Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: дядя Коля
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
- У вас есть тунец? - Неужели я похож на тунца? - А меня к вам прислали! * * * - У вас есть сухое обезжиренное молоко? - А что это такое? - Это такой белый сухой порошок. - Тогда вам в отдел "Бытовая химия" обращаться надо. * * * - У вас есть Киндер Сюрприз? - А что это такое? - Это такие яйца. - Яйца у меня есть. - Да Я не об этом! Я о Киндер Сюрпризе! - И Киндер Сюрприз есть. Выше меня вымахал, скоро ему 17 лет будет. * * * - Девушка, возьмите сдачу, вы 4 рубля забыли взять. - Да я бы лучше вас взяла. Если бы вы помоложе были! - А в моё время и девки моложе были. и пахли они девушками, или в крайнем случае, дымком от костра, а не дымком от сигарет.
В рыбном киоске (напротив)
- Девушка, вы меня обманули на 13 рублей! - Я на калькуляторе ошиблась. Своих я никогда не обманываю! * * * - Девушка, я вам 2 тысячи дала. а вы мне сдачу даёте как с 1 тысячи рублей! - Таких денег, двух-тысячных не бывает! - Я их вам дала две по одной, а они слиплись. - Я бы вам сказала, что у вас слиплось!
Спрашивает "Комсомольское Радио" у Владимира Адольфовича: - Владимир Адольфович, Сейчас за доллар дают 50 рублей. Всё подорожало, жить стало хуже. А когда же мы станем жить лучше, веселее? - Когда курс рубля уравняется с рейтингом президента Путина! - Позвольте, это же что, за доллар будут давать 83 рубля? Да при таком курсе его выгонят из Кремля! - Вот тогда и станет лучше!
Спрашивает "Комсомольское Радио" у Владимира Адольфовича: - Владимир Адольфович, все мы знаем, что в связи с введением санкций со стороны Европы и Америки, вами была предложена Программа импотентозамещения. А вот в чём её главная изюминка и на кого она рассчитана? - Упор нужно сделать на отечественного производителя. Если в настоящее время наш отечественный производитель спит со своей женой пять раз в неделю, и с любовницей – пять раз в неделю, то после реализации Программы импотентозамещения он будет спать с женой пять с половиной раз в неделю, и с любовницей – пять с половиной раз в неделю. И вот этот дополнительный один раз в неделю, поделенный на двух баб и помноженный на количество мужиков нашей необъятной страны и есть наша изюминка и наш ответ Баракабаме! - Владимир Адольфович, в трёх словах, что для этого необходимо сделать? - Кормить надо лучше!
Сдав наряд по смене, Зеныч помылся в душевой кабинке и с приятным чувством усталости от исполненной работы возвратился в родную казарму. Не торопясь, он переоделся в своё повседневное обмундирование и прикидывал, как лучше распорядиться свободным временем. Однако вместо заслуженного отдыха он попал на занятия по самоподготовке к политзанятиям. На такие занятия, как это и положено, личный состав взвода собирался в Ленинской комнате, где были развешены наглядные пособия и имелась небольшая библиотечка с работами классиков марксизма-ленинизма. Тема сегодняшних занятий была ему знакома: «Теория классовой борьбы и основные движущие силы истории». Полгода тому назад на этот вопрос он уже ответил, тогда ещё студентом на экзамене по «Научному коммунизму». И даже больше, этот вопрос был краеугольным в его реферате «Развитие В. И. Лениным марксистской научной теории познания», который он с блеском зачитал на областной научной студенческой конференции. А в награду он получил диплом первой степени, восторги и обожание студенток-первокурсниц, и удостоился ироничного взгляда Эсфирь Эпштейн, преподавателя кафедры «Научный коммунизм», проводившей в его группе семинары по текущим темам. И хотя взгляды на развитие классовой борьбы в России на рубеже 19-го и 20-го столетий и на основные движущие силы истории у Зеныча и у Эсфирь совпадали, желания углубить свои познания под руководством Эсфирь Эпштейн на дополнительных вечерних занятиях в методическом кабинете на кафедре «Научного коммунизма» у Зеныча не возникало. Это казалось ему делом скучным и бесперспективным. «Да я лучше лишнюю партейку в преферанс сгоняю», - утешал себя Зеныч. На семинарах по научному коммунизму Зенычу всегда люто хотелось спать, а сегодня в особенности, потому что накануне свою ночь он провёл в умывальнике на третьем этаже общежития № 2. Спать рядом с Эсфирь Эпштейн для Зеныча было зазорно, поэтому, чтобы не уснуть, он загрузил себя исследовательским и математическим анализом состоявшейся накануне игры в преферанс. В эту ночь определялся лучший преферансист второго факультета авиационного института. Встречались лидеры трёх различных школ и направлений этой увлекательной игры: Зеныч, Киса и Лым. Эта игра была неофициальной, договорились расписать «Ленинградку» по случаю, когда после занятий стояли в длинной очереди за пивом в буфете столовой «Три пескаря», расположенной возле трамвайного кольца в лесопарковой зоне. Ближе к полуночи в умывальник из бытовки они принесли стол и три табуретки, на дверь умывальника повесили табличку «Закрыто на ремонт» и заперлись на швабру. По общему согласию окончательно решили расписать всё-таки «Ленинградку». Закрепили кнопками на столе лист бумаги, заранее расчерченный и припасённый для подобных случаев запасливым Кисой, оговорили правила и условия игры, кое-что (наиболее важное), чтобы избежать споров в процессе игры и при расчёте в конце, записали на том же листе, в самом центре. Так тяжело Зенычу играть ещё не приходилось. С большим трудом ему удалось уползти на ноль, и то только благодаря Кисе, который в самом конце игры залетел на мизере на две взятки. Эсфирь сидела за своим преподавательским столом и с интересом читала свежий номер журнала «Наука и религия». А Зеныч расположился у приоткрытого окна за столом напротив и смотрел прямо перед собой так пристально, будто бы видел её впервые в жизни – обидную не сыгранную "семерную" игру без двух своих, и силился понять, как это при игре в тёмную, вистующий Киса и пасующий Лым умудрились слямздить трефовый марьяж с прикрытием и украсть туза и короля по бубне. Зеныч в живую увидел в своих руках 10 карт, расположенных веером и считал: «Пять пик – четыре взятки (здесь он заложился на третью даму пик), туз и король по бубне – две взятки, марьяж трефовый (король и дама) с восьмёркой для прикрытия – ещё одна взятка»,- и сделал заказ: -Семь первых. Игра началась заходом Кисы с семёрки треф, Зеныч положил даму треф, а Лым ударил даму тузом, забрал свою первую взятку, и недолго думая зашёл в бубну. К огорчению Зеныча Киса оказался без бубны и ударил козырной восьмёркой пик, Зеныч безропотно отдал бубнового короля. Киса улыбаясь забрал эту взятку и радостно повторил заход в трефу, Зеныч положил короля и растерянно смотрел, как на него легла голая козырная дама пик Лыма. Как теперь понял Зеныч, в первом заходе на его даму треф ложился голый туз! Лыма не надо было учить, он продолжил раскрутку очередным заходом в бубну. Киса ударил козырной девяткой пик и забрал свою вторую взятку вместе с бубновым тузом Зеныча, затем трефовым валетом, завершая разгром "семерной" Зеныча, забрал его восьмёрку и свою третью взятку. У Зеныча на руках осталось пять пик – пять взяток! «Красиво раскрутили мельницу, негодяи!»,- объективно оценил он игру Кисы и Лыма в этом эпизоде и огорчился: «Как нехорошо, с горы, начинать игру!». Зеныч продолжал скрупулёзно анализировать свои и сыгранные, и не сыгранные игры, а все его переживания и разочарования, огорчения и негодования, взлёты и падения перемешивались и чудесным образом излучались его глазами. Семинарские занятия подходили к концу. Эсфирь с сожалением оторвалась от увлекательного чтения апрельского номера журнала «Наука и религия» и объявила студентам: - Конспекты работ классиков марксизма-ленинизма сдать на проверку. А поможет мне их отнести ....,- и она запнулась, встретившись с глазами сидевшего напротив Зеныча: « Чего это он на меня так уставился?» Глаза Зеныча манили и будоражили молодую и красивую женщину, ещё не успевшую разочароваться в жизни. Чтобы успокоить своё женское сердце, растревоженное этими напряжённо-грустными, страждущими, скорбными и в то же время просветлёнными глазами, ей настоятельно требовалось вспомнить, где же она могла видеть такие красивые глаза. Эсфирь Эпштейн всегда добивалась желаемого. Прикрыв свои глаза пушистыми, в меру удлинёнными французской тушью ресницами, она передвигала красивые глаза Зеныча по волнам своей памяти, машинально перелистывая свежий апрельский номер журнала «Наука и религия». К её неудовольствию глаза Зеныча не подходили ни одному мужчине, когда- либо виденному ею и отложившемуся в её памяти. С досадой она подняла с глаз ресницы, убрала изящные, ухоженные пальчики с двадцать первой страницы журнала и поразилась увиденному: святой, изображённый на репродукции известной иконы Андрея Рублёва, большими выразительными глазами, наполненными страданиямии и невысказанной болью, строго смотрел на Эсфирь Эпштейн, смотрел глазами Зеныча. Всё шло своим чередом. Зеныч удачно завершил сложнейший математический анализ ночной преферансной игры и доказательно пришёл к логическому выводу: Киса и Лым играли на одну руку, да и раздеть его они сговорились не вчера и не позавчера, а готовились основательно и зараннее обговорили стратегию и тактику предстоящей игры, разработали систему передачи информации жестами, мимикой, обусловленными фразами и т. д. Зеныч победно улыбнулся и подмигнул залетевшему через открытое окно воробью, пристроившемуся на подоконнике поклевать хлебных крошек: «Вот такие, брат, дела!» Эсфирь Эпштейн необоснованно занесла эту лукавую улыбку в свой актив и возмутилась: «Такой молодой, а уже и нахал! Ну, погоди!», обдала Зеныча уничтожающим взглядом и мстительно с расстановкой сказала: - Именно вы, молодой человек, и поможете мне отнести конспекты ваших друзей в методический кабинет. Понуро и тоскливо, сгибаясь под тяжестью конспектов с цитатами из работ классиков марксизма-ленинизма, абсолютно не обращая внимания на её самую малость кривые, а от этого ещё более привлекательные ножки, Зеныч, опустив голову вниз, внимательно отслеживал свой путь, чтобы невзначай не споткнуться, не упасть и не зашибить конспектами с цитатами из работ классиков впереди идущего преподавателя по научному коммунизму. В методический кабинет Зеныч входил впервые. Осмотрелся, и поражённый обилием томов полных собраний сочинений классиков, заполнявших книжные полки от пола до потолка, растерянно развёл руками. Конспекты начали выпадать у него из рук и с грохотом посыпались на пол. Эсфирь, хотя и была старше и опытнее Зеныча, растерянно испугалась и с закрытыми от страха глазами, ищя защиты, инстинктивно уткнулась лицом прямо ему в плечо. А у Зеныча, также инстинктивно, руки легли там, где надо, и он крепко и надолго прижал её к себе, и у него от её испуга и от запаха её волос закружилась голова. У каждой женщины волосы пахнут по своему, у Эсфирь они пахли лютиками. Первой опомнилась Эсфирь, она упёрлась острыми кулачками в его грудь, легко выскользнула, и чтобы никто не помешал им проверять конспекты с цитатами классиков, заперла дверь на ключ. А Зеныч, с закрытыми глазами, продолжал обнимать пустоту и не успел среагировать на прозвучавшие один за другим два выстрела из карабина СКС из-под стола, застеленного красным кумачом, на котором стоял бронзовый бюст известного классика, обильно бородатого, но странным образом похожего на младшего сержанта Носулю. - Доцент Сивальнев!- по ядовито-жёлтым штиблетам, не прикрытым красным кумачом, определил стрелявшего Зеныч. Это было последнее, что он успел подумать в этой жизни, от очередного выстрела вздрогнул и ....проснулся, открыл глаза и увидел родное и такое знакомое лицо младшего сержанта Носули. Продолжая идиотски улыбаться Носуля поднял правую руку вверх и резко опустил её вниз, со всего размаху ударяя указкой, сделанной из длинного эбонитового стержня, по пластиковому покрытию стола.Щелчок от удара с абсолютной точностью воспроизвёл звук выстрела из карабина СКС. Такой нехитрый манёвр Носуля применял вовсе не для забавы, а чтобы спать на занятиях по самоподготовке личному составу взвода не повадно было. - Рядовой Зеныч! - насупился младший сержант Носуля и сурово сдвинул брови. Зеныч нехотя встал и оказался на целую голову выше младшего сержанта Носули. - Да сядьте же! – в голосе младшего сержанта Носули зазвучали явные нотки раздражения: - О чём вы думаете, рядовой Зеныч? - О женщине, товарищ младший сержант, - честно признался Зеныч, уютно устраиваясь на нагретой тёплым задом табуретке. - Как?!- возмущённо изумился младший сержант Носуля,- когда в стране из-за небывалой засухи неурожай зерновых и зернобобовых и трудовое крестьянство при поддержке рабочего класса и советской интеллигенции ведёт на бескрайних полях нашей необъятной Родины героическую битву за урожай, когда братский Вьетнамский народ успешно отражает наглую агрессию американских империалистов, когда не менее братский Кубинский народ на острове Свободы не менее успешно строит реальный социализм, когда весь личный состав взвода изучает теорию классовой борьбы и основные движущие силы истории, - младший сержант Носуля повертел головой по сторонам и взял с соседнего стола у рядового Раджабова засаленную книгу в тёмно-бордовом переплёте с тиснёнными золотистыми буквами на обложке. Без очков он читал очень плохо, а носить очки, при его командирской должности, считал неприличным, как всегда близоруко прищурился и золотистые буквы, хотя и засаленные, и затёртые, с большим трудом поддались прочтению: «Матерный кретинизм». Такое название книги повергло Носулю в состояние глубокой задумчивости, а думать он не любил, поэтому он уважительно посмотрел на рядового Раджабова, учителя начальных классов из Самарканда, но обратился к его соседу в очках, с толстенными стёклами, как у перископа подводной лодки: - Ефрейтор Жиц, будьте любезны, прочтите название и автора, пожалуйста. Григорий Иосифович Жиц, выпускник Саратовского инженерно-экономического института, без пяти минут кандидат технических наук, призванный в армию на один год, времени даром не терял и здесь: это была его собственная книга, которую он прихватил на службу, что-бы подготовиться к экзамену на кандидатский минимум по философии, ответил не глядя: - В. И. Ленин, «Материализм и эмпериокритицизм». Младший сержант Носуля, не смущаясь, продолжил нравоучительный монолог: - Так вот, когда даже рядовой Раджабов конспектирует «Материализм и эмпериокритицизм», вы, рядовой Зеныч, думаете о женщинах! И не стыдно вам, рядовой Зеныч? Нельзя сказать, что такое словосочетание в названии книги шокировало младшего сержанта Носулю, он просто не понял его, но был шибко доволен собой. Он сделал это: произнёс трудно-читаемое и трудно-произносимое «Материализм и эмпериокритицизм»! - Я к вам обращаюсь, рядовой Зеныч,- младшего сержанта Носулю явно раздражала скучная физиономия не выспавшегося рядового Зеныча. - А я об них завсегда думаю, товарищ младший сержант! О женщинах думать не стыдно,- лихо отрапортавал Зеныч и вспомнил Эсфирь Эпштейн, её изящные ножки, самую малость, ну чуточку кривые, и от этого ещё более привлекательные и притягательные, застенчиво улыбнулся и убедительно подвёл итог: - Женщины – основная движущая сила истории. Великая сила!
Спрашивает "Комсомольское Радио" у Владимирч Адольфовича: - Владимир Адольфович, а чем отличается подорожание от воздержания? - Когда рубль не стоит, а падает, происходит подорожание. И, наоборот, когда происходит воздержание, то хрен не стоит, а падает!
Встречаются две бабёночки на рынке. - Кузьминишна, а вы не видели, как всё подорожало! И молоко, и яйца, и сахар, и мясо и гречка! - Главное, чтобы не было войны! - А с Нового года, говорят, и коммунальные платежи повысят на 15%. - Главное, чтобы не было войны! - Да, что вы такое говорите! Мало того, что на всё цены взлетели, так они нам ещё и войну приготовили?!
А мы тогда Россию победим (Адольфа Гитлера понятье), Когда мы украинцев убедим, Что с русскими они не братья.
Святая дружба с русскими навек! Так было и не надо спорить. Но кто же был тот подлый человек, Кто братьев нас сумел поссорить?
"Мы тогда победим Россию, когда украинцы и белорусы поверят, что они не русские". Адольф Гитлер Изречение взято из книги Хью Тревора-Рупера "Застольные разговоры Гитлера 1941-1944гг.
В день перед Рождеством грузчики-биндюжники продовольственного рынка Клондайк Раввиль и Бандэрас сидели под разлапистой рождественской ёлкой на Соборной площади супротив Успенского собора. Слушали Комсомольское радио, курили сигареты Прима (сегодня угощал Бандэрас), пили пиво «Жигулёвское» розлива местной пивоварни, листали ноутбук MacBook Air, ходили по интернету, бегло пробежали Декабрьские тезисы Михаила Прохорова. А услышав после сводки новостей последнюю рекламную новость о том, что по адресу ул. Большая Московская дом 74 гостиница «Владимир» производится сбор подписей в поддержку кандидата в президенты Михаила Прохорова, отчаянно заспорили. И заспорили они вовсе не о том, светит президентство Михаилу Прохорову или нет, и даже не о том, светит ли третий срок второму президенту или нет, и даже вовсе не о том, кому из них светит 15-летний срок поездки по Ходорковским местам, а заспорили они о том, что лучше: Путинское настоящее или Прохоровское будущее. Пессимист Раввиль рубил правду матку афоризматически: - Настоящее противно! Но когда я думаю о будущем – ещё противнее! А оптимист Раввиль, тот наоборот, стремился из тёмного прошлого в светлое будущее. Постепенно исчерпав в споре все доказательные и матерные слова, сообразительные мужики с разочарованием поняли, что в споре никогда не рождается истина, а потому согласно порешили идти на правёжную разборку к местному авторитету. Укрываясь плотными картонками от всепроникающих тонких, косых струек мерзкого проливного январского дождя, задушевно наяривая любимую бабушкину песню: Мишка, Мишка, где твоя улыбка, Полная задора и огня? Самая нелепая ошибка, Мишка, То, что ты уходишь от меня! - по Большой Московской, плавно переходящей в Большую Нижегородскую, оставляя по правую руку гостиницу «Владимир», ликёро-водочный завод и хлебокомбинат №2, а по левую – Владимирский централ и Князь-Владимирское кладбище, ускоряясь на спусках и притормаживая на подъёмах, они стремительно промчались по Добросельской и вприпрыжку в рынок «Клондайк». Прикупив на сэкономленные на автобусных билетах 28 рублей бутылочку «Жигулёвского» розлива местной пивоварни и 150 грамм балтийской кильки пряного посола, притомлённые мужики пришвартовались под козырёк к киоску бакалейщика Зеныча. - Угощайтесь, дядь Коль, - Раввиль щедро раскрыл пакетик с килькой. Поблагодарив кивком головы, немногословный авторитет взял для приличия одну, не самую жирную, и зажевал. И пока Зеныч пережёвывал нежно-костистое мясо кильки, Бандэрас, природно заикаясь на каждом первом слоге первого слова каждого нового предложения, поведал авторитету своё и Раввилево видение путинского настоящего и прохоровского будущего, предначертанного в декабрьских тезисах. Дожёвывать неподатливый рыбий хвостик Зеныч не стал, а мастерским плевком сшибанул наглого воробья, вот уже битый час безуспешно пытавшегося проклевать твердокаменную кожуру кокосового ореха на фруктовых развалах у Нинки Железной, и обратился с краткой речью к притихшим мужикам: - Общеизвестно, и это исторический факт, что правда о настоящем видится на расстоянии. Для того, чтобы преодолеть миг между настоящим и прошлым, мы попытаемся взглянуть на путинское настоящее из далёкого прошлого, и взглянуть глазами наших великих сограждан: А.С. Пушкина, Николая Павловича Романова, М.Е. Салтыкова-Щедрина, С.А. Есенина, В.В. Маяковского. Мужики, вы всё, конечно, помните. И не мне напоминать вам известные строчки. А вот, что сказали бы наши знаменитые соотечественники, преодолев временное пространство и простор, и окажись в предстоящую волшебную Рождественскую ночь на Соборной площади:
Полу-подлец, а не полу-невежда, Полу-премьер, а не полу-пипец, Но есть, но слабая надежда, Что будет полный, наконец.
* * * Блин, да в России всего две беды - Дураков и Дорогин!
* * * - А вы не знаете, в какой валюте нужно держать деньги в этом году? - В рублях. - А по какому курсу через год за него будут давать? - Давать за рубли будут не по курсу, а по морде!
* * * Ты запутана - и запутина. Ты загажена! Он на третий срок пошёл. Вражина! Ах, Рассея моя!.. Ты похерена! И жульём с ворьём ты засерена!
* * * Я знаю - в Думе будет цвести враньё и лесть, когда такие люди в стране Российской есть!
- Да мы то что? Мы ничего, дядь Коль, из-за какого-то кандидата страну менять не будем, да и проголосуем по совести, - подытожил Раввиль. - Думайте, мужики. - За-замётано, дядь Коль! – утвердительно кивнул Бандэрас, - а моя Нинка не кандидатка, она баба хорошая. И он ушёл, уверенной коньковой походочкой в шикарных царских черевичках с десятидюймовыми носками, к своей Нинке, чисто выбрит и слегка пьян по случаю Дня перед Рождеством