Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Кондратъ
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Представляя меня аудитории, Вы коротко огласили мой послужной список и перечислили немногочисленные регалии. Спасибо. Утонений и дополнений нет. Есть, если позволите, постскриптум... Числился за нами один арестованный. Залётный из Закавказья. Неприятный человек средних лет. Из таких, что пробу ставить негде. Пока устанавливали личность, добывали переводчиков, иногородние потерпевшие разбежались, дело стало разваливаться на глазах. Через три месяца ребром встал вопрос о его освобождении. Следователь в голос выл от собственного бессилья. Розыск ложился на рельсы. Ко мне для увещевания приехал зам начальника МУРа. Полтора часа крыли друг друга матом. В итоге – освободил. Примерно через полгода, на каком-то мероприятии подходит ко мне опер из 2-го отдела Петровки и спрашивает: - Помните злодея, которого в августе освобождали? - Помню, - говорю, а у самого настроение вниз по синусоиде, - грохнул кого? Опер отрицательно мотает головой: - Нет, - говорит, - на местном сходняке потребовал из общака 50 тыс. долларов, которые должен прокурору за освобождение. - И что? - спрашиваю, а у самого настроение камнем на дно. - Ему башню отбили и на счётчик поставили. Сказали – Бабушкинский не берёт... Других наград за собой не числю.
На совещании президент слово предоставил Золотову. - Предлагаю олимпийские объекты переоборудовать в пункты временного содержания, бойцам Росгвардии раздать электрошокеры и сапёрные лопатки, Москву закрыть, в городах-миллионниках ввести комендантский час, снять запрет на использование наручников. - Вы полагаете это поможет победить коронавирус? - Какой коронавирус?
Мой приятель Леха достаточно долго жил в панельном доме на улице 2-я Синичкина, что в Москве, занимая там двухкомнатную квартиру на 7 этаже. Настало время ему переезжать в другое место по причине абсолютного разрыва семейных отношений с супругой. Бежать, бросая технику, как это он потом делал, Леха не стал, а в спокойной обстановке обсудил с женой вопрос раздела совместно нажитого имущества. В результате хладнокровного дележа ей досталась квартира, обстановка (мебелью ее называть как-то язык не поворачивается) и младенец мужского пола, а ему - полтонны книг, отступное в виде некой суммы денежных средств и палас, размером 3 на 4 метра. На деньги, полученные в качестве отступного, была нанята грузовая машина и прикуплены спиртные напитки, в количестве, достаточном для того, чтобы и помощников ублажить (меня и еще одного парня, уже не помню кто это был), и процесс погрузки не сорвать. Больше всего мы наежились с книгами. Собственно говоря, почти весь грузовик они, сердечные, и заняли. Наконец, настала очередь паласа. Почему-то мы скатали его в длину. Сколько лет этот палас на полу лежал, столько лет его никто не чистил, хотя, гарантий, что он попал в квартиру еще чистым, я, естественно, дать не могу. В общем, получилась толстая 4-х метровая колбаса размером с Царь-пушку. От пыли и грязи, въевшейся в ткань, эта штуковина приобрела не только соответствующий цвет, чугунный вес, но и асбоцементную жесткость. Втроем мы с трудом оторвали ее от пола и попытались вынести в коридор. Но не тут-то было! Мало того, что коридор московской панельки был до неприличия узок, он еще располагался перпендикулярно комнате. В общем, наш палас лезть в коридор не желал. Как мы не пытались изогнуть его под нужным углом, все время оставались лишних 1,5 - 2 метра. Намучившись под тяжестью коврового изделия, мы, наконец, опустили его на пол, утерли грязные и потные лбы, после чего стали обсуждать проблему выноса этого малодвижимого имущества. Все предложения оставить изделие на месте, как это он делал потом, Леха отвергал с порога. Сняли дверь, все равно не лезет, опять сели, думаем. Прибежал водитель машины, - Долго еще? Ответить не можем. Выпили по чуть-чуть. Ответа нет. Наконец, гениальная мысль родилась в голове хозяина, как это она никогда не делала потом. Не хер голову морочить, сбросим с балкона и все дела, - сказал Леха. На балкон эту бандуру мы выперли на раз-два-три, с трудом положили на перила и перевели дух. Как сейчас помню, было лето, часа два пополудни, на улице почти никого, редкая машина проедет в сторону метро. Убедившись, что под балконом детей или чужого имущества нет, синхронно отпустили палас. Летел он ровно, почти параллельно земле, мне казалась, что я слышу его свист, как от авибомбы, но потише. По дороге палас отломил здоровенную ветку тополя, толщиной в руку, не меньше, и с диким грохотом пал на асфальт. Земля содрогнулась и до восьмого этажа поднялось густое облако черной пыли. Все сушившееся на соседних балконах белье мгновенно стало темно-серым, так как накопленная паласом многолетняя грязь воздушно-капельным путем благополучно перекочевала на белоснежные полотенца, наволочки, рубашки и прочую ерунду. Удовлетворенно хмыкнув, Леха сказал, что дело сделано и можно ехать, а то счетчик бьет с этим паласом уже без всякой меры. Прихватив с собой недопитую бутылку, помня, что еще предстоят разгрузочные работы, мы спустились вниз. Путь занял примерно 5 минут. Паласа на месте не было. Исчез, сволочь! Куда он делся, до сих пор не знаем. Если кто в курсе, откликнитесь. И не бойтесь, вам ничего не будет. Срок давности вышел.
16 марта 2012 г., назначенное на 11 час. 00 мин. расширенное заседание Коллегии Минздравсоцразвития России, на котором планировалось подвести итоги работы министерства в 2011 г. и рассмотреть планы работы на 2012 г., началось с опозданием на полтора часа. Ждали В.В. Путина. На пресс-конференции журналист не удержался и спросил: - В.В., почему Вы всё время опаздываете? Сегодня на полтора часа, в феврале тоже на полтора часа, а в декабре 2011 г. аж на два часа. - Опаздываю? – удивился Путин, - да я всегда приезжаю к началу.
- Исаак, что ты скажешь за слова Президента Грузии: «Россия – оккупант, но туристы должны приезжать». - Абраша, это установка женщины с низкой социальной ответственностью – ты мне противен, но за деньги согласна.
В прежние времена возле Павелецкого вокзала Москвы располагался павильон «Траурный поезд В.И. Ленина», который был филиалом Центрального музея В.И. Ленина. Каким образом меня туда занесло, не помню, скорее всего, школу прогуливал, но вход был бесплатным, это точно. Павильон – огромных размеров пакгауз, на полу фрагмент железнодорожного пути, на рельсах небольшой паровоз (вроде маневрового) с пассажирским вагоном и открытой платформой. Небольшая табличка: «На этом поезде какого-то там января 1924 г. из Горок в Москву был доставлен гроб с телом В.И. Ленина». Двери вагона заперты, окна закрыты, проникнуть в кабину машиниста также не удалось. На платформе смотреть нечего. Однако все стены пакгауза увешаны траурными венками. Венки везде, где только можно себе представить, они стоят, в том числе, аккуратно прислонённые к колёсам поезда. На каждом венке лента с надписью. Эти ленты – одно из сильнейших впечатлений моего детства. Читая надписи, я провёл в музее около полутора часов. Собранные вместе, они представляли собой (и представляют до настоящего времени) одну из величайших книг мира. Книгу, написанную народом. Естественно, что никаких записей я не вёл. Надпись помню только одну: «Мы, воры Бутырской тюрьмы, клянёмся тебе, великий Ленин, что не украдём ни рубля у родного советского государства». Венок с этой лентой стоял у самого паровоза.
Впервые провожая Ружичку домой, я из последних сил мечтал хоть о каком-нибудь туалете. Три литра «Ячменного колоса» распирали створ и рвались наружу как Ангара перед водопропускными сооружениями Братской ГЭС. Поддерживать разговор удавалось уже с огромным трудом. Ещё труднее было сказать об этом Ружичке. Я бы лопнул, если бы не увидел кошку. Направляясь куда-то по своим делам, она мелькнула у строительного вагончика, стоявшего на небольшой заасфальтированной площадке между домами. - Подожди, это же наш кот! – радостно воскликнул я и рванул за вагончик. Остальное было делом техники. - Извини, у нас кот пропал, - хотел сказать я в своё оправдание, когда вернулся, но не сказал. Из-под вагончика к ногам Ружички натекла огромная лужа «Ячменного колоса». Все слова застряли у меня в глотке. Я стоял болван болваном и не знал, что делать. Ружичка молча подошла, взяла меня под руку и поцеловала в щёку. Моё сердце остановилось и снова пошло. Любви люди стесняются больше, чем секса.
Некоторое время М. Курилин работал в Союзе ССР. Понадобилось ему как-то допросить узбекского деятеля, который сидел в Ташкенте и числился за прокуратурой республики. Прилетел, получил разрешение, оформил вызов. В изоляторе - приходите завтра. Завтра - ноль целых, хрен десятых. И так все три дня. Чтобы оправдать командировку, решил хоть жену арестованного допросить. Приехал на домашний адрес, звонит, а дверь ему обвиняемый открывает в халате нараспашку. Михаил Трофимович рассказывал, что хозяева приняли его хорошо, с уважением.
Как Вы думаете, Холмс, чем геи отличаются от пидарасов? - Элементарно, Ватсон. Геями рождаются, а пидарасами становятся. В основном, после назначения на должности государственной гражданской службы, - добавил знаменитый сыщик, бросив короткий взгляд на Лейстрада.
В 2010, кажется, награждали одного академика международной премией. Вышел на подиум дед (внук под руку вел), подошёл к микрофону и стал рассказывать, как в июле 1941 он, дальний разведчик, получил задание разведать систему ПВО города Берлин. А евонный техник, несмотря на запрет, две маленькие бомбы в кабину ДБ сунул: - Тащ лейтенант, тащ лейтенант, ребята наказывали по логову х@йнуть. Я, - говорит академик, - над Берлином фонарь откинул и две эти бомбочки руками за борт выбросил. Приказ нарушил. О премии даже не вспомнил, хорошо, внук ему что-то на ухо шепнул, вернул в лоно праздника. Я дольше всех хлопал.
- Абраша, у тебя пластырь на лбу. Это производственная травма? - Нет. Хотел сказать Сарочке, что суп у неё не вкусный, а очень вкусный, но не успел закончить фразу.
- Послушайте, Дживз, почему на Олимпиаде в Корее возник допинговый скандал с кёрлингистом Крушельницким? - Нам пытаются доказать, что кёрлинг это спорт, сэр.
- Скажите, Холмс, почему Вы считаете Терезу Мэй причастной к преступлению в Солсбери? - Элементарно, Ватсон. По делу несколько потерпевших. Знать, что объектом покушения был именно Сергей Скрипаль, может только настоящий убийца.
Армянское радио спрашивают: - Правда ли, что после Виагры у пенсионеров такая же потенция, как в 17 лет? Армянское радио подумало и отвечает: - Правда. Такая же невостребованная.
В 70-х годах на чистый и безлюдный Белорусский вокзал из-за рубежей нашей Родины вернулся поезд Министра обороны СССР. По каким-то причинам проверяльщики оставили без внимания WC, имевший выход на платформу. Оттуда-то и появился солдат, который, естественно, налетел на министра и впал в ступор. Свита тоже. Немая сцена закончилась гауптвахтой. Я слышал эту историю уже в 80-х. Рассказчик уверял, что, видя в отпускном билете запись: "Задержан патрулем г. Москвы за неотдание воинской чести Министру обороны СССР маршалу Советского Союза Гречко А. А.", в каждой комендатуре солдата поили водкой и требовали подробностей геройского поступка.
- Скажите, Холмс, чем мировая держава отличается от региональной? - Элементарно, Ватсон. У мировой державы враги по всему миру, а у региональной - в пределах конкретного региона.
- Скажите, Холмс, почему в США так боятся русских? - Элементарно, Ватсон. Русские разгромили Третий рейх, уничтожили СССР. Теперь всех волнует вопрос - кто следующий.
Армянское радио спрашивают: - В чём разница между волей и свободой? Армянское радио подумало и отвечает: - Воля - это когда делаешь всё, что хочешь, а свобода - когда не делаешь того, чего не хочешь.
- Исаак, твой Нёма – победитель районной олимпиады по химии, подал документы в Финансовый университет при Правительстве РФ. Почему? - Там его научат превращать природный газ в золото, минуя промежуточные стадии переработки.
- Исаак, ты слышал заявление Серебрякова о хамстве и наглости, как о части русской национальной идеи? - Это не идея, Абрам, это результат запрета на ношение оружия.
Как-то вечером Потап отправился провожать домой известную на районе красавицу Юльку Нитобург. На следующий день он появился в школе с фонарём под глазом. Искал п@зду, а получил п@зды. Со слов потерпевшего стало известно, что расправу над ним учинили негодяи из соседней школы. Школы располагались по разные стороны от улицы Герцена. Мы контролировали территорию от улицы Герцена до проспекта Маркса, а наши соперники – от улицы Герцена до улицы Горького. Нитобург жила на улице Горького.
В принципе, мы поддерживали нейтралитет, т.е. само по себе появление на чужой территории не считалось нарушением, влекущим за собой применение мер физического воздействия, но тут вмешался дополнительный фактор – Юлька.
О случившемся Потап доложил представителям восьмых-десятых классов, собравшимся в туалете для мальчиков на четвёртом этаже школьного здания. Представители курили, плевали в окно и громко матерились. По результатам обсуждения пришли к единогласному мнению, что раз Потапа били пятеро, то ответить должна вся школа.
На следующий день мы (человек пять) отправились обедать в чебуречную. Погода установилась солнечная, курток уже не надевали. Зверь бежал прямо на нас - один из оголодавших потаповских обидчиков с ходу влетел в наши объятия, обречённо остановился и сник. Ситуация повторилась с точностью до наоборот. Но его ожидания не оправдались, немедленного возмездия не последовало. Ему указали место и время, куда он и его товарищи в любом количестве и без оружия должны явиться на раздачу. Парламентёр поневоле разом повеселел, за что тут же получил увесистый пендаль. Никто с ним шутить не собирался.
В ближайшую субботу после уроков (в то время в школах была шестидневка) ученики старших классов не расходились. Мелюзгу отсеивали. Оставили трёх или четырёх семиклассников. Подтягивались жители Кисловских и других переулков нашей зоны влияния, в том числе те, кто уже закончил школу или учился в ней ранее, а также их товарищи. Кто-то из них принёс несколько штакетин, а один балбес – армейский штык-нож.
По конвенции мы должны были быть безоружными, поэтому в тот раз ему предложили или оставить штык, или проваливать. Он свалил (ножны были намертво приторочены к изнанке его пиджака). Штакетины тоже не взяли - оставили за пристройкой.
К месту встречи – узкому переулку возле редакции газеты «Гудок» - мы подошли в количестве 50-60 человек. Основные бойцы находились впереди нашего войска, а менее ценные члены экипажа – сзади. Такая же картина наблюдалась и в стане противника. Тесный переулок был выбран неслучайно (и фланги прикрыты, и отступать некуда – задние ряды напирают). Дойдя до его середины, два центуриона в молчании остановились на расстоянии пяти-шести метров друг от друга.
До сих пор, когда я слышу или читаю о «стоянии на Оке» у меня перед глазами весна, узкий московский переулок, две наши толпы, втиснувшиеся в него с противоположных сторон, и абсолютная тишина, невесть откуда возникшая тогда в центре большого города.
Боя Пересвета с Челубеем протокол не предусматривал, поэтому мы замерли, ожидая сигнала к атаке. Кто-то из наших должен был заорать: - Бей гадов! - или что-нибудь в этом роде. Крики раздались одновременно с двух сторон. С нашей стороны в сторону вероятного противника полетело: - Колька, сука, где ты был, почему на игру не пришёл?! Булыга, бля, когда рупь отдашь?! Со стороны вероятного противника до нас донеслось: - Самсон, х@ли ты там стоишь, иди сюда! Проня, закурить есть?!
Многие добровольцы из обоих воинств находились между собой в хороших отношениях. Началось братание, над переулком повисло облако сигаретного дыма, о Потапе никто не вспоминал. Первоначальное напряжение спало, однако заряженность на конфликт никуда не далась. Более того, она получила дополнительный импульс – присутствующие осознали, что наша ударная мощь увеличилась в два раза. Сильное, надо признать, ощущение.
В общем галдеже родилась простая, моментально поддержанная большинством мысль – дать п@зды школе, что на Суворовском бульваре. В рейд пошли человек сто. В эпоху футбольных фанатов такой толпой никого не удивишь, а в 1971 г. это было в диковинку. Прохожие с опаской косились на густые, нестройные ряды участников дальнего похода.
Подворотня вытянула нас в колонну, поэтому на Суворовский бульвар мы выходили группами по 4-5 человек. Не обращая внимание на машины, эти группы пересекали проезжую часть, перелезали сначала через одну чугунную ограду, потом через другую, снова пересекали проезжую часть и скрывались в подворотне напротив. На некоторое время движение транспорта по этому участку Бульварного кольца прекратилось. Водители нас пропускали.
Когда первая группа вошла во двор рядом с Домом полярников я оглянулся и увидел, что хвост растянувшейся колонны ещё находится в проходняке на чётной стороне бульвара, где жил Тэккер. Вражеская школа встретила нас закрытой дверью. Во дворе тоже никого не было. Суббота однако. Хотя спортивная площадка нас и вместила, но яблоку упасть было негде. Вечерело.
Эх, - сказал один из наших союзников, расстегнул штаны и выплеснул всё своё разочарование на невысокий борт, опоясавший площадку со всех сторон.Через пару минут этот подвиг повторили почти все находившиеся на льдине полярники. Искра конфликта угасла. Так что, единственным результатом коллективных усилий в тот день стало искусственное болотце, созданное нами в тылу врага, в том числе, благодаря паршивой дренажной системе спортивного сооружения, находившегося на балансе у наших соперников.
Ощущение неправильности произошедшего живёт во мне до сих пор, но за рассказ я взялся вовсе не из желания облегчить свою совесть. Я вспомнил, как на втором курсе вернувшийся из Москвы Лёха сказал, что его приятель из МГИМО, с которым я был шапочно знаком, получил по морде. - За что? – вяло поинтересовался я. - Провожал домой какую-то Юлю Нитобург, - ответил Лёха.
- Скажите, Дживз, за что мужчины любят женщин? - Видите ли, сэр, любят не за что-то, а вопреки. - Вопреки чему, Дживз? - Инстинкту самосохранения, сэр.
Сергей Иванович выпил и поставил лафитник на салфетку: - Есть люди, которые управляют жизнью. Если попал в обойму, всё идет автоматом. Поэтому у меня есть всё, а у тебя ничего. И я буду @бать твоих баб, хотя ты хороший парень и мне лично ничего плохого не сделал. Но женщины любят богатых, - он погладил Ленку по тыльной стороне ладони, - А ты никто и звать тебя никак. - Меня зовут Саша и я знаю свой род с 19 века. Максимум, кого Вы из предков помните, это деды с бабками. Вы человек без роду и без племени. Украсть легко, сохранить украденное трудно, а приумножить почти невозможно. Для этого опыт поколений нужен. Поэтому у Ваших детей капитал не задержится. Так что идите, Сергей Иванович, за Путина проголосуйте, а то власть поменяется, и раскассируют всю Вашу обойму по зонам, по кладбищам, да по молодым европейским демократиям. Я собрался продолжить, но Сергей Иванович потерял ко мне интерес и куда-то ушел. Ленка осталась. - Хорошо ответил, - сказала она. - Конечно хорошо, - согласился я, - Жалко, что п@здеж.
Затесался как-то в нашу компанию один хирург. Подробностей застолья уже не помню, но после третьего тоста возник повод рассказать присутствующим анекдот о старой бабке, которая пришла к врачу за советом, как лучше застрелиться. На тот случай, если жить невмоготу станет, дед ей свой наган оставил. - Отмерь два пальца под левой сиськой, - ответил лекарь, - туда и стреляй, не промахнёшься. Поблагодарив, бабка ушла и на следующий день попала в Первую хирургию с огнестрельным ранением левого колена. Поскольку анекдот был старым, никто даже не улыбнулся. Только хирург засмеялся. - Ну и пальчики у неё, - сказал он.
