Новые истории - основной выпуск

Когда-то давно я учился в физико-математическом интернате при МГУ.
Не утомляя читателя подробностями, скажу, что десятиклассники
делились на две группы: двугодичный поток, 10-АБВГД - "старики",
и одногодичный 10ЕЖ ("ежи"). Большинство нормальных людей внимания
на это не обращали, но отдельные мудаки из стариков (увы, такие были,
хоть и немного) периодически устраивали конфликты с целью установить
некоторое подобие дедовщины.
И вот как-то раз один из них (по фамилии Ч.) попытался пролезть
в столовую без очереди. Скромно стоящий в очереди еж по прозищу Кач
( некрупный, но довольно сильный парень ) молча схватил его за шкирку
и выдернул назад.
Цепляясь за дверь, Ч. поранил слегка пальчик, и начал его сосать,
приговаривая: "Блин, ежи оборзели вконец, что такое - старику
пообедать не дают".
Кач, как он признавался впоследствии, хотел возразить что-нибудь
мужественно-угрожающее, типа "если бы мы оборзели, я бы тебя побил,
и у тебя была бы поврежден не палец, а руки-ноги и, возможно, голова".
Выдал же он следующую фразу:
"Если бы мы оборзели, ты бы сейчас не палец сосал".

Правду говорят, что словом можно ударить больнее.

Прочитал тут в выпуске за 9 мая (второй выпуск) рассказку о гранате
в сральнике. Она вообще говоря относится к каноническим и очень часто
цитируется в различных ситуациях. А вот нижеследующая история
действительно имела место в Физтеховских лагерях в 1985, куда я был
призван под знамена герцога Кумберляндского.
Сортир у нас был в казарме. Такой достаточно продвинутый - со сливом
в канализацию, в пол вмурованы Очки (именно с таким ударением это
произносилось). И вот на наше дежурство по учебной батарее приключился
засор этого сооружения, повлекший за собой всякие неприятности типа
overflow и т.п. Прапорщик ничуть не был удивлен этим траблом, он был
готов вступить в единоборство со стихией. Построил он наш дежурный
наряд (ясный хер - прямо в сортире) и начал вещать с таким пафосом,
какой отмечался лишь в обращении Жукова перед началом Берлинской
операции.
- Товарищи! - начал он. - Мы должны грудью закрыть наших товарищей
по оружию от взъярившейся стихии! Посему дежурный наряд своими
полномочиями я преобразую в боевой расчетом.
Дальше мы подивились радужным перспективам продвижения по службе,
которые сулила нам такая реорганизация. Дежурный (старший наряда)
становился командиром боевого расчета, 1-й дневальный - Оператором
Первого Очка, и т. д. до Оператора Четвертого Очка. Операторы Очек
были вооружены имевшимися у прапора девайсами, представляющими
из себя 20-мм металлический прут, на конце которого была прилажена
резиновая манжета, по своему диаметру соответствующая входному
отверстию очка. Командир расчета был вооружен самым передовым
в мире знанием, в соответствии с которым он должен был с четкостью
метронома отдавать команды «Делай Раз!» и «Делай Два!».
Услышав первую команду номера боевого расчета, занявшие боевую
позицию возле Очек, должны были вонзить оружие победы
в говнодышащее жерло, по второй же команде - извлечь его оттуда
и принять исходное положение.
...Читатель, ты возможно уже смеешься. Подожди!
В выполнении этой боевой задачи главное - это «слетанность» всей
четверки, ибо те самые четыре Очка представляют собой сообщающиеся
сосуды (со всеми ВЫТЕКАЮЩИМИ отсюда последствиями). Ежели какой
из номеров расчета несколько запаздывал с погружением девайса, в лицо
ему с леденящим душу звуком вырывалась зловонная кумулятивная
струя...
...Даже если этому человеку была дана богом диавольская реакция
и он ухитрялся убрать свою голову с линии огня, каловые массы,
достигнув высшей точки траектории и равномерно распределившись
в воздушном пространстве, накрывали ВЕСЬ! расчет с той стороны,
откуда вероятный противник не ожидался...
Выслушав в свой адрес особое определение со стороны боевых товарищей,
незадачливый оператор спешил с выполнением команды в следующий раз
и тогда троекратно ослабленная струя вырывалась на волю из Очек,
операторы которых замерли в ожидании мига атаки в весьма пикантных
позах.
...Сортир мы, конечно прочистили, а в характеристике нашего сотоварища,
бывшего в тот день старшим, появилась запись : «В совершенстве владеет
ракетно-ядерным оружием...»

Жили-были Миша и Сережа. Работать они не хотели, а на девушек
и выпивку были нужны деньги и желательно не очень малые.
Вот и пускались они в различные аферы и авантюры, чтобы эти самые
деньги раздобыть. А уж халяву они любили, словами не передать как!
Миша был мальчиком из еврейской семьи и потому узнав, что приехала
какая-то израильская миссия, в которой делают обрезания и за это
дарят подарки, немедленно решил обкорнать себе конец. Разочарованию
его не было предела, когда отчекрыжив, то, что и положено правоверному
иудею, Мише вручили в подарок что-то вроде авторучки и буклета
об Израиле.
Ну, это так, присказка, а история впереди.

Дело было году в 93-м, когда наши герои то ли где-то услыхали про аферу
со скрипкой, то ли сами прочитали про это у Довлатова, хотя это вряд ли,
поскольку читать они не очень любили.
Если кто не в курсе, то суть аферы такова (в талантливой адаптации
Миши и Сережи): «В магазин заходит печальный еврейский юноша
со старым скрипичным футляром в руках. Внимание его приковывает
что-нибудь дорогостоящее, и он говорит продавцу, что очень хочет это
купить, но с собой у него нет денег. Он тут же выражает желание
приобрести товар даже дороже, если только продавец придержит эту
вещь ну хотя бы часок, пока юноша съездит домой за деньгами.
В подтверждение серьезности своих намерений юноша готов оставить
в залог очень старую и дорогую скрипку, что и делается незамедлительно.
Итак, скрипка у продавца, юноша уходит, конец первой части аферы,
антракт.
Часть вторая. Через пару минут в магазин входит хорошо одетый мэн,
который, лениво рассматривая прилавки, вдруг замечает старый
скрипичный футляр. Мэн просит продавца показать ему скрипку, тот
само собой говорит, что скрипка чужая, но мэн настаивает, просит,
убеждает и в итоге добивается своего. Продавец раскрывает футляр, мэн
на грани обморока вопит, что искал этого Страдивари (Гварнери, Амати)
полжизни и готов немедленно уплатить огромную сумму за это бесценное
сокровище, в котором, как коллекционер, он очень нуждается.
Далее называется сумма, от которой продавец теряет дар речи, а мэн
просит его убедить печального еврейского юношу продать ему скрипку,
суля большие комиссионные. Продавец конечно не дурак и понимает свою
выгоду. Мэн говорит, что таких огромных сумм он с собой, конечно,
не носит, да и дома в чулке не хранит, в общем, сейчас он поедет в банк
(к друзьям, в пещеру Али-Бабы) и через два - три часа привезет деньги.
Конец второй части, антракт.
Часть третья. Появляется печальный еврейский юноша и со слезой
в голосе говорит, что денег он, к сожалению, не привез, поскольку они,
т.е. деньги, срочно понадобились на лекарства для больной бабушки
(еду сестренке, строительства синагоги) и вещь он купить теперь
не сможет...
Умный и хитрый продавец делает сочувствующую физиономию и говорит,
что он может отдать товар в обмен на скрипку, хоть это ему и в убыток,
но входя в положение и т.д. и т.п. Юноша артачится, говорит, что
скрипка эта очень старая и досталась ему в наследство, он ей очень
дорожит, хотя вещь ему очень нужна, но он не может... Продавец мягко
убеждает, юноша сомневается, продавец настаивает, юноша сдается,
происходит бартер, юноша, рыдая, уходит с товаром, продавец
подсчитывает доход плюс комиссионные и понимает, что обеспечил себя
на ближайшие годы. Конец третьей части, антракт.
Часть последняя, она же эпилог. Уже веселый еврейский юноша
встречается с веселым мэном, они за полцены запаривают вещь и идут
пропивать бабки и тратить их на девушек. Продавец, не дождавшись
мэна с мешком баксов, понимает, что его крепко обули. Занавес.

Итак. Печальный еврейский юноша и хорошо одетый мэн были в наличии.
Оставалось только найти старую скрипку, как основной предмет аферы.
Поскольку старые скрипки на дороге не валяются, было принято решение
купить новый инструмент и искусственно его состарить. Денег
на нормальную скрипку было жалко и два придурка приобрели
четвертинку. Если кто не знает, то это не размер водочной бутылки,
а размер скрипки для детишек, меньше которой только восьмушка для
совсем уж детсадовцев. В руках Миши и Сережи (рост у обоих за 180)
детская скрипочка смотрелась странновато... Теперь оставалось
превратить грошовый инструмент в шедевр скрипичного мастера.
Скрипку терли наждачкой и песком, травили кислотой и щелочью,
прижигали паяльником, царапали, в общем, измывались от души.
Скрипка стала выглядеть убого, но не старо и не дорого. Тогда пытливые
юноши поехали на дачу и зарыли скрипку в землю под грядки. Они
вытерпели все лето и поехали откапывать инструмент только месяца
через три. Выкопанная скрипка имела жуткий вид и на предмет
коллекционирования не тянула. Было принято решение сделать на
корпусе маленькую трещинку. По мнению аферистов, это должно было
окончательно убедить лоха-продавца в ценности скрипки. За производство
трещинки взялся Сережа. Поскольку все это происходило на даче, то он
решил легонько стукнуть скрипкой о растущую рядом березу.
Произведенная не на века, измученная испытаниями скрипка, от легкого
удара о дерево, развалилась на все составные части!
Долго еще не состоявшиеся аферисты, разинув рты, смотрели
на погибший в секунду плод своих многомесячных усилий...

Может быть, это и было на самом деле:
Небольшому провинциальному городу не хватало для джентельменского
набора самой малости - памятника Ленину на главной площади перед
горкомом. Построили постамент, заказали скульптуру на ленинградском
заводе, специализировавшемся на подобного рода продукции.
Завод прислал монумент в разобраном виде, когда начали монтировать,
обнаружили дефект литья у руки, указывающей путь в светлое будущее,
накатали рекламацию на изделие ГОСТ-***75***, отправили деталь обратно.
Завод заменил деталь изделия ГОСТ-***76***...
В торжественной обстановке падает покрывало и взорам публики
предстает Ильич, у которого одна кепка на голове, а вторую он сжимает
в вытянутой руке.

История произошла 9 мая.
Гуляем с семьей в парке. Народу - уйма.
Проходим мимо трех мужиков. Мужики в неслабом
подпитье. Двое крайних держат третьего, который по центру.
Один из крайних рассказывает: "...и тут наш самолет...
ж-ж-ж-ж..." Делает жест руками, изображая, как самолет
ж-ж-ж-ж. Средний мужик падает. Проходя мимо, замечаем,
что этот летчик уписалси... Брат выдает:
"Мужики, да у вас и бензобак пробили!"
Народ попадал. :-)

У одних моих знакомых была достаточно безрукая жена, чтобы
отне делала, все получалось в итоге хреново. Как то раз она накрутила
в банках огурцы и поставила их под кровать. Только они с мужем
залегли, вдруг банки стали рваться, вообщем вонь, то -се. Муж орет:
безрукая, ничего не умеешь и т.д. Она вышла, одела красные туфли
и шапку, все это на голое тело, заходит и говорит: ну и что, что ничего
не умею, зато посмотри какая я хорошенькая. Муж посмотрел и сказал:
о, господи, ты еще и дура...

Побывал я на прошедшие праздники в Московском Зоопарке -
дочку водили на обезьянок посмотреть. Народу -
тьма, жара и т.д. Направление к различным сортам
звериной живности аккуратно написаны на указателях-
табличках, ну там слоны туда, тигры сюда и т.п.
Ну а самый прикол состоит в том, что на том же столбе
с указателями - обезьянами, медведями и другими зверями -
висит табличка МИЛИЦИЯ (типа в этой клетке - бобры, там -
верблюды, а в этом загончике - менты). Вот так вот.

Проезжал недавно в Москве по Зачатьевскому переулку и вспомнил
комсомольские годы... В те славные и полузабытые уже времена мы
всячески отлынивали от общественной нагрузки, а потому очень
популярной была работа "агитатором" - ну, это перед выборами надо
было ходить по квартирам несознательных граждан и вешать им лапшу
на уши. А во время выборов следить, чтобы проголосовали...
Так вот, Зачатьевский переулок пользовался в нашей среде особой
популярностью - не только из-за собственного названия, но еще и из-за
того, что там в одном доме в коммунальной квартире проживали:
он - ЗАЕБУЛИН, она - ПОДЪЯБЛОНСКАЯ....
Боже, как мы любили их агитировать....

Цикл : истории слесаря Павла Иваныча Гайкина.

Вечно я на шизу наталкиваюсь. Был вот у меня в практике еще такой
случай. Пришел я как-то к попу прокладку в кран менять. Пришел, звоню
в дверь. Слышу, кряхтит. Потом, видно, он перед дверью встал и, наверно,
в глазок смотрит. Потом шумно так вздохнул за дверью и - открывает.
- Ну, проходи, - говорит, - сын мой во Христе.
Зашли. А он, значит, дверь закрыл - и встал. Стоит, молчит. И я молчу.
Где санузел, я ж ведь не знаю. Помолчали так минут с пять, я и говорю:
- Слышь, батюшка, кран-то где?
Он опять молчит. Ну я - громче:
- Папаша! Кран где?
Тут он вдруг скорчил рожу и говорит:
- Что ж ты, сын мой, орешь? Так и оглохнуть недолго.
Я, понятно, смутился немного. А он продолжает:
- А скажи мне, сын мой, крещеной ли ты? Иначе не пущу тебя к крану.
Мне это даже немножко смешно стало. Как будто я сплю и вижу,
как я буду ему кран чинить. Но отвечаю.
- Крещеный, - говорю.
- Смотри, - отвечает, - соврешь - Бог накажет.
Ну пустил он меня к крану наконец. А там - сам черт ногу сломит. Все
проржавело, испортилось. Короче, поставил я ему новый кран. То есть,
того... хотел поставить. У этого попа-то краны белые были, а я ему
черный поставить хотел - не было другого. Вдруг слышу, шум какой-то.
Оглядываюсь - он стоит, крестом так помахивает. И говорит:
- Ты что, - говорит, - тварь пролетарская, антихристовщину
пропагандируешь, краны черные ставишь? Вот я тебя распятием-то
охреначу! Снимай свой богохульский кран и проваливай к себе на завод
за белым!!
Я плечами пожал так, кран снял, и - к двери. Клиент всегда прав, вот
ведь как.
А он, значит, дверь открыл мне и каак заорет:
- Изгоняю, - орет, - тебя из моей обители!
Ну я и ушел. Совсем. Буду я еще шизикам разным за кранами ходить,
как же.

Есть в Лос-Анджелесе русское телевидение "Орбита". Так вот, 9 мая
дикторша сморозила буквально следующее. "Дорогие наши телезрители,
поздравляем вас с праздником великой победы нашего народа
над фашизмом и желаем, чтобы ТАКОЕ больше никогда не повторилось."
(Выделено мной). Вообще, местное русскоязычное телевидение -
неиссякаемый источник маразма. Как-нибудь еще что-нибудь пришлю
из его репертуара.

ПРО ВОЙHУ

А вот как было на войне, мне мужик один рассказывал.
Пришли, короче, гады немцы и завоевали весь город. А все
конкретные партизаны убежали в лес, там запрятались и сидят.
И вот они, значит, сидят, а тут у них сгущенка кончилась. И туше-
нка кончилась. И хлеб весь кончился. И сало кончилось. И картошка
кончилась. И огурцы кончились соленые домашние. И повидло кончи-
лось. И колбаса кончилась. И беломор они весь скурили - короче,
как дальше жить. И вот они начинают совещаться, чтобы разведчика
в город послать, потому что, ну, короче.
А разведчик идти обламывается. Говорит: ну, что вы,
чуваки, в натуре? Там же немцы, они же меня убьют и съедят.
Это же гады немцы, они же любого партизана на раз выкупают,
что он партизан, и сразу вяжут без разговоров. А главный
партизан говорит: без измен, чувак! Слы, чувак, в натуре: без
измен! Это все чисто гонево, что они такие врубные, а на самом
деле они, ну, ты понимаешь. Короче, надень, братишка, темные
очечки, зашифруйся слегонца, и никто тебя не выкупит, что ты
партизан. И ходи немножко ровнее, и это. Да... Ага! За базаром
следи, короче. А лучше вобще молчи, и, главное, смеяться не
надо, понял? Hету там, в натуре, ничего смешного. Hу,
подумаешь, ну, немцы. Hу, ходят, ну, по-немецки говорят... В
конце концов, у каждого своя шиза, и нечего с них смеяться.
Они, может быть, тоже с нас смеются. Hу, так они же
по-цывильному смеются, а не так: ГЫ-ГЫ-ГЫ! А ты лучше вобще не
смейся, и за базаром следи, и никто тебя не выкупит.
Разведчик говорит: это как-то сильно поморочено. И не
смейся, и за базаром следи, и ходи ровнее... Это ж каким
монстром надо быть, в натуре. И еще темные очечки. Так они же
меня по очечкам сразу и выкупят, что я партизан конкретный.
А главный партизан говорит: не ссы, чувак, никто тебя не
выкупит. А разведчик: а ты уверен, что никто меня не выкупит?
А главный говорит: сто процентов уверен. Что тебя никто не
выкупит, если ты сам не спалишься. А разведчик ему отвечает:
ну, вот, если ты уверен, что не спалишься. А я
за себя ни хера не уверен. Ты, если уверен, бери мой
рюкзак и иди туда сам, если ты уверен, что ты не спалишься.
Потому что ты на меня посмотри и на себя посмотри, кто из нас
более по-цывильному выглядит.
Тут все партизаны начинают на главного наезжать: в
натуре, Славик, в натуре! У тебя одного из нас цывильный вид
сохранился, и по прикиду, и вобще. И, короче, с такого
коллективного наезда дружно выписывают главного в разведку.
Дают ему рюкзак, собирают бабки, суют в карман пакаван
килограмма на два. И выписывают его в разведку.
И вот он идет по шпалам в город. Потому что ночь кругом,
дизеля не ездят, а он идет себе по шпалам. Идет, значит, он
идет, и вдруг только: хлоп! хлоп! хлоп! Кто-то его сзади по
жопе хлопает. А он идет и думает: и кто это там меня хлопает?
По жопе? Турист, наверное. Hет, наверное, точно турист.
Турист, бля. Идет, короче, сзади, и по жопе хлопает, чтобы я
обернулся. А я вот не обернусь. В натуре, какой мне понт
оборачиваться? Без понтов, в самом деле: ходят тут всякие
туристы галимые, а я еще буду на каждого оборачиваться. Вот
это мне больше делать нечего, только идти и на туристов
оборачиваться. И идет дальше, не оборачивается.
Тут его опять сзади по жопе: хлоп! хлоп! хлоп! А он идет
и думает: нет, это уже не турист. Турист нормальный уже давно
бы обломался. Это все-таки медведь. Большой такой медведь,
килограмм на триста. Идет сзади и хлопает. Хлопает, бля, и
хлопает! Сейчас вот обернусь, пошлю его на хуй и дальше пойду.
И вот он оборачивается и говорит: "Медведь, иди на хуй!"
Смотрит, а там паровоз. Уперся ему носом в жопу и гудит, аж
разрывается. А с кабины машинист знакомый высовывается.
Кричит: Эй, партизан! Куда собрался?
Партизан ему говорит: в город иду. В разведку. А
машинист говорит: ну, ты, в натуре, умом поехал! Там же гады
немцы, они же тебя сразу повяжут. А партизан говорит: не
грузи. Hичего они меня не повяжут, я же смотри как
зашифровался. Прямо как цывильный гражданин, и по прикиду, и
вобще. А машинист говорит: цывильные люди паравозы жопами не
останавливают. А партизан говорит: еще и как останавливают! То
ты просто цывильных людей не знаешь. Ты лучше, давай покурим,
а потом ты меня в город отвезешь, а то я задолбался уже идти.
Иду, блин, как дурак последний, уже три часа подряд, а тут еще
кто-то по жопе хлопает: знаешь, как раздражает! Машинист
говорит: ладно, давай покурим.
Короче, приезжают в город оба в хорошем настроении и идут
в гости к подпольщикам. А подпольщики сидят у себя в подполье
и пишут воззвание к народу. Уже неделю пишут, и все без
понтов. То у них гитара попсуху конкретную гонит, то вокалист
лажает, то барабаны что-то левое стучат, прямо как об стенку
горохом. Короче, школьная самодеятельность. А им же хочется
крутое воззвание, чтобы как Боб Марли, или Питер Тош, или хотя
бы как Джа Дивижын. А у них ни хера не получается. И вот они в
депресняке уже неделю, синячат по-черному, ну, конечно. И
пишут свое воззвание. А тут к ним в гости приходит партизан с
воот таким пакаваном ганджа. И говорит: обломайтесь, чуваки,
давайте покурим.
И вот они покурили, а потом взяли инструменты и как
начали оттягиваться! В полный рост! Такое воззвание пошло,
куда там тому Бобу Марли! А тут соседи, суки, услышали, и
сразу гадам немцам позвонили: приезжайте, у нас тут среди ночи
шумят, хулиганят, спать не дают.
Приезжают, короче, немцы. И говорят: ну, вас,
подпольщиков, мы уже знаем. И последний раз предупреждаем:
смотрите, короче, у нас. И тут они замечают партизана. И
говорят: а это еще кто такой? А подпольщики говорят: это
братишка из Миргорода приехал, в институт поступать. А немцы:
знаем мы ваших братишек! Это же, по глазам видно, что
партизан. Короче, говорят, одевайся, парень, и поехали с нами
в гестапо.
Приезжают они в гестапо и говорят Мюллеру: вот, короче,
партизана привезли. А Мюллер говорит: о, клево! Партизана
привезли! Сейчас мы его будем пытать. А партизан говорит: ну,
ты, начальник, в натуре, бля, садист! Чуть что, так сразу и
пытать! Давай лучше покурим. А Мюллер говорит: покурить мы
всегда успеем. Ты давай рассказывай, где твои партизаны
прячутся. Партизан задумался, и вдруг говорит: во! Вспомнил! В
лесу они прячутся. А Мюллер говорит: ты давай конкретнее,
конкретнее давай, а то в лесу, мы и сами знаем, что они в
лесу. Партизан еще раз подумал и говорит: ну, знаешь, короче.
Вот это как в лес зайдешь, так сразу направо чуть-чуть, а
потом на просеку и прямо, прямо, прямо, прямо, прямо... стоп!
Там же где-то еще раз свернуть надо. Та, ладно, короче, по
просеке, это галидор сплошной, там вобще короче дорога есть,
только это надо вспомнить... Сейчас, короче, покурим, и я все
нормально вспомню. А Мюллер говорит: не! Курить мы не будем,
а будем мы тебя пытать. Тогда ты точно сразу все вспомнишь. И
перестанешь тут мозгоебством заниматься.
А партизан ему говорит: ну, ты, начальник, в натуре,
гонишь. Ты же мужик нормальный, что ты, в самом деле, прямо
как фашист какой-то? Пытать, пытать... Hу, на, вот! пытай
меня, сволочь немецкая! режь меня на части! ешь меня с
гамном! мне все по хуй! я партизан! я твоего гитлера в рот
ебал! И не дожидаясь, пока его начнут пытать, хватает, короче,
со стола мойку и начинает коцаться. Тут все гады немцы на
измене хватают его за руки, забирают мойку и говорят: успокойся,
чувак! Давай лучше, в самом деле покурим. А он орет: суки!
фашисты! маньяки конченые! -- и пытается себе трубы зубами
перегрызть. Тут гады немцы привязывают его к стулу, так он
вместе со стулом на пол падает и начинает об цемент головой
хуярить. Тут даже Мюллер в натуре перестремался и кинулся
звонить на дурдом.
И вот приехали суровые санитары, обширяли партизана
галоперидолом, погрузили в машину и увезли на дурдом. А на
дурдоме психиатор ему говорит: ну, и хули вот это было
выебываться? Партизан говорит: а хули они гонят: пытать будем!
пытать будем! И покурить не дают, суки, уроды, немцы позорные.
А врач говорит: какие такие немцы? Hету здесь никаких немцев.
Партизан говорит: ха! Вот это залепил, братишка. Как
это, немцев нету? Если я же их сам видел. А психиатор ему
говорит: мало ли, что ты видел. А партизан говорит: так я же
мало того что их видел. Они же меня еще и повязали. А
психиатор: кто еще тебя вязал? Hикто тебя не вязал, это ты
все, парень, гонишь.
Партизан говорит: это еще кто из нас гонит. А кто меня
тогда, по-твоему, на дурдом отправил? А психиатор говорит:
какой-такой дурдом? Hету здесь никакого дурдома.
Тогда партизан говорит: что за фуфло, в натуре? Дурдома
нету, а психиатор есть. А психиатор ему говорит: и психиатора
тоже никакого нету. И санитаров нету. И немцев нету. И русских
нету. И евреев тоже нету. И чеченцев тоже нету. И казахов тоже
нету. И армянов тоже нету. И французов тоже нету. И японцев
тоже нету. И китайцев тоже нету. И корейцев тоже нету. И
вьетнамцев тоже нету. Тут партизан въезжает в этот ритм и
начинает его стучать. А психиатор достает гитару, и у них
получается джэм-сэйшен часа на полтора.
А потом партизан спрашивает: так что, в натуре немцев
нету? А психиатор отвечает: в натуре нету. И меня нету. И тебя
нету. А есть только одно сплошное глобальное гонево, с понтом
где-то что-то есть. А на самом деле нигде ничего нету, вот.
Врубись, мужик, как клево: нигде вобще совсем ничего нету. И
тут партизан как врубился! И как прикололся! Часа три подряд
прикалывался, аж вспотел.
А потом говорит: в натуре, клево-то как! Hигде вообще
ничего нету. И гадов немцев тоже нету, надо пойти корешам
сказать, а то они в лесу сидят на изменах, в город за хлебом
сходить стремаются. А психиатор говорит: нет, братан, то ты,
наверное, еще не совсем врубился. Потому что никакого города
нету. И хлеба нету. И корешей твоих тоже нету. А есть одно
сплошное глобальное гонево, и все на него ведутся, как
первоклассники. С понтом где-то что-то есть.
Партизан говорит: нет, тут я с тобой не согласен. Hу,
ладно, гадов немцев нет, так это даже клево. И корешей нет,
ладно, хуй с ним, с корешами. Hет так нет, в конце концов. Hо
где-то же что-то должно быть, елы-палы! Где-то что-то все-таки
вобще конкретное должно быть. А то я вобще не понимаю.
А психиатор говорит: ты, знаешь что, братан. Ты, короче,
впишись у нас на недельку. Оттянись, крышу свою подправь. А
потом ты во все по-нормальному врубишься. А партизан говорит:
ты вобще меня извини. Hу, ты, конечно, клевый мужик, вообще.
Только ты меня извини, наверно. Потому что я сейчас, наверно,
еще немного посижу и пойду. Пока еще дизеля ходят. А то потом
опять в лес по шпалам, знаешь, какой напряг. И хлеба еще надо
купить, потому что. Так что я наверно точно сейчас пойду. А
психиатор говорит: без проблем, чувак. Сейчас вот покурим
слегонца, и пойдешь, куда тебе нужно. И достает с письменного
стола уже приколоченный косой.
Короче, покурили. А утром еще покурили. А вечером
догнались, на гитарках поиграли, песни попели, чаек попили.
Короче, все ништяк, программа конкретная. А потом с утра
надербанили травы в палисаднике и замутили молока. И вот
партизан постепенно на дурдоме плотно вписался. А там на
дурдоме клево, народ по жизни весь отбитый, шизофреники
крутейшие. Весь двор травой засеяли, еще и поле у них где-то
за Супруновкой, гектара два с половиной. И вот по осени едут
они все туда на заготовки. И тут партизана снова пробивает,
что ему надо в лес. Садится он, короче, на дизель и едет в лес.
А в лесу гавайцы ему говорят: ну, тебя только за смертью
посылать. А нам тут, пока ты ходил, американцы гуманитарную
тушонку подогнали. А англичане гуманитарную сгущенку
подогнали. А голандцы гуманитарную зеленку подогнали. Вот
видишь, как клево быть партизанами. Сидишь, ни хера не
делаешь, и все тебе помогают. А потом еще наши придут, всех
медалями понаграждают, или даже орденами. Потому что наши
по-любому придут, никуда они не денутся. Придут, короче, наши,
и все будет ништяк.

Прочитал историю №1 от 11.05
(Целиноград - Акмола - Астана).

Знаете, как у нас в KZ народ прикалывается?
Жители новой столицы - Астанцы и Астанки!
Особенно хорошо звучит на слух...