Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Алик
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Навеяна историями про израильскую армию - самую еврейскую в мире
На военной базе Дугит объявлена тревога. Орудия готовятся к бою, усилен патруль. Со стороны моря к лагерю пробираются два террориста - они вооружены. Старший лейтенант Дмитрий Шевченко расчехляет свой пулемет - он прикрывает юго-западное крыло базы.
Из статьи:
Будни израильского солдата ("Вести недели" на базе спецназа израильской армии) Михаил Солодовников
В 1974 году в городе химиков Днепродзержинске, родине Ильича (Леонида) проводился традиционный турнир юных фигуристов на «Кубок Октябрят». По итогам турнира комплектовались детско-юношеские сборные Союза. Как отец спортсмена, приехавшего на столь ответственный старт, я обязан был пить с тренерами и судьями, но место за сынишкой было забито и нужды в такой жертве на алтарь отцовства не было.
Тем более, что жертва могла стать смертельной: тренеры и судьи упивались со спортивными функционерами вусмерть, а незакаленному родителю было крайне рискованно тягаться с ними, бывшими спортсменами, мастерами спорта. Их бухальное мастерство росло вместе со спортивной квалификацией – сначала бухарики юношеских разрядов, потом – первый взрослый...- да так до мастерской нормы. И на излете спортивной каръеры они становились большими умельцами "нарушения спортивного режима" - такой красивый эвфемизм придумали вместо пошлого "пьянства". Так что норму мастера простому смертному осилить было влом без риска стать очень смертным.
Потому я не токмо сам от этого уклонялся, но и других, как мог, удерживал. Кто же меня ослушался, очень потом жалел. Как, например, некто Гена, папа одной милой девочки - (имя - вымышленное, во спасение его души и тела от строгой и злопамятной гренадерши-жены).
Гена накрыл поляну в кафе с оригинальным названием "Эврика" - в СССР того времени так оригинально назывались все кафе, а катки, столь же оригинально - "Льдинками". Надо отдать должное собутыльникам: они не бросили Гену на поле боя с Зеленым Змием, а отволокли в гостиницу. Но, запамятовав, в каком номере он жил, просто складировали в коридоре. Там бы он и пролежал до скончания алкоголя в крови, на что при достигнутой концентрации могла уйти неделя. Однако подняла тревогу дежурная по этажу, разбуженная ужасающим запахом, заполонившим гостиницу: хотя Гена был вроде как уже неживой, но с ним произошло все, что может случиться с еще живым человеком.
Нас позвала его дочурка, горько рыдавщая над безмолвным телом отца: "Папочка умер?". - "Ну,- отвечаем,- пока да. Но бум ре.. реа.. ни ме. не. ми.. Карроче, оживлять! Иди, детка, спать, тебе завтра выступать, а мы твоего папочку не бросим".
И, действительно, оставить товарища в беде мы, родители других фигуристов, не могли, но и притронуться к нему - тоже. Мы трезво оценили обстановку, хотя и были поддатые, но не профессионально, а по-любительски, И порешили: раз уж Гена был ужратым вусмерть, надо отдать его в пользование профильным специалистам по обработке трупов. Мы дозвонились в морг местной больницы, но там никто не брал трубку. Скорее всего, санитар морга тоже спал мертвецким сном - в Днепродзержинске не пил только бюст Леонида Ильича, установленный на родине Героя по факту его еще дважды геройства.
Потерпев фиаско на государственном уровне, мы обратились в частный сектор. Дежурная по этажу гостиницы назвала бабку, обмывающую покойников. Ее даже не пришлось будить - старушка маялась трезвой бессонницей. Мы быстро уговорились о цене. К тому же ей очень польстило, что "клиент" - из столицы. Она бралась его и бальзамировать, но мы объяснили, что он - уже. Бабуля подивилась: кто же это забальзировал, но не обмыл? Мы назвали тренеров-виновников. Она не врубилась, эти громкие по тем временам фамилии ей ничего не говорили. С тем бабуля взяла свой профессорский саквояжик и пошла с нами, однако на месте от престижной и дорогой работы отреклась: "Живых - боюсь!"
Нам ничего не осталось как обрезать ковровую дорожку у ног и головы старушкина отказника и, как на носилках, отнести его в прачечную гостиницы. Там, на голом цементном полу, щипцами для белья обнажили тело донага и пустили на него холодную струю - горячей воды на родине Ильича (Леонида) отродясь не было. Он (Гена, а не Леонид Ильич) очнулся, сел и испуганно спросил: "Где я?" Нам не хотелось напугать его прачечной, и мы ответили: "В морге!". Он снова вырубился, и так трахнулся бошкой, что мы намылились бежать за бабкой - у нее открывался полный фронт работ и исчезли основания для страха...
Но Бог - не фраер, он сберег пьяного и в этот раз, а на следующий день, похмелившись, воскресший из мертвецких щедро заплатил за молчание: нам - сделал отличные фотографии деток во время тренировок и выступлений, а своей славной дочурке купил громадную куклу. Судьи же, хотя допились до беспамятства, не забыли, кто их так славно угостил до этого самого беспамятства, и единодушно отдали девочке третье, призовое место. Правда, объективно она заслуживала его и так, но фиг бы его получила, не соверши Гена отцовский подвиг "не корысти ради, а токмо волею пославшей мя жены" (Отец Федор, (с) Ильф и Петров, "12 стульев").
Больше Гена никогда не пытался перепить тренеров.
... А евойной мегере никто ничего не выдал, потому он жив до сих пор. И, если себя узнал, не сомневаюсь, с удовольствием примет привет из славного коммунистического прошлого, когда человек человеку был родной Брат, настоящий Товарищ и преданный Собутыльник.
"Думал, горестно вздыхая, Что друзей-то у него После дедушки Мазая Не осталось никого..." Н.Рубцов."Про зайца"
На славном берегу Ольгинского пролива Днепра, где мы с Викторией поселились на отшибе, рядом с нами обнаружилась колония бобров, составивших нам неожиданное соседство, точнее, мы - им, поскольку они тут обитали с незапамятных времен, а мы, как колонизаторы, высадились на их побережьи с большого корабля.. И еще спасибо нам, что еще не бросились, подобно испанским конкистадорам, отбирать их золото - бобровые шкуры. Первое время они прятались, уйдя в нижние этажи своего хорошо оборудованного дома, который назвать хижиной не поворачивается язык. Я насчитал от семи до десятка особей, три поколения: двое старых, три или четыре молодых и несколько детенышей. Они хорошие, как я, семьянины, и живут вместе, пока малышам нужна поддержка. Нам удалось завоевать их доверие - мы вели себя тихо, я подбрасывал им молодые веточки, Атос, удостоверившись, что это - не кошки, почти утpатил к ним интерес. Кроме того, они, видать, ознакомились с моим деревянным зодчеством на пнях да сухих березах: я вырезал сульптурки щуки, медведя, бобра, а вбитые в воду сваи пристани увенчал двумя головами Вождя N 1: грустной (когда в очередной раз огорчили меньшевики, эсеры и другие враги революции) и веселой (когда их постигала справедливая кара в ведомсте любезнейшего Феликс Эдмундыча). Мои работы бобрам понравились, они почувствовали родственную душу и, пусть не прониклись большим доверием, но, во всяком случае, при встречах под водой их морды лиц выражали нечто в духе "привет!" А вообще бобер под водой выглядит занятно: маленькие передние лапки он кротко складывает под подбородком, а гребет мощными задними. Плоский лысый хвост служит, как мне показалось, не просто рулем, но и руль-мотором. Мы сразу признали суверенитет их колонии, опpеделив им национальную бобровую автономную республику (БАР) в составе нашего государства, которое мы основали на побережье - единого и неделимого, соборного ССРАМа (Союза Собачьих Республик Атосиного Мыса). У них был свой Бобеpный Верховный Совет, часто слышалось, как они ссорились у микрофонов, верещали от них, обсуждая планы величественного строительства. Я к ним не совался, хотя и несколько раз подбирался под водой к плотине на ручье и громадному дому сечением где-то метр на метр и длиной метров восемь. Но без каких бы то ни было имперских замашек, просто во мне, как инженере-строителе, проснулся профессиональный интерес к хатке, которую они методично достраивали по ночам из веток и сучков, камней и глины. Сложное инженерное сооружение представляла собой и плотина, толково спроектированная и качественно выстроенная из тех же местных материалов. В целом она, по прочности и устойчивости отвечала всем СНиПам (строительным нормам и правилам) на плотины. Верхушка была мягче основания, что спасало от волн, а фундамент состоял из веток и прутьев, казалось, набросанных как попало, однако, внимательнее присмотревшись, я обнаружил, что они плотно сплетены между собой, образуя искусный арматурный каркас. В общем, чем более я узнавал об их постройках, тем больше восхищался мастерством подводных строителей плотины и хатки. Снаружи она была закрыта землей, а на примыкающем плоту бобры складировали свежие ветки - припасы кормов на зиму. Нырнув, я нашел подводный выход. Сам бы его никогда не обнаружил, но туда шмыгнул бобренок.
Бобры - очень чуткие и пугливые животные, то ли такими их сделала эволюция, то ли они утратили веру в наших людей. Наблюдение за ними осложнял их ночной, как у сталинского аппарата, образ жизни. Мне помог капитанский бинокль и не мешал Атос, четко выполняя команду "Замри!" В правительственном доме отдыха «Конча-Заспа» знатоки говорили, что бобры вместе с евреями выжирают здесь всю рыбу. Оттого у высокопоставленных рыбаков плохие уловы. Я же не видел, чтобы они (бобры) охотились за ней, не встречал возле их тусовок рыбьих скелетов и посуды из-под пива. Во всяком случае, то семейство, которое соседствовало с нами, было ортодоксально вегетарианским и питалось корой с веток ивы, ольхи, березы, а обглоданные ветки выносили из домика и употребляли на плановые ремонты хижины и плотины. Мне удалось пронаблюдать бобров за национальным совковым увлечением, самым массовым государственным производственным процессом, в котором получалась древесина и перековывались кадры, - лесоповалом. Я высмотрел дерево, подрезанное наполовину, возле которого и происходил субботник. Надрез был сделан в самый аккурат вокруг ствола, но со стороны воды он был глубже, т. е. рассчитывалась и оптимальная траектория падения дерева. В ширину надрез был поуже, чем делает топор дровосека: зубы бобра режут ровнее. Однако под деревом валялись щепки, какие летят, когда рубят лес. Их происхождение осталось тайной как для меня, так и Атоса. Работали бобры очень умело и усердно, даже получше зеков, претендующих на досрочное освобождение. Я не заметил у них ни одного перекура. В лесоповальное звено входило четыре работника. Один помогал звеньевому, а двое занялись очисткой и срезыванием веток с деревца, сваленного накануне. Когда дерево упало, бобры надолго попрятались, может, опасаясь, что на шум могут явиться незваные гости. Ветки они расчленяли на куски примерно одинакового веса, удобные для транспортировки, и, поскольку не располагали трелевочным трактором, каждый бобер транспортировал ветку, как ему было удобнее: катил, толкал сзади или тянул по следу, проложенному коллегами - до самой воды, где ждали работники водно-транспортного звена и сплавляли к хате или плотине. Эти уже брали толстый конец ветки в зубы, другой перекидывали за спину и плыли, таща за собой. Способ достаточно удобный, им пользовался и Атос при транспортировке крупных "аппортов". Бобры поразили меня еще и рациональной техникой движений, как все-таки экономна мудрая природа! Через несколько дней бобры уже настолько к нам привыкли, что не стеснялись выяснять при нас самые всякие отношения, вплоть до интимных. В общем, дело шло к "Бобровому дому" из "Рассказов опустевшей хижины" Серой Совы. Во всяком случае, бобры наблюдались в достаточном наличии, не хватало хижины, каноэ и индейцев - пока были только палатка, моторка и евреи. И, раз уж зашла речь о евреях, на месте российских патриотов, добившихся возврата к двуглавому имперскому орлу, я бы лучше принял в качестве символа Руси, раз уж так хочется чего-нибудь животного, именно бобра-лесоповальщика, а то их любимый двуглавый орел сегодня, в свете чернобыльского мировоззрения, выглядит радиоактивным мутантом.
Когда мы жили летом на лодке на побережьи Ольгинского пролива на Днепре, в окрестных лугах паслось совхозное стадо в пару сотен телок.
Королевский пудель - собака охотничья, сторожевая и пастушья. Вот у нашего Атоса и взыграли пастушьи гены, и он с большим увлечением сбивал телок в стадо, отгоняя от нашего лагеря. Правда, и потом не оставлял без внимания: стоило какой отбиться от остальных, грамотно загонял ее к товаркам.
"Good job",- сказал бы пастух Санько, будь он ковбоем. А так у него получалось, из-за самогонки, что ли: - Гарна робота!
Когда же после отпуска мы вернулись домой, как-то проходили мимо гимназии им. Шевченко на улице Панаса Мирного. Там физрук выстроил в шеренгу старшеклассниц.
Атос немедля ворвался в гимназический двор и с громким рыком, угрожая дюймовыми клыками, сбил шеренгу в круглую толпу, а сам принялся рьяно носиться вокруг перепуганных девушек, не позволяя никому отделиться от остальных.
Я примчался забрать пса, но на команду "Ко мне! " жЫвотное не обращало внимания. Когда же отловил сукина сына и взял на поводок, струхнувший физрук на меня вызверился: - Че эт пес вытворяет?
История вторая из серии, навеянной историей № 12 из «Всех» от 13.09.02 и начатой историей № 20 от 15.09.02 - о мудрой реакции советских людей на шумный официоз тупого пропагадистского аппарата родной партии. ... Еще в расцвет сталинского правления свободолюбивый советский народ (уже наученный Йосифвиссарионычем свободу любить) был страшно озабочен судьбой негров в Америке. И партийный пропагадистский аппарат во весь змеевик гнал пену в этом стратегическом направлении, посрамляя американский образ жизни. Так, чуть ли не главным героем хитового фильма «Цирк» с Любовью Орловой стал негритенок. Как известно, Сталин был лучшим другом советских физкультурников. Но, не в ущерб этой дружбе, в новые друзья ему вытащили из США негритянского певца Поля Робсона. Ну, неплохой бас. В СССР его сразу объявили выдающимся певцом современности, хотя в США таких певцов было столько, что, как говорят в нашем народе, их можно было выставить раком на каждой миле от Анкориджа (Аляска) до Майями (Флорида). Но в рамках мифа о жутком расизме в США чернокожему Робсону в СССР показали истинный интернационализм и учинили триумфальные выступления (правда, специально подготовленну для СССР еврейскую песню, к его большому изумлению, исполнять запретили). Как отреагировал, несмотря на забитость, мудрый советский народ? Правильно, невинным вопросом: «У какой певчей птички черные яйца? » Ответ, естессно: «У Поля Робсона». А за рассказ этого анекдота тогда можно было схлопотать не меньше 10 лет лагерей. Да и то, при смягчающих вину обстоятельствах, как-то: добровольная явка с повинной.
История третья. Уже сильно послевоенная, но опять же, шумиха с членом политбюро американской компартии, почившей в бозе тотчас после прекращения советской оплаты. А этим самым членом была приснопамятная негритянка Анжела Девис, угодившая под американский суд по уголовному делу. На шумиху в защиту Анжелы от американского империализма народ отреагировал:
«Петька: - Васильываныч, Анжелу Девис привели! - К стенке, суку! Петька (на легендарное ухо героическому комдиву, дескать, наша, американская коммунарша..). Васильываныч: - К стенке ПОЛОЖИТЕ! Я люблю спать с краю. »
... Впоследствии порвавшая с ленинизмом марксизма Анжела преподавала в Стенфордском университете, о чем поведал мне весьма пожилой, уважаемый бывший full профессор этого университета, сохранивший совершнно ясный ум и чувство юмора. Однако втолковывание ему анекдота заняло у меня пару часов - он задал несколько десятков вопросов, но в конце концов так и не врубился, что же смешного? А в действиях Петьки и Васильиваныча усмотрел элементы сексуального домогательства.
Алик, историк-любитель, проживающий по адресу kimryg.narod.ru
ВЯЗАНИЕ (об одном первоапрельском приколе на спицах)
Моя лаборатория в свое советское время дослужилась до "Образцовой", коллектив заслужил звание "Коллектива коммунистического труда", многие стали "Ударниками" этого труда...
И таки вкалывали без дураков (их не держали), а женщины при этом еще и немножечко вязали, и, бросая вызов ширпотребу, одевались достачно оригинально, в свое, посконное, связанное.
Вязали, есссно, втихаря, чтоб я не видел - под столом. Зайдешь, а сидят такие скромницы - у всех очи долу. Я, как деликатный руководитель "Образцовой лаборатории", "Коллектива коммунистического труда", наконец, как джентльмен,- ударниц коммунистического труда старался не смущать, отворачивался.
Как в известном сериале "ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу". А мгновений моего отворачивания ударницам вполне хватало, чтобы вязание со спицами и клубками ниток запихнуть в целофановые пакеты, спрятать в стол и смотреть в мои строгие, но добрые глаза своими ласковыми невинными.
В общем, официально считалось, что я о вязании ни слыхом не слыхал, ни дыхом не нюхал, в конце концов при тех зарплатах почему не позволить людям маленькие радости на производстве, где кроме рабочего времени и стырить-то нечего?
А как раз с апреля открывалась навигация по Днепру для маломерных судов, и я к ней готовился. Увы, за зиму у меня на лодке прохудилась целофановая пленка – жуткий дефицит по тем временам развитого социализма, она уходила "налево", не доходя до прилавка - на теплицы. И мой сотрудник выручил – накануне, в пятницу, как раз 1-го апреля, принес аппаратик для склеивания этой пленки.
Мне не терпелось проверить его в деле, и пока ударницы ушли на обед, я запаял пакеты с вязанием. Когда же они вернулись, быстро эвакуировался, а остальное доложил потом мой заместитель, который был с дамами в более доверительных отношениях по теме вязания,- не подумайте, не приведи Бог!, близких - мы свято блюли один из главных волчьих законов офисной этики – "Не живи с женой брата и женщиной из аппарата!"
Словом, сначала одна потерпевшая в непонятках завопила: - Девки, а у меня пакет склеился сам собой! За ней – другая! В общем, когда извлекли свои вязания, обнаружилось, что все стали товарками по несчастью, тут и несчастье вошло да поздравило коллектив с Первым Апреля, а главной вязальщице, у которой день рождения как раз пришелся на этот же день, во время застолья подарило поздравительную открытку со стишком:
ЖЕНЩИНЕ, КОТОРАЯ ВЯЖЕТ
Как звуки скрипки, так легки И так прекрасны эти руки, Разматывающие клубки В эстазе и смертельной муке.
Какая власть у этих спиц - Пленить такую Королеву, Падет перед которой ниц Герой с любого барельефа...
Вяжи, прекрасное твори, Чего б начальство не сказало... И спать не даст мне до зари Твое прекрасное вязанье.
... Вот такие ветры, перефразируя Маяковского, дули при социализме, где человек человеку был друг, товарищ, брат и собутыльник.
В киевском метро реклама обуви: "Мы вас усіх взуємо!" Народ негодует: нас уже и так взули: вклады на книжках, пенсии, экология, в общем, вся эта сволочная незалежнысть, от которой большинству населения - ой как плохо!
Ведущая международная организация по правам человека «International Amnesty Corporation» потребовала от США прекратить неслыханное по своему цинизму зверство - арест известного гуманиста Абу Аббаса. Ведь время злополучного захвата итальянского судна из 60 пассажиров он выбрал для убийства не, к примеру, цветущую сисястую кругложопую блондинку, а, полный гуманных побуждений, застрелил старого, почти 70-летнего еврея-инвалида на коляске, к тому же еще и американца. Из тех же гуманных побуждений, чтобы не омрачать отдых остальным пассажирам, он выбросил труп в море. К тому же просто поражает злопамятность США: прошло уже почти 20 лет, корабль за это время несколько раз покрасили свежей краской, палестинские террористы убили сотни евреев, а янки все еще не забыли, чего там Аббас натворил по молодости лет. Ну, с кем не бывает? Вы что, никогда в детстве не разбивали футбольным мячом соседское окно или не плевали жвачкой в своего кота?
"...Находят путь домой угри, ты им - не помешаешь, бессильна ты остановить, угрей упорных продвижение, но можешь за бутылкою сходить, что явиться немалым достижением". Юрий Татаркин. Перл № 13 за 11.04.07
На морду мою поналезли угри, И я их давлю от зари до зари. Захвачен я весь непосильным трудом, Бо морда моя – их отеческий дом.
Удел мой – и дальше елозить и гнить Засилье угрей мне не остановить. Эх, если б унялося их продвиженье Вот это бы стало большим достиженьем!
... Хе-хе, размечтался! А лучше пока Намну целлюлитной супруге бока. Че попусту, дура, мне в ухи воняет - Пущай за бутылкою лучше сгоняет.
И снова я буду и весел, и пьян, Сам дьявол мне станет и сват, и дружбан. И явит высокую ацкую честь, Благославив на суровую месть:
За злобу, гордыню, ...обилье грехов Я люд покараю потопом стихов.