я мог просто спутать звонок телефона и указателя уровня, и не снять трубку. Она переключила подачу мазута с пустой на полную ёмкость. Температура вспышки горячего распыленного мазута – 90 оС.

С обоих стволов, полным расходом в топку первого котла ломанул мазут.

Это был не просто взрыв – грохнуло, как будто в котельную тонная бомба попала. В этот момент я со стволом в руках бежал мимо – и уворачиваясь от языков пламени, поскользнулся, крепко приложившись башкой об какую- то железяку.
Котельную спасло только то, что в обмуровке котла было полно щелей – и кирпичи не разметало по всему помещению. Упало несколько сверху, но они и раньше падали - никто не заметил.

Васька спит.

А теперь представьте картину. В котельной ещё полно пара, кроме пара в воздухе крутится с полтонны сажи, не видно вообще ни хрена, звонки уровня надрываются в истерике, мне приходится на ощупь бегать по лестницам, чтобы рассмотреть уровень, и подкрутить задвижки подпитки.

Спускаются перепуганные девчонки. Я весь чёрный, морда в крови, скачу, как обезьяна между котлами.

Женька:
- Что случилось!?
Наташка падает в обморок.

Васька спит.

Закончилось всё благополучно. Я удержал уровни в котлах, открыли окно, проветрили котельную, до конца смены ещё хватило времени отмыть всю сажу со стен и пола из шланга. Барышни прополоскали мне голову остатками водки, завязали платочек, я по памяти, особо не стараясь, заполнил все три вахтенных журнала. Уф. Ещё одна безаварийная смена закончилась.

Васька проснулся, и мило улыбаясь, сдал смену следующим- после нас. В бутылке ещё немного оставалось – на опохмел, так что улыбаться была причина.

PS. В комитете комсомола никто не позаботился посчитать количество баллов, которые наш цех получил бы за год при условии безаварийной работы, и сравнить цифру с прошлогодними данными. Так что наш цех занял первое место с большим отрывом. Все получили приличные премии, а секретарь – ещё и поощрительную путёвку на морской круиз- на туристском лайнере, на две недели – из Одессы вверх по Дунаю и обратно. Только это уже был не я, я уволился, секретарём назначили Серёгу.

Узнал я об этом случайно, через несколько лет. Но я не в обиде, да и на Дунае потом побывать довелось – ни хрена он не голубой, а зелёный, как крокодил Гена.

Ностальгия по Социализму – тем, кто помнит.
В продолжение истории 1386720 –про украденную ванну.

Летом семьдесят девятого года довелось мне попасть в стройотряд «Ленинград центральный».
Трудились на хлебозаводе имени Бадаева – сейчас он называется «Каравай»- это недалеко от площади А. Невского. С разрешения общественности позволю себе рассказать несколько эпизодов из той практики.

Эпизод 1. Знакомство.
Условия труда там были достаточно тяжёлые, местами просто экстремальные. Зарплаты же – ниже некуда. Поэтому большая часть рабочих находилась там принудительно – распределялась милицией, или это вообще были отбывающие срок на условно- досрочном освобождении.
По КЗоТу они тоже имели право на отпуск – поэтому на время их заменяли такими энтузиастами- комсомольцами вроде нас. Несколько похоже на работорговлю.
Работа несложная – девчёнок загнали на второй этаж – на сушки и бублики, а нас на укладку и выборку хлеба – раскладывать по лоткам, или следить, чтобы весь свежевыпеченный хлеб из печи попадал на транспортёр. Один ряд – десять силуминовых форм, скорость подачи – одна буханка в секунду. На выборке стоишь и бездельничаешь – всё автоматизировано, очередной ряд появляется из печи, переворачивается и скачет по специальным зубчикам – буханки вываливаются на ленту и уезжают на укладку. Очень жарко- ну что удивляться- возле печи стоишь. И выдана небольшая лопатка из нержавейки – если буханка не вывалится – её надо выковырять, чтобы не уехала обратно.
Ага. Вот тут и был подвох. На противоположном конце печи стоит автомат для смазки форм маслом, и автомат подачи теста. Сломался автомат для смазки. Цепь с формами останавливать нельзя, иначе несколько тонн хлеба превратятся в угольки и намертво пригорят к формам- а это значит месяц простоя- пока их отчистят.
Мгновенно был найден вариант решения – вместо автомата поставили какого- то ленивого придурка, дали ему в руки пистолет- пульверизатор, прикреплённый к шлангу подачи масла под давлением. Стой и поливай – старайся поровнее, и чтобы всем досталось. Десять форм в ряд – это около трёх метров. Чтобы смазать всё как следует, надо сделать шаг в одну сторону, и потом- два в другую. Естественно, этому мерзавцу лень топтаться взад- вперёд – он стоит на месте и просто размахивает пистолетом. Гад. Из десяти форм в ряду, нормально смазываются четыре- пять. До крайних, если что- то и долетает, то настолько недостаточно, что выпеченные буханки гарантированно не вывалятся самостоятельно.
Кода до меня дошли эти несмазанные ряды- начался ад. Без преувеличения. С силой воткнуть лопатку между стенкой формы и хлебом, и вывернуть буханку на конвейерную ленту. Четыре- пять раз за десять секунд. Без перерыва. Минут пятнадцать было даже немного весело, через полчаса руки уже просто болели, через час это было уже почти отчаянье на грани истерики.
Выковыривать удавалось не все, и через сорок пять минут (полный цикл хода подающей цепи, на которую крепятся формы) ко мне стали приезжать обгорелые лепёшки двойного объёма. Это извлечь на ходу уже в принципе не представлялось возможным.
Когда прибежала возмущённая мастер смены, я её просто обматерил- чего никогда себе не позволял и не позволяю – матом с женщинами. Баба была не дура, поняла причину, и через сорок пять минут стало получше – видать она вставила пистон тому уроду с масляным пистолетом. Но всё равно – две- три буханки из ряда приходилось выковыривать.
Да, весь этот спектакль происходил при температуре около пятидесяти градусов по Цельсию. Не помню, как я достоял эту смену. Когда меня сменили, я просто упал и лежал на полу, дожидаясь, чтобы исчезли красные круги перед глазами. До дому добрался, имея вместо рук две верёвки. Это не фигура речи – «устал, аж руки не поднимаются». Стою как дурак перед дверью, и не могу поднять руку, чтобы вытащить ключи из кармана. Хоть смейся, хоть плачь. Носом нажал кнопку звонка, ужинать отказался, рухнул на свой диван, и провалился в небытие.

Эпизод 2. Боевое крещение.
После этого я к выборке больше не подходил. На укладке нас было трое – Арсен, мужик за сорок уже с тремя ходками, Дима – молодой придурок с условной статьёй и я. Надо просто уложить хлеб по деревянным лоткам в контейнере и откатить полный контейнер в сторону цеха экспедиции, где грузчики уже будут закатывать его в грузовики.
Двое работали, один отдыхал – по полчаса, потом менялись. Хлеб с ленты транспортёра кучей сыпался на вращающийся стол, первый по ходу укладчик успевал убирать почти всё, второй подбирал остатки, подвозил пустые и отвозил полные контейнеры. Полный контейнер весит около двух тонн – катали их по специальным рельсам, проложенным на высоте около полуметра над полом.
Повороты – на поворотных кругах. Те же рельсы, отрезки по метру, только с фиксаторами, и на тумбе с подшипниками для разворота на девяносто градусов- по вертикальной оси. Подъехал, закатил контейнер на круг, закрыл и проверил фиксаторы контейнера, открыл фиксатор рельсов, развернул, закрыл фиксатор рельсов, открыл фиксаторы контейнера, поехал дальше. Вроде просто. Но в цеху работал парень, который ухитрился уронить на себя контейнер при повороте – я видел в душе его жуткие шрамы.
В тот день я опоздал минут на пять – (напоминаю, скорость подачи- буханка в секунду) и на столе уже вертелось с полтонны хлеба. Там так принято было – смена кончилась – встали и пошли, остальное – проблемы принимающей смены. Слава Богу, рядом стояли три пустых контейнера. Ни Арсена ни Димы нет – Арсен мог накануне нажраться, и появиться на работе через час после начала, а Дима вообще был непредсказуем.
Ну я и рванул по Стахановски– со временем эти движения доходят до полного автоматизма – схватил две буханки – крутанул их так, что шлёпнулись на неподвижную полку у стола- аккуратно рядышком, схватил ещё две, крутанул, схватил готовые четыре, развернулся, бросил в лоток контейнера. В лотке два ряда по восемь буханок. Лоток заполнил, переменил на пустой – и так далее. Часа за два мне удалось привести укладку в Божеский вид. Я даже успевал бегом сгонять за пустыми, и оттаскивать к экспедиции полные контейнеры.
Мастер приволокла мне в помощь какую- то бл.., …особу легкомысленного поведения. От неё было больше вреда, чем пользы – всё путала, болталась под ногами, только мешала. А когда начала пытаться ко мне клеиться, я её просто прогнал.
И вот тут то и пришла беда, откуда не ждали. На поворотном круге отломился фиксатор контейнера. Это была жопа. Это была не просто жопа, а жопа размером с восходящее солнце. Я поорал, мастеру вроде передали, но хрен его знает, сколько времени уйдёт на ремонт? Если не продолжать укладку, меня этим хлебом просто засыплет.
Я заполнил три контейнера – больше возле укладки не помещалось. Плюнул, выматерился, (сейчас бы сказал- перекрестился), закатил полный контейнер на круг, и повернул его без фиксатора – поддерживая с открытой стороны и на дрожащих ногах. Если бы он решил упасть, я всё равно не удержал бы две тонны.
И так ещё два раза. Откатил их в экспедицию, и бегом назад- укладку останавливать нельзя. Минут через двадцать пришёл сварщик, за пять минут приварил фиксатор и всё вроде стало как всегда – можно продолжать дальше эту сумасшедшую работу.
К обеду появился Арсен. Он видите- ли, ночевал в вытрезвителе. Посмотрел на меня даже с некоторым уважением, и пошёл к водителям, договариваться, чтобы ему водки привезли.
Дима в тот раз так и не появился.
Эпизод 3. Криминальная схема.
Благодаря тому уважительному взгляду, что я удостоился получить от Арсена, я получил повышение – меня приняли в преступную организацию. Стало понятно, отчего Арсен иногда выгонял меня отдохнуть неурочно - по схеме меняться через полчаса. Он был автором и инициатором следующей комбинации. В лотке лежит два ряда буханок по восемь штук. Если класть по девять, никто этого не заметит.
Он сумел договориться с булочными, с экспедицией, с водителями и получить уверенность в негласном покровительстве руководством завода – не верю, что об этом не знало начальство. Знало и молчало – получая свою долю.
Теперь немого арифметики.
В контейнере четырнадцать рядов по четыре лотка в ряд. В каждом лотке лежат две украденные буханки. Одна буханка стоит шестнадцать копеек. За смену мы «заряжали» сорок- пятьдесят контейнеров.
14*4*2*40*0,16= 716,8
14*4*2*50*0,16=896,0
В среднем по восемьсот рублей за смену. За восемь часов работы. По тем временам- деньги огромные. Нет, ОГРОМНЫЕ. Как это делилось – я не знаю, делил Арсен. На мою долю приходилось пятьдесят- шестьдесят рублей ежедневно. И плюс водка – Арсен без этого жить не мог, я вообщем- то не пил, но отказать старшему было трудно, почти невозможно. Тем более, после «повышения». Только толку от неё практически не было – на той жаре всё вылетало с потом минут за пять.
И ещё одно – хлеб сыплется не просто горячий, он ещё и очень абразивный. С утра получаешь пару брезентовых рукавиц, к обеду они уже дырявые насквозь- пальцы торчат. Просто меняешь их местами – левую с правой, и продолжаешь. Если попробовать работать голой рукой, кожи не станет через пятнадцать минут.
……………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….
P.S. Стройотряд проработал два месяца – июль и август. Те, кто не пошёл в стройотряд, в сентябре и октябре копали картошку в колхозе. А нам ещё выдали красивую стройотрядовскую форму – это же была мечта нашего поколения.
Р.P.S. Моя официальная зарплата за два месяца составила сорок шесть рублей. Тем, кто поехал на картошку не заплатили вообще ничего.

ИСТОРИЯ №1386504
...Коллега ремонтировал квартиру, заказал ванну...

Написал историю в обсуждении, в ответ, а потом решил и на общую ленту выложить. Не обессудьте -

Ностальгия по Социализму. Тем, кто помнит.

Первая половина восьмидесятых.

Ленинград, Новочеркасский (тогда Красногвардейский) проспект. Я работал слесарем на теплотрассе. Заканчивается отопительный период, мы с напарником лазаем по камерам, отключая отопление.

Один из жилых домов подключен к теплотрассе через пень колоду в рот - когда закрываешь задвижки подачи отопления, у них горячая вода тоже пропадает.

Вылезаем из очередной камеры - крик с балкона -

- Молодые люди, это вы нам сейчас горячую воду отключили? А можно попросить включить обратно на пять минут, у меня муж намыленный в ванной стоит? Мы вас отблагодарим!

Включили. Подождали. Выходит мужик с мокрой башкой, с благодарностью вручает нам три рубля.

- Слушайте, мужики, а вы вообще ванну поменять сможете? А то наша вся чёрная уже - эмаль слезла. Стандартная, метр пятьдесят. Мы в тридцать четвёртой квартире живём.

- Погоди, подумаем. Дома будешь? Через полчаса ответим.

Просто мы имели доступ на стройплощадку в пятистах метров от его дома. Там была одна из камер нашей теплотрассы. А накануне на стройку завезли - да - именно несколько десятков чугунных ванн. По полтора метра. И свалили аккуратно под навесом.

Никто нас не заметил, мы нагло, среди бела дня, спёрли одну, легко дотащили до тридцать четвёртой квартиры.
Хозяин чуть не расплакался от признательности. Старую ванну мы аккуратно раздолбили кувалдой на куски - благо, все необходимые инструменты с собой.

Новую вставляли - обрушили ему нижний ряд кафельной плитки. Но он не обиделся - понимающий мужик оказался - да по другому эту ванну туда было и не впереть.

Труднее всего было подключение к канализационному сливу - всё закисло так, что еле раскрутили. Но сделали. Включили воду - нигде не течёт, всё работает. Ставь ряд плитки, и наслаждайся.

Хозяйка намазала нам по два бутерброда, и поставила водки на стол (я учился на вечернем, к спиртному не прислонялся вообще - всё Витька, напарник употребил). Мужик заплатил сто рублей - немалые деньги по тем временам. Ну, новая ванна стоила дороже, да плюс доставка и работа - то есть он ещё и сильно сэкономил.

Но и мы не в накладе - практически за два часа обеденного перерыва сделали доброе дело, заработали денег, а что ванна была краденая - так на это тогда все смотрели сквозь пальцы.

...Ты здесь хозяин, а не гость - тащи с завода каждый гвоздь...

Как появляются легенды.
Посвящается всем, кто выжил в девяностые.

История имеет уголовный оттенок, но так как прошло уже тридцать лет, и главное действующее лицо - мой добрый приятель - давно покинул отечество и живёт в Европе, попробую рассказать.

Далее с его слов - от первого лица.

Небольшой южный городок, ресторан. Отмечаем с партнёром удачно завершённую сделку.
Мы уже бывали в этом ресторане, и немного знакомы с местными традициями. Через два столика от нас то ли армяне, то ли грузины (но точно не мусульмане, потому что пьют, как не в себя) спаивают двоих приглашённых к столу местных девиц. Девицы громко хохочут и делают вид, что им весело. На столе обширное разнообразие шашлыков и закусок. Вино, коньяк - горцы гуляют на полную катушку.

Не знаю, может барышни и профессионалки, но скорее любительницы поесть и выпить на халяву. А вероятно и то и другое. Схема развода такая - в конце ужина имитируется небольшой скандал, вмешиваются менты с поста охраны, девиц якобы задерживают, несолонохлебавшие кормильцы и поильцы оплачивают счет за себя и за них. Потом грустно удаляются - интима сегодня не будет. Девиц выпускают чуть погодя - чтобы не пересеклись с неудачниками. Как они рассчитываются с ментами за помощь, могу только предположить.

Сынов гор пятеро или шестеро, девиц двое, то есть употреблять их будут по очереди, вдумчиво и до утра. Им такая перспектива не по нраву, поэтому разыгрывается знакомый спектакль - я просто его уже однажды видел. Одна проливает второй на джинсы чей-то бокал, та возмущается, первая на повышенных тонах оправдывается, используя аргументы типа: "Да пошла ты сама на ...й, не стой под рукой, целее будешь". Ответная аргументация такого же уровня, но по правилам развития конфликта, каждый аргумент звучит на пол октавы громче предыдущего. Как по нотам - отдаю должное артистизму участниц, при втором просмотре мне даже больше понравилась их импровизация.

К сожалению, в последний акт трагедии были внесены изменения совершенно не по сценарию.

Теперь небольшое отступление - это важно для дальнейшего. У нас на столе стояла 0,7, откуда я принял грамм двести, а Коля - он мне полуприятель, полупартнёр - всё остальное.

Я был одет в кроссовки, костюм спортивного типа и кожаную куртку. Он - в деловой костюм и длинное чёрное пальто. Был уже достаточно хорош, впоследствии я убедился, что пить ему помногу просто нельзя. Да, дело происходило зимой, с отоплением было туго, поэтому все были в верхней одежде.

Истерически переругивающихся девиц под белы рученьки уводят дежурные пункта охраны порядка, числом в два мента. Это вполне устраивает подруг, но совершенно не устраивает горцев. Действие переносится в гардероб - там же и охрана сидит, в отдельном помещении с обезьянником.

Дальше события начинают развиваться стремительно. Горцы, повскакав из-за стола с криками- "Эй, пагади, слюшай, куда дэвушка павили?" пытаются остановить процессию. Что было в гардеробе, я не видел, но через несколько секунд одна из подруг вбегает в зал, выхватывает с ближнего стола горсть салфеток, зажать разбитый нос - у неё кровь идёт.

Тут Коля совершает неимоверную глупость. Дело в том, что на первом представлении я был один, и он принимает всё происходящее за чистую монету.

- Ктто ттебя обидел? Пшшлли, щасс он перед ттабой извинится... И идёт в гардероб, даже не заметив, что девица окинув его взглядом, осталась на месте.

Ну не бросишь одного же дурака? Я вскакиваю, и за ним, проклиная это полупьяное идиотское "рыцарство".

В гардеробе хватание за руки с криками постепенно перерастает в конкретную драку. Вторая девица уже куда-то исчезла - и явно не в обезьянник - дверь открыта, и видно, что внутри никого нет. Коля со всей дури вламывается в это месилово, начинает кого-то хватать за руки, орёт какую-то чушь - рассказывать долго, всё это происходило буквально за несколько секунд. Менты выхватывают дубинки.

Второе небольшое отступление. У меня в кармане куртки баллончик с паралитическим газом. Причём брал самый ядрёный. Если спросом пользовались скажем "Барс-5", или "Барс-10", то мой назывался "Барс-3000".

Я успеваю схватить этого пьяного романтика за пальто и дёрнуть на выход. И тут получаю со всей дури дубинкой по печени. Настолько сильно, что искры из глаз. Упал на колени, и поднимаясь вижу как тот мент постарше, что врезал мне, сцепившись, кружится с каким-то кавказцем. Ах, ты сволочь, в спину бить? Я же даже в драке не участвовал! Глаза у обоих смотрят в пол, поэтому ни один ни другой не заметили, как я, вынув баллончик, слегка пшикнул менту в физиономию. Эффект был мгновенным и зрелищным. Все помнят, как в вестернах двери в салун открываются? Из гардероба в обеденный зал были такие же, только на полный створ. Мент, боднув башкой двери, рухнул в зал, как подрубленное бревно.

Вечер уже полностью перестал быть томным, потому что побелевший второй мент - помоложе, залапал кобуру на поясе. С этим пришлось обойтись более жёстко. Левой рукой под локоть за шею - со спины, правой в физиономию из баллончика, стараясь отодвинуться как можно дальше и не дышать. Есть второе тело.

Итак ситуация. На полу лежат два мента, детей гор сдуло в мгновение, гардероб пустой и только Коля, с глупой улыбкой и истерическими нотками мне: "Это что, ТЫ СДЕЛАЛ?" С ударением и повышением тона на Е. Вероятно и горцы, и Коля решили, что это уже трупы.

- Валим отсюда, быстро! (историческая справка - мы успели расплатиться за ужин, а горцы нет). Что там было дальше - я не видел, мы свалили в гостиницу, а утром на поезд и по домам.

Криминальная часть истории на этом заканчивается. Полагаю, официанты вызвали милицию, скорая откачала пострадавших, не так уж сильно они и пострадали. Кавказцев и девиц вычислили, и подвергли жёсткой обработке - судя по некоторым деталям продолжения истории. Ну, в конце концов совсем уж невиноватыми горцев назвать нельзя - они первые затеяли драку с представителями закона.

Прошло месяца четыре. Потеплело, и я опять поехал в этот город уже почти в летней одежде - костюм и белая рубашка. Надо было закрыть пару бухгалтерских документов по сделке, что мы тогда отмечали.

Вопрос решился быстро, и директор конторы, с которой у нас был контракт, предложил пообедать вместе. Судьбе было угодно, чтобы обед происходил в том самом ресторане.

У нас сложились довольно доброжелательные отношения, во всяком случае я подкалывал его на тему, что это Питер по сравнению с ними - провинция - "Нам и трёхсот лет нет, а ваш город ещё в Повести временных лет упоминается".

На что он мне и рассказал - Ты думаешь, что всё только в Москве и Питере происходит? У нас тут тоже такие события случаются, что закачаешься. Да вот хоть в этом самом ресторане, не так давно случай был.

А дальше знакомая история в деталях - чёрные клеют девиц, те в договорняке с ментами, спектакль со скандалом, задержание. Откуда бы он мог узнать такие детали? Город небольшой, слухи быстро распространяются...

- Так вот в зале тогда сидел большой криминальный авторитет с телохранителем - сам в костюме и пальто, а второй в кожаной куртке, стриженый (я всегда коротко стригусь). Чего этот главный в пальто, в драку полез? Но телохранитель - а у него (внимание!) под курткой АКМС - естественно бросился на защиту. Когда менты открыли огонь, он, заслонив собой главного, высадил рожок в ментов.

- Ты не поверишь, кишки по стенам висели!

- Главный успел уйти, а этого, в куртке, пристрелили. Я, когда стрельба началась, спрятался (во - ещё интересная деталь, оказывается он там сам присутствовал), и потом видел, как тела выносили. С тех пор здесь в ресторане на посту только ОМОНовцы - да ты сам посмотри -

И действительно, в зале, возле двери сидел суровый мужик в форме, и с каменной физиономией. И с автоматом.

Разумеется, я промолчал. В конце концов, моё личное участие в том скандале потянуло бы лет на семь строгача - менты за своих дюже злые - выдали бы по полной катушке.

И с некоторой натяжкой, оборачиваясь назад, могу сказать, что побывал на собственных похоронах.

13-ая Юля

Я бреду поутру, за спиной завершается ночь
Проведенная бурно, и, может не очень красиво
Я вполне убеждён, точно знаю, что может помочь –
Безусловно, конечно, естественно- свежее пиво
Неуверенный путь от квартиры к торговым ларькам
Проползаю уныло, считая подъезды заводов
Проползаю уныло, задравши башку к облакам –
И тихонечко вою, оно побеждает икоту
Я изрядно промёрз в несезонном своём пиджаке
Ухо режут скрипучие гнусные выкрики чаек
Я бумажник держу в постоянно дрожащей руке
Я за пивом иду – уже четверть пути за плечами
Я иду вдоль забора, и кажется я – это тень
И прозрачен мой шаг, и на свет я не гуще тумана
Со стыда и раскаянья мой начинается день –
Я не должен был пить накануне восьмого стакана
Я предвижу, что мне не дано завершить этот путь
Я с трудом, сквозь туман выхожу на заплёванный берег
Умереть мне, как Гамлету хочется, или уснуть,
Половину пути от начала шагами отмерив
Иль, как Данте, по жизни пройдя половину пути,
Суждено заблудиться под сенью нависшего леса?
Я за пивом иду, и я знаю, что надо идти –
Поправлять организм от последствий вчерашнего стресса
Пусть тошнит, и знобит, и ужасно болит голова
И от слабости мелко трясутся усталые ноги
Ты дойдёшь, я уверен, запомни вот эти слова –
Впереди остаётся всего только четверть дороги!
Только четверть осталось пройти – то, всего ничего!
Я смотрю, как встает над страной безнадежное утро,
Гениальные эти вот строчки письма моего
Лишь с такого похмелья родятся, да в творческих муках
Человек, хоть однажды сумевший пройти этот путь
Как ракета, сверкая, отныне по жизни помчится
Вот и я, всё стремлюсь не упасть, не присесть, не заснуть
Как волчонок, пытаясь угнаться за быстрой волчицей
Но куда поэтичней всего, что выводит рука
И трагичнее самых тяжелых кошмаров на свете
Та короткая строчка на запертой двери ларька –
Пива нету

прочитал историю про будильник с поролоновой ракетой. красиво. свои
воспоминания - мой отец заканчивал питерский военмех в 1955 году.
получилось так, что три последних курса ему пришлось учиться на вечернем
- работать надо было, что то кушать каждый день, и высшее образование
хотелось. сегодняшним вечерникам - оцените. время такое - ещё жив
великий вождь всех времён и народов, за опоздание на работу на десять
минут можно получить статью, программа вечернего обучения ничем не
отличается от дневного, курсовые, расчетные, подготовка к зачетам и
экзаменам - проблемы студента. работа отнимает достаточно сил и времени
- на сон вообще ничего не остается. теперь внимание - пауза - готовы?
мой отец собрал схему - звонок от трамвая, который срабатывал от
замыкания контактов обычным будильником - просыпался весь двор - я видел
остатки этой конструкции. для питерцев - угол белинского и фонтанки -
фонтанка дом 30 - как раз напротив цирка.

суп

получил вчера СМс-ку - стандартный развод для лохов - " Мам, мне не
звони, украли телефон, кинь пятьсот рублей на номер ххх - ххххххх, потом
всё объясню". Не пожадничал, отправил ответ - "дура, я папа".