Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Ашот Наданян
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Ввиду многочисленных исков и штрафов, обрушившихся на участников «голой вечеринки», их следующее подобное мероприятие будет называться «Вечеринка голодранцев».
Писатель Ник Аплин как-то спросил меня об успехах сингапурских шахматистов. Я стал рассказывать. Каждый раз, когда я произносил слово «успешный» (на английском — successful), он вздрагивал. Оказалось, что successful, я произносил как sexessful.
Заметил, что когда выезжаешь с парковочного места передом, тебя пропускают гораздо охотнее, чем когда — задом. Причина, видимо, в следующем: встречаясь взглядом с выезжающим водителем, пропускающему бывает психологически сложнее выглядеть эдаким неуступчивым мачо, и у него включается эмпатия. А когда водителя он не видит, то срабатывает противоположный эмоциональный механизм, и активируется комплекс превосходства. «Доминирующий» водитель в этом случае оценивает ситуацию примерно так же, как один известный государственный деятель: «Нет водителя — нет и машины».
Восклицательные знаки созданы для лозунгов, вопросительные — для анкет, тире — для афоризмов, запятые — для списков продуктов, которые жёны пишут мужьям.
Тот, кто в 14-летнем возрасте сыграет со мной официальную турнирную партию и выиграет, будет иметь неплохие шансы стать чемпионом мира по шахматам. Не верите? Посудите сами. В 1993 году я проиграл Рустаму Касымджанову, в 1997 году — Руслану Пономарёву, а в 2004 году — Яну Непомнящему. Всем троим на момент партии было 14 лет; двое из них впоследствии стали чемпионами мира, а один стал вице-чемпионом.
Раньше я считал, что шахматы — это занятие для творческих людей с высоко развитым чувством прекрасного. Это заблуждение. Современные компьютеры легко расправляются с человеком, и у них нет горящих глаз и одухотворённого лица. Лишь: он туда — я сюда, он туда — я сюда...
Второго марта 1998 года я сидел дома и анализировал какую-то позицию. Пришёл Камо, муж сестры. Большой любитель шахмат и мой верный болельщик. — К чему готовимся? — спросил он. — Да ни к чему, просто. — А что, турниров нет? — Есть, но только далеко. Вон ребята в Нью-Йорк собираются на днях. — Ну и ты езжай. — Грешно смеяться над больными людьми, — ответил я репликой из знаменитого кинофильма. — Знаешь сколько это стоит?! — Слушай, — оживился Камо, — у меня к тебе деловое предложение. Ты мне помоги с визой, а я возьму на себя финансовые расходы. Идёт?! Я позвонил человеку, который занимался визами для шахматистов, и спросил, не поздно ли оформляться. Оказалось, что не поздно, в посольство собираются как раз завтра. Быстро еду в Дом шахмат к президенту федерации Ванику Захаряну. Захожу в кабинет и объясняю: так, мол, и так, появился спонсор. Муж сестры. Любит шахматы, Америку тоже. Хочет с нами. Можно? Ваник Суренович — человек твёрдый и властный, но сердце у него доброе. Поняв, как мне хочется ехать, он спросил: — Вернётся? — Головой ручаюсь, — обрадованно закивал я. — Хорошо. Оформим как руководителя делегации. Уф! Второй этап позади. Я поблагодарил Ваника Суреновича и сбежал по лестнице вниз, где меня ждал Камо. Оставалась третья, решающая стадия — виза. На следующий день семеро шахматистов вошли в американское посольство. Впереди них, грузно переступая с ноги на ногу, шёл почти двухметровый, невероятно широкий в обхвате, смахивающий скорее на руководителя делегации штангистов, чем шахматистов, великан Камо. Картина была столь впечатляющая, что всем немедленно выдали визы! Вот так двенадцатого марта мы оказались в Нью-Йорке. До начала турнира оставалось два дня, поэтому мы немедленно принялись «осваивать» Америку, тем более что играть предстояло по две партии в день и времени в дальнейшем могло не быть. Таймс-сквер, театры на Бродвее, здание ООН, статуя Свободы, Брайтон-Бич... Не верилось, что всё это наяву, ведь всего лишь десять дней назад я сидел в холодной квартире ереванской «панельки» и даже не мечтал о таком. Поселились в гостинице-небоскрёбе «Нью-Йоркер», что на Манхэттене, рядом со знаменитой ареной «Мэдисон-сквер-гарден». В этой же гостинице предстояло играть. Заряженный положительными эмоциями, я с нетерпением ждал начала турнира. За последнее полугодие мой рейтинг упал, поэтому мог участвовать только в турнире «Б», где, будучи одним из эло-фаворитов, имел реальные шансы на первое место, за которое полагался внушительный приз в восемь тысяч долларов. Бойко взявшись за дело, я выиграл первые пять партий. В том числе у двух гроссмейстеров. Всё шло как по маслу. Уверенный в окончательной победе, я, гуляя мимо витрин магазинов, приценивался к ноутбукам — недоступной мечте последних лет. Но фортуна решила, что с меня хватит. Имея 6,5 из 7, я в предпоследнем туре белыми проиграл важную партию мастеру из Сербии. Обидным было то, что, отказавшись в дебюте от предложенной ничьей, переиграл соперника и несложным ходом пешкой мог сразу выиграть партию, а с ней и турнир. В девятом туре сыграл вничью, и набранных семи очков хватило лишь для четвёртого места. Выиграл 750 долларов, что в то время никак не тянуло на ноутбук. Хорошего, как говорится, понемножку.
Иногда заголовки сайтов могут довести человека до обморока или сердечного приступа. Это однажды едва не случилось с моей женой. В ноябре 2007 года я в качестве тренера поехал с лучшими сингапурскими юниорами в Турцию на юношеский чемпионат мира по шахматам. Больших успехов ребята не добились, но поездка прошла интересно и все остались довольными. Город Кемер, расположенный на побережье Средиземного моря, баловал нас идеальной погодой. Еда была замечательной, и всех кушаний попробовать было просто невозможно из-за громадного выбора блюд. Такого изобилия я прежде не встречал нигде. На фоне этого забавно было видеть, как консервативные в еде сингапурцы варили в гостиничных номерах рис или лапшу, так как эти же продукты в турецком исполнении им категорически не нравились. И вот турнир закончился, и мы готовились к отъезду. Вечером я, прогуливаясь вдоль берега, позвонил жене в Сингапур. Мы превдкушали скорую встречу. Глядя на луну, я спросил жену, видит ли она её. Она ответила, что видит. Это было весьма романтично и волнующе — осознавать, что, находясь друг от друга на расстоянии многих тысяч километров, мы беседуем и одновременно смотрим на один и тот же объект. Подумалось, что, пожалуй, нет помимо луны ничего другого, что обеспечило бы столь живую дистанционную связь. Посредством треугольника «земля — небо — земля» мы словно встретились взглядами. Вскоре наша команда была в аэропорту Стамбула, откуда нам предстоял многочасовой перелёт в Сингапур. Утром 30 ноября моя жена включила наш стационарный компьютер, чтобы зайти на сайт сингапурского аэропорта Чанги и узнать, приземлится ли самолёт по расписанию. Стартовой страницей на компьютере была «Лента.ру». Когда она загрузилась, то первое, что увидела жена, был заголовок на главной странице сайта: «Все находившиеся на борту турецкого самолёта люди погибли». У жены потемнело в глазах. Едва удержавшись, чтобы не упасть, она попыталась кликнуть на зловещую новость, но рука дрожала так, что курсор мышки судорожно бегал по всему экрану. Усилием воли жене удалось немного унять дрожь в руках и нажать на ссылку. Сердце колотилось, словно пневматическая груша под ударами боксёра. Расплывающиеся буквы едва позволяли читать. Когда текст, в конце концов, был прочитан, оказалось, что потерпел катастрофу самолёт, вылетеший из Стамбула почти в то же время, что и наш, но выполнявший рейс внутри страны. С этого дня «Лента.ру» перестала быть стартовой страницей на нашем компьютере.
Виктора Корчного я в первый и последний раз увидел на опен-турнире в Линаресе. Естественно, приглядывался к нему и его партиям. Больше всего был поражён не ходами великого шахматиста, а его манерой поведения. Как только Виктор Львович получал значительный перевес, он начинал бросать раздражённые взгляды на соперника и всем своим видом показывал, что тот зря продолжает борьбу и ему давно пора бы сдаться. В одном из туров Корчной, получив выигранную позицию в партии с гроссмейстером Р. П., не ограничился лишь раздражёнными взглядами. Тишину игрового зала внезапно нарушила гневная тирада «великого и ужасного»: — Молодой человек, вы кто? Гроссмейстер? Кто вас учил играть в шахматы?! Неужели вы не понимаете, что продолжать игру в этой позиции — это неуважение к сопернику?! Вы полагаете, что я не в состоянии выиграть эту позицию?! Стыдно, молодой человек, стыдно! Обескураженный Р. П. густо покраснел и немедленно сдался. А Корчной встал со стула, победоносно огляделся вокруг и не спеша вышел из зала. Вот уж, действительно, — задавил авторитетом.
Первые мои две партии с гроссмейстером Смбатом Лпутяном — обе в чемпионатах Армении (1997 и 1998) — закончились его победой. Особенно запомнилась вторая из них. Тот турнир я начал крайне неудачно — пол очка из четырёх, — и пятую партию с Лпутяном очень уж хотелось выиграть, чтобы не только изменить неудачный ход турнира, но и отреваншироваться за поражение предыдущего года. При подготовке к партии мне в голову пришла шальная идея, которую я с помощью отца — бывшего парикмахера — немедленно реализовал: я постригся наголо. Практически до блеска. Посчитав, что смахнул таким образом со своей головы не только волосы, но и дурные мысли, я, полный решимости выиграть, надел белый костюм и отправился на тур. Однако всеобщее внимание так меня сконфузило (не могли сдержать улыбок не только Смбат и остальные одиннадцать участников чемпионата, но и многочисленные зрители в зале), что я перепутал порядок ходов и ошибся аж на четвёртом ходу. Соперник сразу же воспользовался подарком и уравнял позицию. Расстроившись, я допустил ещё несколько ошибок и быстро проиграл. Смбат после партии, смеясь, посоветовал: «В следующий раз голову меняй!» Зря он это сделал. Следующую нашу с ним партию в чемпионате 1999 года я выиграл в разгромном стиле.
Мой давний приятель Самвел плохо владел русским языком. Однажды при встрече он сказал, что услышал по радио хорошую песню на русском, но не запомнил её названия. Я спросил, помнит ли он какие-то слова. Самвел сказал, что помнит только одну строчку. — Какую? — спросил я. — «Сердце, друг, спрехену́ла...» — запел он, растягивая последнее слово. — Спрехенула? — Да. Что за песня понравилась Самвелу мы так и не поняли. А он ещё долгое время напевал себе под нос «сердце-друг-спрехенула». Прошло много лет. Как-то на ютубе встретил песню, мотив которой показался очень знакомым. И тут же понял, что это «Спрехенула»! Я внимательно стал слушать. Советская исполнительница романсов Изабелла Юрьева пела: «...Сердце вдруг встрепенулось...»
Когда Арменчик, Варданик, Геворик, Жорик, Мишик и Самвелик приехали в Исландию, они были приятно удивлены, что в стране есть города Гриндавик, Дальвик, Кеблавик, Рейкьявик, Судавик и Хусавик.
В январе 1998 года я поехал в Испанию на два опен-турнира: в Линарес и Убеду. «Отцом» этих турниров являлся Луис Рентеро — харизматичный организатор, известный, кроме всего прочего, и своим непримиримым отношением к коротким ничьим, за которые даже штрафовал. Казалось, что мне, ненавидевшему не только короткие, но и любые ничьи, навлечь на себя гнев «тирана» не удастся. Но это едва не случилось. В четвёртом туре опена в Убеде, встречаясь чёрными с соотечественником Вигеном Мирумяном, я закончил партию аж на шестом ходу. Но это ещё цветочек. Ягодка же в том, что я... проиграл! Дело было так. При подготовке к партии я весь вечер ломал голову над тем, как можно в ответ на 1.е4 применить мою коронную защиту Филидора, но при этом избежать любимой Вигеном венской партии. В конце концов нашёл любопытный порядок ходов и довольный заснул. Наутро всё пошло так, как я и задумал — домашная заготовка сработала. Но тут, получив комфортную позицию, я вдруг на пятом ходу решил сымпровизировать. Вместо хода пешкой, который я изучал при подготовке, я решил сделать ход конём, который заметил во время игры. «Новинка» выглядела блестяще — чёрные создавали одновременно три угрозы. Ничтоже сумняшеся, я выпрыгнул конём на g4. И тут, словно несчастный профессор Плейшнер из кинофильма «Семнадцать мгновений весны», я понял, что допустил роковую ошибку. Белые могут просто отойти слоном и, защитившись от всех трёх угроз, остаться с лишней пешкой. В ожидании хода соперника я мысленно бился головой об стенку: вся подготовка — коту под хвост! И словно тот же Плейшнер, приготовивший на случай провала ампулу с ядом, я решил: найдёт ход 6.Сe2 — сдамся! Нашёл, конечно. Расстроенный, я быстро покинул игровой зал. Всё, что случилось дальше, знаю лишь понаслышке. Наш столик, где остался сидеть смущённый Виген, облепили любопытствующие. Пришёл Рентеро. Стали изучать бланки. Фигуры подвигали. В конце концов решили, что всё по правилам. Успокоившись, я сожалел об импульсивном поступке. Пешка так пешка — сдаваться-то зачем?! Только людей зря потревожил. Несмотря на скромный спортивный результат, из Испании я вернулся в хорошем настроении. Поездка впечатлила. Да и могла ли не впечатлить страна, где вино ненамного дороже воды, где в кафе, помимо салфеток и пепельниц, на столики кладут тарелки с оливками, где вечерами люди зажигают костры, играют на гитаре, танцуют и поют. Бьюсь об заклад, что даже у самого убеждённого аскета в душе предательски зашевелился бы эпикурейский червячок.
Чемпионат Армении 1997 года. На сцене — двенадцать шахматистов, в зрительном зале — аншлаг. Полная тишина, как и полагается. Вдруг в сопровождении телохранителей в зал входит... президент страны Левон Тер-Петросян. Он поднимается на сцену, проходит в середину и останавливается возле моей доски. Изучает позицию. О, ужас! Мой ход, позиция сложная, а за спиной — президент. Что делать? Встать — крайне глупо, продолжать сидеть — невежливо. В более конфузной ситуации я никогда не оказывался. Обхватив руками голову, я притворился, что весь ушёл в позицию, а на самом деле жалел о том, что провалиться под землю можно только на словах. Президент через пару минут отошёл, а я так и не смог настроиться на партию и бесславно проиграл.
Какой толк в том, что ты прокладываешь дорогу к цели, прикладываешь усилия, не закладываешь за воротник, откладываешь деньги в копилку, потом складываешь их в сумку, вкладываешь в бизнес, подкладываешь свинью конкурентам, выкладываешь прибыль на стол, укладываешь её пачками и перекладываешь в сейф, если ты кладёшь на своих близких?!
В 1993 году я гостил у тёти в живописном посёлке под Киевом. С двоюродным братом Кареном мы частенько ходили на озеро рыбачить. Мне было двадцать один, ему тринадцать. Однажды с нами пошли украинские друзья-сверстники брата. Когда я у берега скинул с себя рубашку, один из них, не подозревая, что легко будет понят чужеземным гостем, вдруг вспомнил зловещего персонажа русской народной сказки, которого ярко сыграл актёр Георгий Милляр в фильме Александра Роу: — Карен, твій брат який худий! — И, продолжая удивлённо разглядывать меня, уточнил: — Як Чахлик Невмирущий!
Как-то я услышал историю, подробностей которой уже не помню, но суть в следующем. Жили где-то в Англии пожилые бездетные муж с женой. Друг с другом они всю жизнь не ладили, но имелось одно связующее звено, которое не давало браку распасться — это фанатичная любовь супругов к принцессе Диане. Её фотографиями были увешаны все стены дома, не пропускалась ни одна телепередача с её участием, а журналы и газеты с её интервью зачитывались до дыр. Утром 31 августа 1997 года в доме чудаковатых супругов раздался телефонный звонок. Трубку сняла жена. На другом конце провода ревела соседка: — Ты уже слышала? Это кошмар! — Что случилось? — Принцессу Диану убили! — Как убили?! Кто?! — Папарацци. Женщина уронила трубку и, рыдая, побежала в комнату мужа. Распахнув дверь, она закричала: — Ты слышал?! Паваротти убил нашу Диану! Этот проклятый толстый ублюдок!
Шурин и его жена гостили у нас в Сингапуре. От местной еды были в восторге. Особенно нравились приготовленные методом стир-фрай грибы шиитаке. Улетая обратно в Москву, повезли с собой несколько пачек этих грибов. Через некоторое время решили приготовить их. Сушённые грибы нужно было проварить в течение получаса, а затем обжарить. И вот начали мои родственники готовить. Вскипятили воду, бросили туда пачку шиитаке и стали накрывать стол, предвкушая вкусную трапезу по сингапурским мотивам. Дальше события стали развиваться примерно так же, как в советском художественном фильме «Когда наступает сентябрь». В нём прилетевший из армянского города Аштарак в Москву дедушка готовил вместе с внуком-первоклассником шашлык на балконе московской высотки, а соседи, увидев дым, вызвали пожарных. Квартира моего шурина тоже привлекла внимание соседей. И они пришли к нему домой. Гурьбой. Человек десять-пятнадцать. — Ребята, вы в порядке? — спросил кто-то из них, когда дверь открылась. — Вроде да, а что случилось? — поинтересовался шурин. — Да ведь от вашей квартиры газом несёт так, что за версту чувствуется. Тут мой шурин понял, в чём дело, и поспешил успокоить бдительных соседей: — Это шиитаке. Грибы такие. Когда их варишь, они пахнут газом. Но вкусны невероятно. Попробуете? — Ну уж нет, — хором отказались соседи, — вы уж как-нибудь сами. — И стали расходиться по домам.
Жена попросила меня открыть банку с огурцами. Наш мальчуган, услышав, говорит:
— Пап, дай-ка я сперва попробую.
Не справившись, протянул банку мне. Когда я её открыл, он заметил:
— Неплохо баночке шею свернул.
В четвёртом туре московского турнира «Аэрофлот Опен» 2004 со мной произошла маленькая неприятность. В тот день я играл белыми с мастером из Бельгии. Ферзевый гамбит. Приятная позиция. Я безмятежно обдумывал свой семнадцатый ход. В зале полная тишина, несмотря на присутствие более сотни шахматистов. Вдруг в моём кармане зазвонил мобильный телефон. А как раз только-только ФИДЕ ввела новое правило — присуждать поражение за звонок. Бледнея и краснея, я стал выключать «мобильник», но мой соперник, прогуливающийся в это время неподалёку, всё видел и слышал. Решив не упускать своего шанса, он побежал через весь турнирный зал за судьёй. Не пошёл, не поспешил, а именно побежал. Галопом, переходящим в стремительный карьер. Через минуту мой соперник, запыхавшийся, но довольный, привёл к доске главного арбитра Герта Гиссена. Тот, сожалея и извиняясь, присудил мне поражение. Это был один из первых подобных случаев. Гиссен, с которым у меня впоследствии сложились добрые отношения, некоторое время называл меня при встрече «Мистер Мобайл». С тех пор я всегда осторожен: перед тем, как идти на партию, ставлю мобильный телефон на бесшумный режим, затем выключаю его и оставляю дома.
В конце декабря 1998 года президент Армении Роберт Кочарян вручал премии лучшим спортсменам года и их тренерам. На церемонии был и я со своим учеником Габриэлом Саркисяном. Во время банкета за нашим столиком в числе прочих сидел жизнерадостный усатый мужчина средних лет. Мы с ним обменивались репликами, шутили. Когда вышли на улицу, я сказал Габриэлу: — Какое знакомое лицо было у того весёлого мужика напротив нас. Габриэл удивлённо посмотрел на меня. Поняв, что я не шучу, он стал смеяться. Затем объяснил: — Так это же Хосров Арутюнян, бывший премьер-министр и нынешний спикер парламента.