Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Семен Матушевич
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Мой папа родился в Крыму. После революции, когда общество «Джойнт» помогало выжить сиротам, он мог оказаться в Америке, но сбежал с корабля со своей маленькой сестренкой, единственным близким человеком, оставшимся от его семьи. Молодая Советская власть с радостью предоставила ему, как и всем беспризорникам, широкий выбор: умереть от голода, холода или болезней. Но папа, отучившись два класса в церковно-приходской школе, и кое как дотянув до совершеннолетия, оставил сестренку на дальних родственников и отправился в Москву.
Отучившись на курсах ДОСААФ и получив заветные права, папа завербовался водителем на Беломорканал. В 1938 он был призван на службу. Финская война продлила службу еще на один год, аккурат к началу Великой Отечественной.
В начале войны папа был старшим минометного расчета, но когда по приказу Сталина, нуждающегося в хоть сколько-нибудь грамотных бойцах, умеющих управлять техникой, папа вышел из строя, его карьера резко пошла в гору. Ему дали полуторку, на которой он прошел всю войну, захватив вдобавок несколько послевоенных месяцев.
Когда я был маленьким, папа не казался мне героем. Разве это геройство, когда во время Финской в тебя стреляет снайпер и пули проходят от тебя в паре сантиметров? Разве это геройство - выйти из строя после прочтения приказа товарища Сталина о выявлении технически грамотных бойцов, несмотря на угрозу растрела со стороны командира, усмотревшего в этом практически дезертирство? Разве это геройство, когда осколок сносит голову молодому лейтенантику, сидящему рядом с тобой? Разве это геройство, когда другой лейтенантик, решив показать мастер класс по выезду из грязи полуторки с прицепленной противотанковой пушкой сорокопяткой, рвет в клочья дифференциал и дает три дня на ремонт? Само собой - ни еды, ни воды, ни запчастей, ни инструментов. Только страх, что не выполнишь приказ! Героям же страх не ведом! Разве это геройство, когда снаряд разносит землянку, в которой ты должен был спать, но испугавшись вшей, пошел ночевать в кабину полуторки? Разве это геройство, когда утром, практически под колесом, видишь мину, до которой не доехал нескольких сантиметров? Разве это можно назвать отвагой, когда ночами едешь по Ладоге с разбитыми фарами, стеклами и сломанной печкой? Это же рутина, когда попадаешь ежедневно под бомбежку по дороге Жизни к осажденному Ленинграду? А что можно сказать об угрозе растрела за саботаж, когда тебе дают полчаса на переборку двигателя лендлизовского Виллиса! Ну не растреляли же!
Папа не был награжден орденами или медалями, за исключением юбилейных. Его даже не ранило. Он просто служил, как и миллионы других солдат! Ему просто повезло остаться в живых! И только став старше я понял, что вот такие же незаметные солдаты, как мой папа, и есть настоящие герои. Они не рассуждали о долге, чести, любви к Родине, патриотизме, а просто делали свое дело, выполняя невыполнимые приказы, замерзая, голодая, надрываясь и не рассчитывая на медали или ордена.
Папа умер через 39 лет после окончания войны. В День Победы. Когда его хоронили, шел дождь. Я взглянул на него в последний раз и мне показалось, что он безумно устал от этой суеты и хочет просто свернуться калачиком, как в кабине полуторки, которая унесет его наконец туда, где вечная тишина и где уже лежат миллионы таких же незаметных солдат, как и он.
Я ужинал в достаточно дорогом, уютном ресторане. Зал постепенно заполнялся гостями. За соседний столик присела супружеская пара зрелого возраста. Я мельком взглянул на них, мы улыбнулись друг другу, и я уже готов был отвернуться, но что-то привлекло мое внимание. Я присмотрелся и понял, что хотя на их лицах и были улыбки, но в глазах почему-то стояли слезы.
Мужчина, заметив мой взгляд, сказал пару ничего не значащих вежливых фраз, явно приглашающих к разговору. Было видно, что ему хочется поделится с кем-то. Я никуда не торопился и был не против выслушать его историю.
Понимаете, - начал он, - наша дочка росла совершенно здоровой, спортивной девочкой. Но вдруг заболела чем-то непонятным. Диагноз нам не могли поставить в нескольких клиниках, в которых она лежала на протяжении года с небольшим перерывами. Были предложения оперироваться с 20 процентной вероятностью успеха и 80% вероятностью летального исхода. Не зная истинных причин болезни! Можете представить, что мы пережили, если учесть такой процент, да еще и качество послеоперационной жизни в случае «успешного» проведения этой операции! Поэтому то, что творилось с нами, могут понять только родители серьезно больных детей. Мы были на грани помешательства, каждый день ругались, разве что не дрались. И все на глазах у практически высохшей от болезни дочки! Она тоже безумно переживала и это не добавляло нам спокойствия.
Наконец, мы нашли клинику, в которой прямо во время первого сеанса терапии ей стало лучше и она впервые попросила есть. Экстренно заказанный в ресторанчике трехсотграммовый стейк исчез за считанные минуты, запачкав своим соком толстую книжку, используемую в качестве подставки. Принесенные с собой на следующие сеансы терапии продукты уничтожались в первые же минуты, и соседний ресторанчик серьезно поднялся на продаже стейков, которые мы заказывали два раза в день с небольшим перерывом. В течение трех месяцев симптомы болезни начали потихоньку сходить на нет. Не знаю, произошло ли это вследствие хороших стейков, терапии, или болезнь сама начала уходить, но мы ужасно сильно переживали, чтобы она не вернулась, и это самым негативным образом продолжало сказываться на наших отношениях.
Вы знаете, за курс терапии мы отдали все наши накопления, мой оставленный без внимания бизнес практически угас и поэтому в течение следующего года, когда дочка просила, я бы даже сказал, требовала, деньги на карманные расходы, я давал их скрепя сердце…
А вчера, на Рождество, когда мы начали обмениваться подарками, она сказала, что очень любит нас и хочет, чтобы мы больше не ругались, а пошли и провели вечер вдвоем в любом ресторане. И с этими словами вручила нам купон, купленный на все скопленные за этот год деньги! Деньги, которые мы давали ей, одиннадцатилетнему ребенку, на карманные расходы!
В этот момент мужчина не выдержал и расплакался на пару с женой. А я, еле сдерживаясь, чтобы не присоединиться к ним, подумал о том, какое огромное любящее сердце должно быть у этой девчушки, стоявшей на грани жизни и смерти, чтобы после стольких перенесенных испытаний устоять от соблазнов современного мира и не потратить на себя за целый год ни копейки даже на мороженое! И какую огромную радость копила она в себе на протяжении этого года, думая о том, как сделает подарок своим измученным родителям. Может быть именно эта радость от предвкушения вручения подарка самым близким и любимым людям и помогла этому настоящему маленькому человечку окончательно добить болезнь!
Поехали мы как-то с товарищем по делам в небольшой немецкий городок. Немцы попались очень симпатичные, истинные арийцы, дядя и племянник. Мы быстро наладили дружеский контакт и решили отметить знакомство в ресторане. Но оказалось, что все рестораны открываются только вечером и поэтому Андреас и Кристиан пригласили нас к себе домой, на стейк. К нашему удивлению, у Андреаса была русская жена, за которой он очень трогательно ухаживал. После пары бутылок водки, выпитой с огромным удовольствием, немцами была затронута тема войны, концлагерей. Старший уже потянулся за старым фотоальбомом, но жена его одернула. Повисла неловкая пауза, так как мы с товарищем поняли, что среди фотографий может запросто проскочить какой-нибудь дядя Ганс в эсэсовской форме, но вдруг младший из партнеров оборвал эту паузу одной фразой. - Между прочим, мой дедушка погиб в концлагере.., - мы притихли. Хотя этот голубоглазый блондин был как-то совсем не похож ни на еврея, ни на цыгана, мне стало ужасно неудобно, что я так плохо подумал о его родственниках, - Он напился шнапса и упал со сторожевой вышки, - закончил Кристиан.