Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Лучшие анекдоты, истории и фразы зарегистрированных пользователей
По убыванию: гг., %, S ; По возрастанию: гг., %, S
Деревенский детектив (грустная история про нашу демографию)
Лет до семи я жил в небольшой глухой деревеньке. Напротив нас жила семья. 12 (двенадцать) детей. 11 братьев и младшая сестра. Все братья по возрасту были гораздо старше меня и я помню их только визуально, в совместные игрища мы не попадали по возрастному цензу. Для меня они всегда были взрослыми дядьками. Семья была вполне обеспеченная. Мать, многажды мать героиня, справно вела хозяйство. Отец работал на хлебовозке. Братцы были все как на подбор - здоровые такие красавцы. Погодки. Тягой к знаниям и умом не блистали. Периодически то один, то другой уходили на зону. По хулиганке, за воровство… В деревне у них конкурентов не было и от скуки они иногда дрались между собой. По взрослому, гоняя друг друга по деревне кольями. К моменту моего рождения у их старшего брата было уже две ходки. Хорошо помню, что во всю широченную грудь у него была классно выполненная татуировка - портрет Ленина. Вполоборота, точь в точь как в букваре. Мои родители клепали одну за другой девок, а отец хотел парня. В деревне смеялись и постоянно советовали им (моим родителям и соседям) поменяться парочкой детей и успокоиться.
Мы продали дом и уехали из деревни. Далеко. Надолго. На «малой родине» с тех пор и не бывал. А недавно занесла меня оказия в те края. И в магазине за прилавком в дородной улыбчивой тетке я признал их младшую сестру. Вернее, она меня признала. Разговорились, как чего. Как братья? И жуткая нарисовалась история. Ни один из братьев до означенного дня не дожил. Ни один!
Младший, Серега, ближний ко мне по возрасту и потому наиболее близкий - погиб в Афгане. Старший умер от передоза. А дальше пошло-поехало. Два брата отправились на рыбалку. Один утонул, а другой, вернувшись с рыбалки, повесился из чувства вины. Не на трезвую, конечно, голову. Еще один спился и замерз. Про остальных уж я и не расспрашивал. Жуть! И вся трагедия - в какой-то обыденности. Родители - живы до сих пор. А одиннадцать (!) сыновей сгинули как один. Вполне здоровые психически и физически люди. По крайней мере на мой сторонний непристрастный взгляд. И осталось у меня в памяти о них только как Серега учил меня играть на гитаре. Да Олег, служивший на подлодке, схвативший там дозу радиации и инвалидность, катал на велосипеде и опекал. Потому что в армии пристрастился к шахматам, а в деревне в эти игры, кроме моего отца, никто не играл. Или такая вот история. Как двое из этих братьев грабанули магазин. Шурик с Колькой. Обоим было чуток за двадцать. В нашей деревне магазина не было. А был в соседней. Километрах в полутора. Изба без окон на краю деревни. Вот этот магазин они решили ограбить. Встал вопрос устранения сторожа, который всю ночь ходил вокруг магазина или спал под дверью на крыльце (доступа внутрь у него не было), завернувшись в тулуп. По дороге на дело братья выбирали из двух вариантов: или дать сторожу по голове, или налить и пообещать долю. Остановились на наиболее гуманном. Сторожу налили. Выпили сами. А потом, видимо, не сошлись в долях. Сломали сторожу ногу и пару ребер. С тем вернулись. Решив продолжить следующей ночью. Препятствие в лице сторожа было устранено. Оставалась дверь с тремя замками. Окон, напомню, в целях безопасности, в магазине не было. Ни фига не понимая в замках, братья поступили проще. Они разобрали крышу в районе печной трубы, проникли на чердак и оторвав пару потолочных досок, спрыгнули вниз. В кромешную темноту магазина. Один приземлился нормально, а второй попал точно в открытую накануне бочку с селедкой. Что в те годы можно было взять в маленьком деревенском магазине? Правильно. Вот они и унесли, сколько смогли вытащить через крышу, водки, консервов и шоколада. На утро взлом обнаружился, вызвали ментов. Кто ограбил магазин, знали все жители трех ближайших деревень, включая глухонемую Нюру с хутора. Наверное, знал и участковый. Но - менты нам не кенты. Походив по магазину и обнаружив лужу рассола, приехавшие с района следаки вызвали кинолога с собакой. Да, собственно говоря, чтобы взять след по свежему запаху селедки пряного посола, никакого особого нюха и не требовалось. Короче, через пятнадцать минут гонки собака вывела ментов во двор моих соседей. Где посреди двора на веревке сушились и воняли свежим рассолом штаны. А на огороде, на травке под рябиной сидело и весело квасило практически все мужское население деревни. А как вы думаете? Браткам и в голову не пришло воровать на продажу. Честные бродяги. Поделились со всей деревней. Мы, голопузая деревенская малышня, обжирались дармовым шоколадом. Менты, четверо или пятеро, не орали, не стреляли в воздух, никого не клали мордой вниз. Подошли, присели к хлебосольной компании, выпили со всеми, посидели, конфисковали литр водки себе на опохмел, и спросили, кто из братьев поедет с ними. Шурик с Колькой препираться не стали, а решили бросить монетку. Чтоб не обидно. На тот момент ни у одного ни у другого судимостей не было. Но были три старших брата, уже успевших зону потоптать в разных сроках. Один как раз чалился. Так что какой никакой начальный авторитет у хозяина им был обеспечен. Да они и сами ребята были не робкие. В итоге Шурику два, что ли, или три года дали. Дали бы условно, учитывая отсутствие судимостей, чистосердечное и помощь следствию. Но Шурик на процессе обозвал судью пидером косолапым. Чем-то тот ему не приглянулся.
Вот такой деревенский детектив. Куда там Агате Кристи с ее великосветскими заморочками.
Лешек – поляк. Не простой поляк, а военный. Может, его и не Лешек зовут, но все ведь знают, что в Польше Лешеков примерно столько же, сколько в какой-нибудь Бразилии донов Педро, так что пусть будет поляк Лешек. Он не просто военный, а инструктор. И даже не просто инструктор, а инструктор в специальном военном подразделении. Вояка он заслуженный и инструктор такой, что мое почтение! В общем, видел я его в деле. Не в бою, а на тренировке. И видел, как стокилограммовые мужики от него разлетались, будто легкие кегли, хотя он их даже и не бил (кажется) и не толкал (вроде бы). Своим курсантам Лешек, прежде всего, говорит о том, что физическая подготовка – это хорошо. Это даже прекрасно. Но если к накачанным рукам и ногам не прилагается мыслящая голова, то считай, что тебя плохо готовили к выполнению боевой задачи и вообще зря учили. Сам Лешек имеет широкий кругозор и прекрасно разбирается в истории, в том числе, в истории войн и в политической истории. Но сейчас рассказ не об этом, а о том, что приехали как-то в Польшу к тамошним милитаристским инструкторам рукопашно-ногопашного боя их голландские коллеги. Щедрая славянская душа (а уж в этом-то поляки очень напоминают русских!) не могла позволить пропустить такой повод проявить гостеприимство. Голландцы после активных физических нагрузок и обмена опытом по нанесению увечий противнику с радостью восприняли возможность побухать с коллегами и продолжить обмен опытом в неформальной обстановке. Стол был простой, но изысканный, польская водка оказалась забористой, а потому разговоры пошли душевные и местами даже откровенные. Слово за слово – речь зашла у них о растущей угрозе с Востока и готовности доблестных натовцев сию угрозу сдержать силой оружия. И тут один подвыпивший голландец, ну, например, Йохан (этих Йоханов ведь в Голландии как в Польше Лешеков, правда же?) стал бахвалиться, что он готов с русскими воевать, и что даже его дед воевал с русскими и ничего – жив остался. Поляки послушали болтуна, хмыкнули, отвернулись и стали дальше разговоры разговаривать да в рюмки наливать, а вот Лешек задумался: где же это дед голландца Йохана мог с русскими воевать? На какой-такой войне? «А скажи-ка ты мне, мил-человек, - взяв Йохана за шиворот и повернув к себе, спросил Лешек, - не в голландском ли батальоне войск СС твой дед служил? Интересуюсь так, для общего понимания картины происходящего». «Ага, - закивал радостно головой Йохан, - в нем, в СС, в батальоне этом или даже в бригаде». Тут поляки рюмки отодвинули и переглянулись. Даже разговоры поутихли. «Ну-ка поехали, - сказал Лешек поднимаясь из-за стола. – Мы тут тебе еще одну экскурсию забыли устроить. Сейчас наверстаем». «Это куда?» – трезвея спросил Йохан. «Тут недалеко, узнаешь скоро», - дружелюбно хлопнул его по спине поляк, посадил в свой самоход (автомобиль по-нашему) и повез прямиком в музей лагеря «Майданек». Привез, высадил и лично провел по бывшему немецкому концлагерю экскурсию. Все показал: и расстрельный ров, и крематорий, и горы обуви, которая осталась от убитых в лагере заключенных. Рассказал, как за один только день здесь было убито 18 тысяч человек. А всего, по некоторым оценкам, только в «Майданеке» эсесовцами было умерщвлено около 80 тысяч человек. И евреев, и поляков. Сводил голландца в мавзолей. Кто не знает, поясню: возле крематория и расстрельных рвов сооружен бетонный купол, под которым собран прах жертв – гора пепла сожженных в этом крематории людей. Йохан за все время экскурсии не проронил ни слова. В глазах его стоял ужас. И тоска. И страх. «Сейчас вернемся в Люблин, - предложил голландцу Лешек, - подойдем к людям и скажем, что твой дед служил в СС. Посмотришь на их реакцию. Ну, ты же парень тренированный. Если что – убежать успеешь. Поехали? Поляки еще помнят свою историю. И русские историю помнят, не сомневайся». «Нет, знаешь, не поедем», - решил голландец. «Как хочешь, - пожал плечами Лешек. – Вернешься домой, от поляков деду-ветерану привет передавай».
Когда каштаны были большими. 1961 год. Лето. Каникулы. В Одесский порт с дружественным визитом приходит военное судно из Индии. На берег, в увольнение, отправляются индийские военные моряки. В это время, в самой Одессе, где-то недалеко от порта, маленький мальчик клянчит у мамы мелкие монеты для обмена на иностранные. Он собирает коллекцию старых и иностранных монет и упустить такую возможность поменять себе в коллекцию новые монеты просто не может. Мать не без сомнения выдает ему пять, десять, пятнадцать копеек. Под конец, наверное, проникнувшись серьёзностью момента, даёт сыну ещё и пятьдесят копеек. И вот, он быстро выбегает за ворота, сворачивая в сторону исторического центра города, где, он точно знает, его ждут встречи и сказочные монеты. Рука непроизвольно переворачивает звонкие монеты у себя в кармане. Ему здорово повезло сегодня. Отойдя два квартала от своего дома, он столкнулся с неторопливо следовавшим навстречу военным иностранным моряком. Индус был высок, во всем белом, приветливо улыбался. Change,- произнёс мальчик, протягивая индусу на ладоне свои кровные для обмена. Индус наклонился, разглядывая содержимое детской ладони. Достав из кармана полную жменю монет, присел. Они были необычны и потому привлекательны. Одни монеты напоминали ромашку, другие квадратные с отверстием в середине. Мальчик сразу начал предлагать варианты. Самую мелкую, свои пять копеек, он предложил за медную индийскую. Десять - за квадратную с отверстием. Двадцать - за ромашку с трёхглавым тигром. Оставался полтинник. И тут, он увидел среди блеска мелочи до боли знакомый советский металлический рубль. Решение ещё не созрело в его голове, но руки уже предлагали моряку обменять наш полтинник на рубль. Индус расхохотался. Похоже, произошедшее очень развеселило его. Он похлопал мальчика по плечу и предложил пройтись с ним в центр города. Там ноги сами собой потащили мальчика к тиру. В то время тир был развлечением для детей редким и от этого крайне желанным. Находился тир в подвале на известной всем улице в Одессе. Стреляли в нём из малокалиберных пистолетов и винтовок. Ещё там стоял пулемёт «Максим», возможно для красоты. Пуля стоила бешенных денег - 10 копеек, т. е. на копейку больше, чем молочное мороженое. Моряк дал мальчику рубль. Тот смело шагнул к продавцу и положил деньги на стойку со словами: « Дядя, десять пуль, пожалуйста.» Продавец с интересом поглядывал то на моряка, то на мальчика. Отсчитав пули спросил: «Где ты так хорошо научился говорить по-русски?» «Я русский»,- испугался мальчик, забирая пули со стойки. Мне было шесть лет. За лето под солнцем на пляже я становился похожим на Маугли. Я не помню, как мы расстались с моряком из далёкой Индии. Но тёплое отношение ко мне, его добрый смех над детской хитростью, вместе с его монетами остались со мной до сих пор.
Вчера наблюдал.... Электрички днем у нас ходят почти пустые и по вагонам лазют цыганки табором человек в 20 в поисках лохов и лохушек. У них своя система определения лохов, ко мне по крайней мере не подходят... Вчера напротив меня едет в соплю пьяный мужичок, у него накрыта полянка, пузырек тама, закусон... В общем, потенциальная жертва... И точно, подбежали к нему, он, "девчонки, присаживайтесь", они, "стол у тебя бедный", он достает пресс этак тысяч на 50, "Надо еще купим"... "Все, попал ты мужик", думаю.... Начинается стандартный развод, типа дай денешку, погадаю. Он убирает пресс, достает тысячную, протягивает, но в последний момент убирает, типа, ты мне расскажи как это делать будешь.... опять достает, опять убирает... и так минут десять... Я понимаю, что он с ними играет, и развод не получается. Я ему показываю, класс, мужик! Цыганьё злиться, одна идет на крайние меры, и кричит, я типа щас тебя сглажу, а цыганский сглаз самый сильный. На что мужичок говорит, я тебя щас сам так сглажу, что ни один стоматолог не поможет. Табор как ветром сдуло... Получил наслаждение, наблюдая это.
Вступительный экзамен в инжнерно-строительный. Последний. Абитуриент отвечает посредственно, а ему нужно четыре балла, чтобы пройти. Экзаменатор тоже это понимает, но ему по фигу. - Ну, ладно, задаю последний вопрос. Отвечаете - ставлю "хорошо". Нет - тогда увольте. Какой завод в нашей стране выпускает теплоизоляционные материалы на основе базальта? Вопрос на засыпку, совсем не для абитуры, и парень, печально улыбаясь, разводит руками: - ХЗ. Препод с удивлением и уважением: - Правильно, Хабаровский завод. - И ставит "хор".
СНОГСШИБАТЕЛЬНАЯ ЖЕРТВА Однажды чемпиону мира Эмануэлю Ласкеру довелось сыграть в алкогольные шахматы с венгерским гроссмейстером Гезой Мароци на приз некого мецената. Условия такой игры заключались в том, что каждая фигура на доске - это ёмкость со спиртным, и, взяв вражескую фигуру, нужно это спиртное выпить. Причём для этого матча фигуры были сделаны так, что от их силы зависел вид и объём содержащегося в них алкоголя. На третьем ходу Ласкер неожиданно пожертвовал ферзя, который представлял собой 200-граммовую бутылку виски. Мароци, который эту жертву опрометчиво принял, тут же захмелел, и Ласкер легко довёл партию до победы.
Обедали с женой в кафе. За столиком позади меня расположился маленький девичник. Хоть было любопытно, но из приличия, я так ни разу и не оглянулся, поэтому даже не знаю - сколько там было барышень и каковы они с виду, зато прекрасно слышал их звонкие, чуть пьяненькие голоса:
- Ну, не грусти, Марина, найдешь и ты себе хорошего мужика. За тебя, дорогая.
(Хрустальный звон)
- Хорошо вам говорить, у вас у всех мужья, а я четвертый год без отношений. Хоть на улицу выходи и кричи: - «Ау, мужчины, я здесь!» - Если сидеть на попе ровно, мужик сам не придет к тебе и не постучит. Шустрить надо. - Аня, тебе хорошо говорить - «шустрить», у тебя есть Витя, а кстати, почему у тебя Витя есть, а у меня ни одного Вити нету? Ну, что в тебе такого, чего нет у меня? - Ха-ха! Ну, во-первых я красивая и умная. - А я что, не красивая и не умная? - Что ты, Марина, ты у нас самая красивая и самая умная. - Я знаю. А что толку? Одна как дура. Аня, а ты как с Витей познакомилась? Просто на улице что ли? - Ну, нет, конечно. Я когда разошлась со своим бывшим, то, наверное, целых два месяца папины машины продавала: семерку БМВ и Гелендваген. - Ну, и че, и че? - Ну, что, в один прекрасный вечер пришел по объявлению Витя: «Здравствуйте, вы Анна? Гелендваген продаете?» «Да, продаю, пойдемте, он с той стороны дома стоять должен. Отец его туда припарковал». Подошли к машине, Витя обошел вокруг – «Ну, что, не битая не крашенная - это хорошо, теперь давайте заведем, движок послушаем». Я позвонила папе, а у него телефон, как назло, не доступен. Говорю – «Извините, Виктор, но к сожалению ключи и документы у отца, он должен быть с минуты на минуту. Телефон, видимо, разрядился у него. Давайте подождем немного». «Ну, ладно, не вопрос, только давайте хоть в кафе зайдем, кофе выпьем, а через окно увидим, не прозеваем, когда ваш отец подойдет». Так мы и посидели, познакомились, потом я позвонила маме, узнать – где папа, а она сказала, что отец срочно улетел в Болгарию и по ошибке прихватил с собой все документы и ключи от «Гелика». Такая вот история. - Постой, постой, Аня, а откуда у твоего отца семерка БМВ и Гелентваген, если он всю жизнь на заводе вкалывал и пенсия у него ниже плинтуса? Ты же сама говорила. - Марина, я думала что ты красивая и умная, а оказывается, что ты только красивая. Объясняю еще раз, специально для тебя: у нас во дворе стояла чья-то БМВ и чей-то «Гелик» вот я и дала объявление о продаже, чтобы Витю своего встретить… - Ах ты, Аня и хитру-у-у-ушка…
Мне очень захотелось оглянуться, чтобы хоть одним глазком посмотреть на хитрушку Аню, но я напоролся на насмешливый взгляд жены и не стал этого делать…
Наблюдал сегодня забавную картинку: большой пёс, которого вела на поводке женщина, прямо на ходу, по всей видимости совершенно инстинктивно, но очень сноровисто, выхватил из опущенной вниз руки идущего навстречу мужичка недоеденный пирожок с мясом. Хозяйка тут же начала кричать собачаре что-то типа: "Фу! Как тебе не стыдно!" и т. д. и т. п. Было совершенно очевидно, что и сам пёс не совсем понимал, как такой казус мог с ним случится. Он стоял, опустив голову и свесив уши, с такой уморительно недоумевающе-виноватой мордой, как будто хотел сказать: "Ёлки-моталки! И как же это меня угораздило!?" Потом всё же сообразил, как исправить положение: подошёл к мужику и аккуратно положил пирожок к его ногам, после чего вопросительно оглянулся на хозяйку - мол, теперь, надеюсь, снова всё нормально?
У меня хорошая, неинтеллектуальная работа. Для получения моей профессии достаточно закончить месячные курсы, а дальше главное быть пунктуальным и не вонять потом. Короче, я тренер. Несколько месяцев назад у клуба сменилось начальство, новая дама каждый месяц придумывает новые усовершенствования, которые в основном касаются того, чтобы уменьшить зарплату: теперь зарплата в черную, убрала бонусы, ввела штрафы. После каждого нововведения, если кто-то роптал, получал нравоучение в смысле: "много вас таких", "очередь на каждое место в шляпах", "не нравится- свободен". Мне бы хотелось написать, что все ушли и клуб обанкротился, но в нашей области сейчас кризис, в других клубах ситуация хуже, могут просто кинуть с зарплатой, поэтому никто не ушел, приуныли, но как-то примирились с "новой метлой". Труднее всего было выносить высокомерно-пренебрежительное отношение из серии "ты никто и звать тебя никак", "я сказала, что ты выйдешь в 10, значит, ты выйдешь", "что значит заболел, чтобы был на работе, уволю". Как-то она узнала о моей прошлой жизни и попросила контакты препода по немецкому для мужа. Я скинула ей несколько контактов крутых преподавателей, лучших в своем деле в нашем городе. Звонит мне через пару часов в бешенстве: - Лунаапреля, а других нет? - Эти лучшие. - А сама ты не можешь? - Нет, я сейчас этим не занимаюсь (а даже если б и занималась, то с вашим мужем уж точно не стала). - Они совершенно некорректно себя ведут! Они мне хамят! Я им говорю понедельник-четверг в 19, они говорят что в эти дни только 22 свободно. Я говорю в субботу в 15, они говорят в субботу не работаю, что за ерунда? Они вообще предоставляют услуги или издеваются? Добро пожаловать в мир востребованных людей, сучка.
Моя четырёхлетняя дочка посмотрела мультик "Дед Мороз и серый волк". Ну, там где "Тревога, тревога, волк унёс зайчат!". Как обычно, после мультика спрашиваю: Юлия, а чему тебя этот мультик научил? Подумала. Говорит: "Не надо никуда зайчат носить. Поймал - ешь на месте." Правильный взгляд на жизнь, да.
БЫЛЬ ПРО ТУРКМЕНБАШИ (вспомнилась тут мне моя командировка в Туркменистан в начале 2001-го года. И захотелось поведать о ней миру)
Конечно, следовало прилететь в Туркмению чуть позже. Через неделю. Только, кто ж это знал? С другой стороны, все было очень симпатично: нас, то есть группу российских журналистов, радостно принимали, возили по Ашхабаду, показывали памятники, мечети, накрывали для нас великолепные сочаки (читай - банкет на ковре). Только вот на серьезный разговор никто не шел. - Нет, что вы, только не сейчас, - хмурились солидные люди, предприниматели, чиновники, ученые, деятели культуры. - После 16-го - пожалуйста, а сейчас нет. Между тем, до 16-го января оставалась еще неделя и нам очень хотелось прожить ее так, чтобы потом не было мучительно больно, за не вовремя сданные материалы. - Напрасно стараетесь, - "успокоили" нас туркменские друзья, которых к третьему дню командировки накопилось уже немало. - Все равно до 16-го вам никто ничего не скажет. Дураков нет. - А что будет 16-го? - А 16-го состоится Ежегодное Совместное Заседание Государственного совета и самого Туркменбаши. Такая "Большая стирка" для номенклатуры. Своеобразная лотерея: ни один чиновник не может сказать точно, кем именно он выйдет из зала заседаний после того, как туда войдет. А поэтому никто с вами сейчас разговаривать не будет. Это просто опасно. Неделя в великолепном, чарующе, неповторимо красивом и удивительно приветливом Туркменистане прошла незаметно. Нам удалось-таки сделать несколько материалов с людьми, которых 16-е число пугало не особо сильно. А 16-го мы расположились на квартире у одного из туркменских друзей и включили телевизор. Заседание показывали в прямом эфире, так же, как когда-то у нас показывали съезды народных депутатов. Шло оно без малого пять часов. На это время город Ашхабад просто вымер. Примерно так же, как умирала Москва во время премьерного показа знаменитого сериала про Исаева-Штирлица. И дело тут было вовсе не в культе личности Туркменбаши, которого в стране было действительно хоть отбавляй, и не в директивных распоряжениях "Всем смотреть!" (не такие уж они и дисциплинированные эти туркмены, напротив - нормальные люди). Просто зрелище, которое представляло собой это заседание действительно стоили того, чтобы его посмотреть. По крайней мере я не забуду его никогда. Заседание началось не сразу. Сначала камеры показывали постепенно наполняющийся народом зал. На сцене пустовал длинный стол президиума, чуть выше него - трибуна для выступающего, а еще выше, наподобие маленького балкончика, торчало место Отца всех Туркмен (именно так переводится слово "Туркменбаши"). Это был небольшой столик с креслом. На столике слева возвышалась стопка папок. В папках были приказы о снятиях, назначениях и переводах. Жизнь и смерть. Поощрение и наказание. Приговор и помилование. Неизвестно было только, чьи имена в них значились. Между тем зал постепенно наполнился. Люди расселись и приготовились внимать происходящему. В конце концов свободных мест в зале не осталось ни одного. Минуту спустя в зал вошли члены президиума, однако их появление особым оживлением в зале встречено не было. Они просто вошли, и заняли свои места. Зато когда народ увидел Сапармурата Ниязова... Мне сложно описать реакцию зала на его появление. Насколько я помню, Леонид Ильич на съездах КПСС с их "бурными и продолжительными" такого успеха не имел. Зал стоял, президиум стоял, овации не смолкали, на лицах у многих присутствовавших были слезы, которые операторы брали крупным планом. Все это продолжалось до тех пор, пока Туркменбаши не поднял руку. Садились тоже в два приема: сначала президент, потом все остальные. Усевшись, люди достали каждый по блокноту, и начали сосредоточено что-то записывать. ЕЩЕ НИКТО НИЧЕГО НЕ ГОВОРИЛ, НО УЖЕ ВСЕ ПИСАЛИ. - А что это они пишут? - спросили мы у наших друзей. - О, это они года три назад придумали. Раньше им тяжело было решить, что с глазами делать. Вроде, на Туркменбаши смотреть - дерзко, а в сторону или в пол - значит в чем-то виновен. И вот тогда кто-то достал блокнот и стал что-то писать. С тех пор так и повелось: все сидят и вроде как что-то пишут. Между тем заседание началось. Один за другим на трибуну выходили министры и отчитывались за проделанную работу перед народом и перед Туркменбаши лично. По окончании доклада наступал черед задавать докладчику вопросы. Вопросы задавал Сам. Надо отдать ему должное, вопросы были весьма компетентные, показывающие, что спрашивающий находится в курсе всех дел, и не только производственных, но и семейных.
- А что там у тебя с родственниками происходит? - вопрошал он генерального прокурора республики, госпожу Курбанбиби Атаджанову. - Ты думаешь, мы не знаем, что у тебя зять наркотиками балуется, а дочка шубы носит в 5 000 долларов? Что родичи твои дворцы по Ашхабаду понастроили? МЫ ВСЕ ВИДИМ. Ты с ними решай что-нибудь. Напуганного до полубессознательного состояния министра сельского хозяйства он вопрошал, почему в некоторых его хозяйствах отдают предпочтение низкоурожайным сортам пшеницы, министра печати упрекал в том, что тот слишком часто к месту и не к месту печатает его имя. - А что я могу сделать, - виновато улыбался тот, - народ требует... По окончании допроса Сердар ("сердар" - военноначальник, что-то типа вождя, еще один вид обращения к Туркменбаши: "наш дорогой Сердар") отпускал министров с трибуны. Один из отчитывавшихся попытался уйти с нее сам (то ли ослышался, то ли замотался), но был остановлен грозным окликом: - СТОЙ! Я тебя еще не отпускал. Потупив взор, провинившийся вернулся на трибуну, после чего был с нее милостиво отпущен. Впрочем, сесть ему не разрешили, пришлось во искупление вины так и простоять остаток заседания с блокнотом в руках. Стоял не только он. Дело в том, что мало было дождаться отпуска с трибуны, сесть на место присутствовавшие тоже могли только с личного согласия Туркменбаши. Та же генпрокурор также отстояла оставшееся время на своих двоих. Вместе с еще несколькими проштрафившимися. Однако нельзя сказать, чтобы стоявшие были недовольны ситуацией. Во всяком случае, я бы на их месте был бы почти счастлив. Потому, что головы министров на этом совещании летели просто пачками. Причем, если, скажем председателя комитета по вопросам науки просто перевели на должность ректора Государственного университета (интересно, а что случилось с предыдущим ректором?) с шестимесячным испытательным сроком, то вице-премьера просто отстранили с формулировкой "за серьезные недостатки в работе". А это "волчий билет" и никакого испытательного срока. Впрочем, даже такое изгнание не было вершиной наказания. Это я понял после того, как Туркменбаши буквально УНИЧТОЖИЛ министра-председателя Государственного концерна "Туркменские автомобильные дороги". Тут надо сперва сделать два отступления. Первое. Надо сказать, что дороги в Туркмении такие, что по сравнению с ними любой московский автобан - разбитый проселок. Там в дороги можно именно смотреться как в зеркало, особенно когда жарко. Второе. По рассказу наших друзей, примерно за полгода до описываемых событий этот самый министр-председатель по имени Нурмурад Гульмурадов построил под Ашхабадом одноэтажный дом о шестидесяти четырех комнатах. Причем, сдуру, записал этот дом не на родственников, а на себя лично. Об этом узнал Туркменбаши, дом у министра отобрали, отдали его какому-то не то детскому саду, не то школе, а перед этим его целую неделю показывали по телевизору, комнату за комнатой, коридор за коридором. На всех, кто смотрел эту передачу наибольшее впечатление произвел подвал, в которой "могли спокойно заехать два КАМАЗа и выехать оттуда не задом, а просто развернувшись там же, в подвале. В той же передаче Нурмурад каялся перед народом и молил лично Сердара о прощении. И он его, по милости своей, простил. И вот теперь министр-председатель дрожащим голосом зачитал свой доклад и остановился, ожидая вопросов Вождя. Тот же взял истинно мхатовскую паузу и, наконец, задал первый вопрос. Совершенно не касавшийся сути доклада.
- Скажи, а зачем тебе 64 комнаты? Вот я - Туркменбаши, я не могу понять, зачем тебе столько? Мне, например, столько не надо. Мне достаточно кабинета и спальни. А тебе куда столько? В общем, так (далее за точность слов я не ручаюсь, переводили друзья, да и диктофон я включить не догадался). Пошел вон отсюда! С сегодняшнего дня ты - чернорабочий на укладке твоих же дорог. Завтра ты надеваешь желтую куртку и выходишь на укладку асфальта. И я лично прослежу, чтобы ты никогда выше чернорабочего не поднялся. Звание простого рабочего сможешь заработать себе лишь самым изнурительным трудом. И ты никогда не поднимешься выше рабочего, ты не станешь ни мастером, ни даже бригадиром. Еще одно отступление. Надо сказать, что в Туркмении, в отличие от России, впавший в немилость министр не может пойти, пользуясь старыми связями, работать президентом коммерческой фирмы, или председателем фонда. В Туркмении человек, которого с поста снял лично Президент - это не просто политический труп, это прокаженный носитель тифозной инфекции, к которому прикоснуться может лишь самоубийца. Его не возьмет никто и никуда, даже дворником. И если Туркменбаши сказал, что этот человек будет работать чернорабочим до конца жизни, он будет работать чернорабочим до конца жизни. Если только ему не удастся сбежать за границу, что для него лично будет весьма проблематично. Но на этом показательная порка не закончилась. - А вот этот человек, - указал рукой в дальний конец зала Великий Вождь, и камера тут же выхватила стоящего у дверей бледного и небритого субъекта, - я его знаю. Он у тебя работал бригадиром и все время перевыполнял план. Вот он с завтрашнего дня выйдет на работу министром.
На новоиспеченном министре был одет серый, как минимум, на три размера больший его, костюм. Было явно видно, что его только что вытащили с рабочего места, одели во что подвернулось и доставили пред светлы очи. Даже побриться не дали. - Иди сюда, - милостиво подозвал нового министра Президент страны. - Не бойся. Я вижу, ты плохо одет. Это ничего, просто у тебя денег не было. Завтра ты хорошо оденешься и будешь министром. А мы тебе поможем. И деньгами поможем, и техникой, и людьми. Если будут какие-то проблемы - обращайся прямо ко мне. Напрямую. Между тем, по лицу нового министра, звали которого, как я выяснил уже позже, Баймухамет Келов, было прекрасно видно, что проблемы у него уже начались и он это прекрасно понимал. Ему я, пожалуй, сочувствовал даже больше, чем брошенному на асфальт Нурмураду. Тот уже, по крайней мере, достиг дна и мог спокойно осознавать, что больше ничего страшного с ним произойти не может. Баймухамет же, напротив, парил теперь высоко в облаках, удерживаемый лишь доброй, пока, рукой Владыки. И кто мог точно сказать, когда ему надоест и он разожмет пальцы? На следующее утро повеселевшие министры, из тех, кто уцелел, встречали нас с распростертыми объятиями и радостно рассказывали, как хорошо им живется тут. Кстати, простому народу там и правда живется неплохо. До тех пор, пока он не станет хотя бы бригадиром.
Шёл тут по дорожке в Полюстровском парке. Навстречу - типичная "стреднестатистическая" семья нынешней "культурной столицы": фиксатый мужик с низеньким лбом, толстой шеей и банкой пива, его деревенского же вида толстая жена, гоповатый ребёнок и бультерьер на длинном поводке без намордника. В общем, всё как полагается, чин-чинарём. Бультерьер мне дорогу загородил, встал на пути враскоряку. Жду реакции мужика. А что реакция, она – предсказуемая: довольно скалится. Супруженция тоже гордо ухмыляется. И дебильноватый сын не отстаёт.
- Так - говорю - ну, тут всё ясно.
И бультерьеру: - Может, хоть ты в семье умный? Как, дашь дорогу-то по встречной?
Пёс размышляет и, к разочарованию хозяина, сторонится.
Кто в 90-е жил в сознательном возрасте, наверняка помнит, как Железный занавес рухнул перед кучей западных продуктов. Все эти колы, жвачки, спирт ройал, водка-зверь-похмелья-не-бывает, вагон виллз, бумер, анклбенс и иже с ними. И какая была страсть у народа всё это перепробовать после десятилетия ивасей и банок с березовым соком и томат-пастой в магазинах...
А мы в начале 90-х были простые 20-летние оболтусы. Начали зарабатывать какие-то копейки самостоятельно. И вот в магазинах появилось вновь заграничное (в 80-х некоторые виды кубинского рома и вьетнамо-корейские водки еще продавали в магазинах) пойло.
Мы с корешем тогдашним Гошей решили препробовать разные виды крепкого алкоголя импортного, чтобы выбрать "свой напиток". Виски нам сразу не понравились - сработал стереотип "буржуйский самогон на дубовых опилках", отвергли текилу, узнав, что она тоже из рода самогона, коньяк вроде за элитное бухло держать были не привыкшие (да и говенный поддельный Наполеон отшиб интерес). Короче, выбрали джин. И раз в 2 недели покупали большой батл 0,75 Пожирателя Говядины (Бифитер так перевели), брали баллон швепса к нему, лимон и устраивали "благородные пьянкии" под видик у меня дома.
Однажды в пятницу вечером мы встретились с Гошей, чтобы выпить. Пошли в магазин, взяли джин и все прибамбасы к коктейлю "джим и толик", идем в предвкушении доброй дружеской посиделки... И тут из подворотни выхоодить похмельный мужичонка бичеватого вида, но не бич еще, и к нам. - Парни, подыхаю с похмела... Мы видим, что дело нешуточное, и мужика и впрямь так трясет, что Старик Кондратич где-то за углом улыбается ему своей беззубой черной улыбкой... Но не давать же ему с горла! - Мужик, у тя стакан-то есть? - Есть! - протягивает он пустую майонезную баночку. Я открываю пробку, наливаю, мужик залпом выпивает, сворачивается в жгут и молча объясняет, что ему нужна сигарета. Сделав несколько затяжек, он выдыхает громко, октрывает глаза, и мы видим - клиент-то ожил! Радуемся, человека спасли. А мужик уже хорошенький, улыбается, говорит: - Молодцы вы, пацаны, настоящие русские мужики, не пиJараSы - те бы не налили! Вот смотрю я на вас, прилично одетые, чистенькие, и понять не могу, нахера вы одеколон пьете в таких количествах???
В общем, есть у нас в университете лектор по фамилии Баран. И есть у него такой хитроумный финт (старшекурсники рассказали): когда он первый раз приходит на лекцию, его первые слова: "Я - Баран". И кто после этого начинает смеяться, тот его враг пожизненно, и больше трояка ему на экзамене не светит. Так вот, видит он наш первый курс, заходит в аудиторию и говорит: "Я - Баран". Все сидят спокойно, и только один парень начинает дико ржать, падает на пол и катается. Лектор подходит к нему, надевает очки и строго так спрашивает: - Фамилия? Тот поднимается и совершенно спокойно отвечает: - Козёл.
«Как хорошо быть интеллигентом… Наверное…» (Н.Богословский)
Однажды в метро меня остановила и спросила дорогу многодетная семья с кучей сумок. Я показал, где и куда нужно перейти и до какой станции ехать. Они поблагодарили и пошли. Но, спустя минуту я понял, что ошибся и отправил их в противоположную сторону. Но догонять было поздно, семья уже уехала. С тех пор прошло лет десять, не меньше, люди эти, наверное, давно позабыли того подлого москвича, который показал им неправильную дорогу, а я вот, все еще помню и мне, почему-то, до сих пор неудобно перед ними. А ведь мог бы вскочить в следующий поезд, поехать за ними, как-нибудь догнать, найти, извиниться… Не знаю, может быть - это не совсем нормально. Но, вот вчера я встретил примерно такого же человека, как и я сам, даже, наверное, еще хлеще.
Шагал я по Стромынке в поисках нужной мне улицы и слегка заблудился. Решил спросить дорогу у прохожих. Смотрю, идет навстречу мужчина лет пятидесяти, обычный такой: строгий костюм, плащ, седая бородка. Мы поравнялись, и я обратился к нему:
- Добрый день, извините. Вы не подскажете где тут улица Короленко?
Человек остановился, задумался, выдержал маленькую паузу, потом отчего-то удивленно наморщил лоб и… пошел себе дальше, так и не сказав мне ни слова. Вот, вроде бы ничего тебе человек не должен, а все равно как-то обидно. Шел я так и думал: - ну, что, трудно было ему сказать - не знаю, мол? А то посмотрел на меня как на насекомое и дальше пошел. А ведь я вроде культурно к нему. Странный человек. Очень странный. Прямо до мудаковатости странный… Через некоторое время я нагнал женщину с коляской, спросил у нее дорогу, получил исчерпывающий ответ и прибавил шагу. Вдруг, сзади послышались торопливые шаги и голос:
- Молодой человек! Молодой человек! Простите! Я видел, что вам уже показали где улица Короленко! Но все же…
Я оглянулся – это был тот самый странный мужчина с седой бородкой. Он очень запыхался:
- Я специально догнал вас, чтобы вы не думали обо мне Бог знает чего. Просто, ну, никак не мог говорить, вокруг ни одной урны, а я с ватой во рту от зубного только что вышел, хоть стой, хоть падай, хоть мычи. Вы должны меня понять. А в любой другой ситуации я, разумеется, с удовольствием указал бы вам путь. Нехорошо получилось. Извините и не поминайте лихом…
Вот, вроде бы мелочь, а на душе приятно, нас таких, как минимум двое. Я шел по улице Короленко и размышлял: - А все-таки хорошо что где-то вокруг обитают порядочные люди, которым, не задумываясь, можно доверить даже ключ от квартиры где деньги лежат. И таких людей, наверное, не так уж и мало как кажется…
Подошёл к концу месяц ударного труда группы итальянских товарищей на нашем заводе. Всё что надо отчинили, наладили, ценные указания раздали. А надо сказать, что выпить и по бабам они совсем не дураки, как и положено настоящим итальянцам: ежедневно после работы – кабак, водка, тёлки. Последний вечер отметили совсем даже ударно: ресторан, где я их оставил, плавно перетёк в сауну с девочками и закончилось это всё совсем незадолго до часа Х. Час Х – это 5 утра, когда я заехал за ними в гостиницу, чтобы отвезти их в Москву, на самолёт.
Загружаю тела в машину – и вперёд. Ну вообще-то не совсем тела. Месяц адаптации сделал своё дело: сидят бледные, хлебают минералку, головой стараются не шевелить, но почти живые.
Проезжаем мимо аптеки: - О! Алессандро, тормозни! Ну я с пониманием ситуации паркуюсь рядом, заходим в аптеку вдвоём с Энрико: - Энрико, чё берём? Алказельцер, минералку? - Нет. Виагру. У меня рот до ушей: - Да хватит прикалываться, Рико. - Ага, тебе смешно. А мне вечером жене доказывать что соскучился.
"Там, за седьмой горой, там, за недоброй тучей..." (Б.Окуджава)
Наконец-то я вернулся из славного города Нижнего Тагила, где прожил 22 счастливых дня и с уверенностью могу сказать, что город мне очень понравился за исключением пары пустяков. Понравился лютый заводской гудок, который в 6.00 поднимает любого неглубоко зарытого мертвого. Очень удобно, кстати, с одной стороны - на смену не проспишь, а с другой – даже если ты и не работаешь на заводе, все равно подскочишь и с приятным чувством, что этот гудок ищет не тебя, опять бухнешься досыпать. Порадовали тагильские автомобилисты, которые медленному толстяку на пешеходном переходе не дадут ни единого шанса на жизнь, просто какая-то Спарта, естественный отбор - это всех заставляет быть спортивными и поджарыми. Поначалу нам было трудно, но потом втянулись и насобачились перебегать дорогу как матерая снайперская пара морских котиков: - Объект? - Камаз. - Дальность? - 300 метров - Скорость? - 112 км/ч - Многовато. Боковой ветер? - 5 м/с - Слушай мою команду: - между Камазом и Приорой бегом марш!
Вот так, несмотря на опыт и мастерство тагильских водителей, нам без потерь в личном составе удалось вернуться домой. Еще в Тагиле очень удобно обозначены места культурного досуга граждан. Вот, скажем, если вы впервые оказались в Москве, вам очень трудно будет определить – где тут филармония, а где вообще музей? В Тагиле же все просто – идете по улице и все, все, все: компьютерные клубы, рестораны, кинотеатры и прочие биллиардные, обозначены лужицами свежей крови на белом снегу. Выглядит нарядно и видно издалека, мимо не пройдешь. Так же порадовали сами горожане. Когда снимаешь на улице при диком морозе, каждый прохожий не поленится, остановится, встанет грудью перед объективом камеры и непременно пошутит. От этих шуток нам становилось чуточку теплее на душе: - Э, а че вы тут снимаете? - Кино - Кино? Потом шутник крепко задумывался, но рано или поздно выдавал одну и ту же шутку: - Кино, вино и домино!? Ахахахахах!!! Того, кто эту фразу выдавал почти без паузы, мы между собой уважительно называли Жванецким, правда, таких было совсем не много. Вообще люди в Тагиле очень своеобразны и иметь с ними дело одно удовольствие. Они как бы изначально находятся на взводе и что бы ты у них не спросил, пружина лопается и человек сразу переходит к агрессии. Эдакие ходячие тротиловые шашки с уже подожженными бикфордовыми шнурами. И не важно - мужчина это или женщина. Такое впечатление, что до твоего появления здесь уже побывал твой брат близнец и успел смертельно переругаться со всем городом, а ты после всего приперся тут такой весь расслабленный и с ехидной улыбочкой спрашиваешь: - «Скажите пожалуйста, как пройти на улицу Чайковского?» Согласитесь, за такой вопрос не грех и по морде схлопотать. А вообще, люди в Тагиле душевны и незамысловаты, в игрушечном магазине, например, мы долго смеялись, когда сквозь нас, не сбавляя шаг, протискивались разные люди: от малолетних гопников, до солидных пятидесятилетних дам и все они пробивали себе дорогу руками и словами: - «Подвинься-ка» «Дай пройти» или даже «А ну я, блядь, протиснусь». Любой местный собеседник после небольшой раскачки о погоде и хоккее, всегда задаст вам два сакраментальных вопроса: «Сколько стоит ваша московская квартира?» и «Почему вы ее не продадите и на эти деньги не купите пять квартир в Тагиле?» Второй вопрос особенно ставил в тупик… В первый же день нашей фольклорной экспедиции, из-за незнания местных обычаев, со мной в супермаркете случился маленький конфуз. Я подошел к свободной кассе, положил на ленту свои: молоко, булочки и колбасу, полез за кошельком и вдруг напоролся на удивленный взгляд кассирши. После некоторой паузы она, наконец, раздраженно сказала: - Мужчина, вы будете это покупать, или пока раздумываете? Я очень удивился такому вопросу, но виду почти не подал и ответил: - Ну, раз я все это принес к вашей кассе, а в руке у меня деньги, то, конечно же буду, почему нет? - Ну, так покупайте быстрее и идите уже, чего людям голову морочить!? - Так я вроде и покупаю… Что не так?
…За мной постепенно образовалась очередь, которая подтвердила слова кассирши: - Мужик, если ты не покупаешь, то отвали, пропусти людей… Хоть не сразу, но в конце концов, я все же понял – почему не был похож на добросовестного тагильского приобретателя. Дело в том, что свои продукты я выгрузил в метре от кассирши, на конвейерную ленту, а эта лента у них сроду не работала. Кто бы мог подумать? В результате, вместо рутинного похода в магазин, я поимел целое приключение.
Но не бывает плюсов без минусов и теперь о паре пустяков, которые мне не особо понравились в Тагиле. Первый пустяк - это воздух, которым вполне можно травить тараканов, или бальзамировать Ленина. Тем кто никогда не бывал в Тагиле, но хочет почувствовать его незабываемый аромат, я дам маленький совет: зайдите в свою комнату, плотно закройте все окна и двери, подожгите капроновое ведро, дайте ему как следует разгореться, а затем быстро потушите этот костер мочой. Запах будет один к одному. Вода мне понравилась еще меньше. Такое впечатление что краны нижних этажей соединены с унитазами верхних. Эту воду не то что пить нельзя, она даже для протирки светлого паркета не особо подходит. Приходилось принимать душ только покупной водой и только не местного разлива. Может это и барство, но мыться водой, которой уже мылись соседи сверху – это как-то… Хотя, справедливости ради, можно предположить, что вода и воздух нужен только нам, приезжим, возможно, настоящие тагильчане не пьют, не дышат и не пачкаются.
Но все это мелочи и придирки, а вообще-то мне очень понравился Нижний Тагил и особенно тем, что я не живу в нем, и если Бог будет и дальше милостив ко мне, не буду жить никогда…
Доктор Масюлис - хирург. Старый и опытный. Очень строгий и педантичный. Никогда не улыбается. Преподаватель он хороший, говорит ясно, по делу, объясняет без лишних сложностей, не зацикливается на деталях, конспектировать его лекции - одно удовольствие.
Но мы - двадцать пятикурсниц иняза - давно устали и от доктора Масюлиса, и от его лекций по хирургии, и вообще от четырёх лет военной кафедры. По идее, студентам-иностранникам - прямая дорога в военные переводчики. И кто это выдумал готовить из нас "медсестёр ГО?" И кого можно подготовить, когда так много предметов, так мало времени и даже нет учебников? Анатомией нас уже мучили, фармакологией морочили, строевой подготовкой изводили, гражданской обороной голову дурили... так, а теперь главный предмет - "госпитальная хирургия". Оно и понятно - что должна уметь такая никудышная медсестра? Сделать перевязку. Ассистировать хирургу при очень примитивных операциях. Во всяком случае, доктор Масюлис так думает. И гоняет нас в хвост и в гриву.
Я у доктора Масюлиса хожу в любимчиках. Я почему-то не падаю в обморок ни в операционной, где положено простоять несколько операций (молча, тихонько, в угoлочке, но простоять), ни в перевязочной. И крови не боюсь. Однокурсницы мне завидуют - многим делается дурно от одного взгляда на хирургические инструменты. Наверное, у меня железный желудок. Или у них воображение лучше развито. В обморок почему-то валятся самые высокие и крупные, а во мне еле-еле полтора метра, и самой маленькой однокурснице я с трудом достаю до плеча. Литовцы - люди рослые.
(Одна фобия у меня всё-таки есть - я не могу научиться делать уколы. Ну, не могу я уколоть живого человека иголкой! Не могу. Но нас много, удаётся спрятаться за спинами более храбрых, а зачёт я благополучно сдаю на манекене с резиновой заплаткой.)
Ещё я хорошо запоминаю термины и названия. Доктор Масюлис принимает это за интерес к предмету, а я просто люблю слова - филолог же! А слова здесь красивые: корнцанг, троакар, шпатель... А ещё мне нравится, что в названиях инструментов сохраняются фамилии изобретателей - этакая историческая преемственность, принадлежность к старинному ордену: Лю-эр, Ко-хер, Биль-рот, Холь-стед, Лан-ген-бек... "Лангенбек" меня смешит - "длинный клюв".
Ну, и конечно, сказывается домашнее еврейское воспитание: учат тебя - учись, чёрт бы тебя побрал! Учись! Лишних знаний не бывает!
Оно, конечно, лишних не бывает, но всей учёбы нам осталось два месяца, на носу защита диплома и государственные экзамены, продохнуть некогда. А у меня ещё одна беда - конспект по марксизму-ленинизму оказывается слишком короткий. А надо, чтобы был "развёрнутый". То есть, просто исписанная общая тетрадка - читать же это никто не будет. Но без этого конспекта не допустят к экзамену. Я нахожу выход - беру в библиотеке "Хрестоматию классиков марксизма-ленинизма" и переписываю всё подряд, пока не наберётся нужный объём.
Идея хорошая, но вот делать этого на лекции доктора Масюлиса всё же не следовало. Потому что хирурги - люди весьма наблюдательные, а чтобы от его предмета отвлекались - такого доктор Масюлис не потерпит. Я попадаюсь, как первоклассница с "посторонней" книжкой на коленях. Доктор просто в бешенстве. Вы знаете, как выглядит литовское бешенство? Оно никак не выглядит. Но почему-то всё понятно. Но я ещё не успела оценить размеров бедствия. Доктор Масюлис останавливается надо мной и говорит очень медленно, почти по слогам:"Послед-няя практи-ка в боль-нице вам не за-считывается. Будете от-рабатывать заново."
А вот это уже катастрофа. Двадцать пять часов - в другое время я бы их как-нибудь нашла. Но недописанная дипломная работа! Но госэкзамены! А выхода нет - диплом можно получить только вместе с военным билетом. Значит, придётся отработать по ночам. Однокурсницы посмеиваются - это же надо умудриться пострадать за марксизм-ленинизм! Я вяло огрызаюсь. Они правы. Действительно - особое везение.
Вечером после длиннейшего учебного дня я притаскиваюсь в больницу и докладываюсь. Меня отправляют не в хирургию (где, правда, ночью тоже не сахар - раны болят по ночам), а в лёгочное отделение. Там заболела медсестра, и любой паре рук будут рады. Даже таких неумелых рук, как мои.
Нормально. Шестьдесят больных. Две или три медсестры. А что надо делать? Конечно же, уколы. В огромном количестве. Но я же не умею! "Научишься."
И начинается очень долгий вечер. Я, вообще-то, не так уж и плохо справляюсь. Всё, как учили. И стерилизатор открываю правильно - крышкой к себе, чтобы паром не обожгло, и шприцы собираю, соблюдая стерильность... и, короче, тяну время, как могу. Но этот момент всё равно наступает. Сестричка Ванда собирает для меня всё нужное в эмалированный тазик, разворачивает меня за плечи и отправляет в палату с указаниями, что кому. Руки у меня дрожат, в тазике всё дребезжит. Я подбадриваю себя тем, что больным ещё хуже - потом мне становится стыдно...
И тут - потрясаюшее везение. Первая же больная, которую мне надо уколоть, оказывается бывшей медсестрой на пенсии. Она оценивает ситуацию мгновенно - и начинает вполголоса меня подбадривать:"Вот, молодец, ты же всё правильно делаешь, так, воздух выпустила, держи шприц под таким-то углом, теперь плавно... умница, видишь, и мне даже совсем не больно." (Ага... Не больно ей. На ней уже живого места нет, а тут такая криворукая неумеха...) Вся палата наблюдает за нами с любопытством, и вдруг остальные женщины тоже включаются:"...колите, сестричка, не бойтесь, у вас лёгкая рука..." "...не боги горшки обжигают..." "...давай, дочка, ты же умная, студентка, небось..." Все, как одна, убеждают меня, что им совсем не больно. Я понимаю, что они меня просто успокаивают, мне хочется плакать, но после пятого укола дело уже идёт веселее. На публике плакать - это абсолютно исключено. (Плакать я буду потом, когда oкончится смена, от пережитого страха, от напряжения - и от облегчения.)
Практика укладывается в четыре ночи. Уколы делать я научилась. Фобия побеждена. Я приношу доктору Масюлису подписанную бумажку из больницы. Теперь ещё зачёт и экзамен. Доктор на бумажку не смотрит. Он молча берёт мою зачётку и - автоматом! - ставит мне пятёрку по своему предмету. Неожиданно. И, честно говоря, неслыханно! Но очень по-литовски: наказан - прощён - всё забыто.
И от этой истории остаются у меня два воспоминания. Больные женщины - целая палата! - которые изо всех сил хотят подбодрить робкую неумелую девчонку. И как красиво и медленно восходит солнце, когда идёшь домой с ночной смены, а все страхи уже позади.