Вместо предисловия
Нам известно, насколько ограничены мы в средствах оформления текстов. В Основных, например, даже хуже, чем в Гостевой. Отчасти это одна из причин, по которой я даже и не думал размещать что-то серьёзное на этом ресурсе. Но "что-то пошло не так".
В любом случае, постарайтесь меньше глумиться, это не только мой труд, который мне стоил крови, но и жизнь, которая которая кому-то стоила жизни.
Ну и классика, куда от неё — "не стреляйте в пианиста…"
Бестолковое время суток
Роман
Книга первая. Шуга
Алексу и Кэти, с благодарностью
Часть I
Всё в мире что-нибудь значит.
+38 в тени
— Баха, что за дрянь тут!
— Лапы убрал! Сейчас разгребу.
— Антон, это все вещи?
— Не на Луну собрался.
— Ладно, недостающее сообразим… Ну всё, садись, погнали.
— Как долетел?
— Хорошо. Почти.
— Что значит?…
— У нас пошёл снег, я лёгонько оделся. Околел как собака.
— Отогреешься.
— Отогрелся. Сорок есть?
— Будет больше.
— Хорошо-то как…
— Скучал по Ташкенту?
— Есть маленько.
— Почему один?
— Я, говорит, твоими азиями сыта по горло. Даже провожать не поехала.
— Как была дурой, — так и осталась… Извини.
— Всё в допуске. Привык… Куда едем?
— В Чирчик.
— Далеко?
— Минут сорок не спеша.
— Водоём есть?
— Ну, не водоём. Речка.
— Искупаться бы…
— Не горячись. Вода очень холодная. Купаться поедем на Бургулюк. У меня там дача.
— Баха это Бахрат?
— Бахрам… Баха, за Дамиром заедем?
— Он дома?
— Ты с ним работаешь, — тебе видней.
— Обойдётся. Вечером появится сам.
— Как скажешь… Дамира помнишь?
— Смутно.
— Вторая рота.
— Я говорю, — смутно.
— Он тебя помнит… Это что такое!
— Нитроглицерин.
— Давно?…
— Года три.
— Не надо было уходить.
— А сам?
— Что сам?
— Тоже ушёл.
— Тоха, мне сколько лет! Училище, плюс боевые. Всё, долг Родине отдал.
— А Дамир?
— Он в армию из-за меня пошёл. И на гражданку тоже.
— Долго за тобой ходить будет?
— Уже не ходит. В октябре дочка родилась.
— Ты женился?
— Так неплохо. Девок немеряно, только успевай.
— …Оторвут тебе голову, Амир.
— Пусть попробуют. А ты не встревай, лучше на дорогу смотри… Как у тебя с Настей?
— Хреново.
— Не развелись ещё?
— К этому идёт.
— Сколько сынам?
— Коле восемь, Петьке скоро шесть.
— Счастливый папаша.
— Не очень.
— Мамино воспитание?
— Недовоспитание.
— Понятно… Баха, притормози, куплю сигарет … Антон, куришь?
— Трубку.
— Ну ты силён! Может и мне трубочку прикупить…
— А есть где?
— Надо поискать. «Народные промыслы» знаешь?
— Кстати про «Народные промыслы». Я шурину обещал пчак привезти.
— Организуем… Одна минута…
— Хорошо устроился… Кондиционер…
— Не то что вы в своём Ленинграде.
— На Питер бочку не кати!
— Шучу я, шучу… Ну всё, добрались… Баха, во сколько ждать?
— Может, дадим человеку отдохнуть с дороги?
— Обойдётся. Я ещё на танцы потащу.
— Начинается… дурак старый.
— Ну ты-то у нас дурак молодой. С нами пойдёшь?
— Разводиться пока не собираюсь… Часа через четыре приедем с женой.
— Тогда не прощаемся.
— Хоп майли.
— Хоп…
— Выпить хочешь?
— Сухого. Или кефира.
— Пойдём на кухню, посидим на теневой… Сейчас фрукты сполосну.
— Амир, не надо из холодильника.
— Ты сказал, майор… Как добрался?
— Ты о чём?…
— Ладно, перейдём к делу.
— Твои друзья в курсе?
— Без них никуда. Ну, и брат, само собой. Дамир тебе понравится. Толковый мужик. Правда не разговаривали полгода. Ну, знаешь, — два взрослых татарина под одной крышей…
— Отец развести не мог?
— Батя умер в восьмидесятом.
— Я не знал… Соболезную.
— Ну, за встречу!… То есть за женщин.
— Правильно Бахрам сказал.
— Да что ты старого узбека слушаешь! Много понимает.
— Баха старый?…
— Ну… сороковник. А чего удивляешься? У него жена вообще как девочка выглядит, а уже трое сыновей!
— Здоров, нечего сказать.
— А то!… Ты бы видел, как любят друг друга… Аж завидки берут.
— Женись.
— Где такую найти… Кругом… а-а, не хочу об этом… Наливай.
— Так что там про танцы?
— Интересно стало? Баху не слушай. Что он может понимать! Только мы, татары, понимаем, ну и русские немного.
— Да брось ты, все мы разные.
— Про себя что ли? Да какой ты русский! Посмотри в зеркало.
— Сменим тему.
— А не хочу. Кстати, я тут слушок пустил, что ко мне из Ленинграда приезжает сослуживец. Старые фото показывал.
— С какой целью!
— Вдвоём гулять веселее.
— Нам будет до веселья?
— Было бы желание… Есть тут одна евреечка, Соня, у неё аж слюнки текли.
— Еврейки не было…
— Нормально. Губы раскатай посильней, — за еврея сойдёшь.
— Не сойду.
— Ладно, потом разберёмся.
— Когда выдвигаемся?
— Вечера прохладные, без куртки или свитера нечего и выползать. Май холодный был, дождливый. Зато урожаи будут хорошие… Числа пятнадцатого-двадцатого, наверно. Как ночью станет до тридцати — самое время.
— Видно судьба с твоей Соней знакомиться.
— Имей в виду, — девка с норовом, грубить нельзя.
— Амир…
— Это к слову… Интеллигенция питерская… Сейчас карты принесу.
— …Ничего себе… Откуда?
— При связях можно достать всё.
— Здорово… Ты посмотри, даже тропы!…
— Это ещё ничего. Тебе повезло, что мы с Бобом и Бахой по тем местам ходили. Но карта не помешает.
— Кто это Боб?
— Ким, кореец. Робертом зовут.
— …А это что такое?
— Не знаю. На армейских там вообще ничего не отмечено.
— Кажется, нам туда.
— Ох, опять приключений с тобой искать… Туда — значит туда… Как тебе вообще в голову такой бред мог прийти!
— Не знаю. Стукнуло что-то. Начинал с семейных фотографий. Потом… В год смерти бабушки мы с мамой часто бывали у неё дома. Она знала, что скоро умрёт. Ну, мама отсутствием любопытства не страдает. И пока я по двору носился да голубей гонял, они говорили и говорили. Бабушка… рассказывала про свою жизнь, про отца, про его отчима… Старым евреем его…
— Зачем замуж выходила!
— Дед погиб в финскую, а Исаак вернулся — боевой офицер, на груди бронежилет из орденов да медалей. Красив был, говорят.
— Исаак?
— Ну да.
— А твой отец?…
— Ефимович.
— Может Хаимович?
— Нет, он из обрусевших немцев.
— Понятно… Женихов недобор. Особенно для вдов.
— Правильно понимаешь… Подробности опущу, а схема такая… Отец родился в двадцать седьмом, значит, бабушке было девятнадцать. Так?
— Тебе видней.
— Так… Однажды она проговорилась, что Жорка, то есть мой отец, был у неё пятым ребёнком, — первые четверо — кто умер во младенчестве, кто родился мёртвым.
— Чего-то не срастается.
— Мама то же самое сказала. А потом они как-то и не вспоминали… В день рождения отца она умерла… Да, ещё! Про день рождения! Тут вообще непонятки. В паспорте у него стоит двадцать пятое октября. Ну, в метрики тогда часто ставили дату регистрации, особо не задумывались. Ладно, поехали дальше… Бабушка говорила, что родила Жорку в августе… Следишь?
— Наливаю.
— И говорила, что тогда цвела гречиха.
— А когда она цветёт?
— Не знаю, ни разу не видел. Но точно не в августе. Короче, — нехорошо так говорить об умерших предках, но бабка завралась. Точнее, — правду говорить не хотела, а запоминать свои выдумки уже не было сил… А дальше пошло–поехало. Фотоальбом, батины сослуживцы… Я даже доктора нашёл, который отправлял отца на инвалидность.
— А про Китай?
— Я уже сомневаюсь, что он там служил. Пошёл в армию перед самым окончанием Отечественной, на японском фронте не был. Потом остался на сверхсрочку… Матери так говорил. Однако хорошо знает… знал Среднюю Азию. В основном Тянь–Шань. Но и на Памире бывал. Это теперь могу сказать точно.
— Вот и ты по стопам отца.
— В позапрошлом году я восстановился в училище и во время абитуры познакомился с одним профессором. Показал свои работы, он заинтересовался и предложил работу. Нужно было сваять бюст одного партийного деятеля, безвременно, так сказать… Деньги хорошие, и я, не раздумывая, рванул на псковщину.
— Антон, подремать не желаешь?
— Нет, завалюсь часов в десять, чтоб новый режим установить быстрей.
— Да кто ж тебе, болезный, даст! Гости приедут.
— Досиживать будете без меня, лягу вовремя. И встану тоже. Кто рано встаёт, тому Бог даёт.
— Ты ж в Него не веришь!
— А вдруг Он есть? Уж лучше верить на всякий случай.
— А как быть со службой? Сколько на твоих руках…
— Он меня простит. Потому что на руках есть, а совесть чистая.
— Ладно, человек с чистой совестью, что там во Пскове?
— В Порхове. Есть такой старинный город. Вода там, правда, препоганая, но привыкнуть можно… Познакомился с местным жителем, а он за мной ходит как привязанный. Я ему, — ты чего, мол! И рассказал он, как в тридцатом цыгане украли его младшего брата. Так я очень на него похож. Вот, собственно, и всё на эту тему.
— И отец твой продолжал мутить свою биографию дальше.
— Вот именно… Потом я вышел на полувоенную часть под названием «Экспедиция».
— Думаешь, — отыщем следы там?
— Надеюсь.
— Слабо верится. В Питере ведь ничего не смог узнать…
— Помнишь, я рассказывал про милиционера, который служил с отцом, и помог мне уйти в армию?
— Что-то припоминаю. Давно было.
— Они служили с пятьдесят первого до шестидесятого года, вместе ушли в милицию.
— Как это?… служили в армии? Ты говорил, что отец демобилизовался!…
— Ну подумай сам, — где они могли служить после дембеля до милиции!
— Страшновато вслух произносить.
— Вот так, брат… Ещё помню, отец часто ездил в командировки, и надолго. Даже в Ленинграде не всегда ночевал дома. Я вообще не понимаю, как они с матерью меня родить успели.
— На сегодня с меня хватит. Давай сходим на базар, надо мясо купить для плова, вина домашнего.
— У тебя холодильник забит!
— Это для утоления жажды. А там одна апашка такой наливает мускат! Пальчики оближешь. Собирайся. Заодно и Сонечку покажу. Говорю тебе, — не пожалеешь.
Продолжение следует...