Новые истории - основной выпуск

Вчера забрал 5-летнего сына из сада. Идём домой, то и дело мимо проходят девушки без лифчика. Ну у сына появился вопрос:
- Пап, почему у этих женщин сиськи видно?
Ну я объяснил, что надо говорить грудь, объяснил что такое бюстгалтер, что летом в нем жарко и т.д. Вопрос закрыт.
Несложно догадаться, что за ужином жена спросила сына:
- Как дошли с садика?
- Нормально, шли болтали с папой.
- О чем болтали?
- О сиськах...

Всё эрдельтерьеры - самые весёлые, изобретательные псы, с чувством юмора. Мой первый эрдель - красавец, охотник,быстро запомнил все маршруты прогулок: в рабочее время утром - самая короткая, 40 минут (ок. 1,5 км), вечерняя - 50 минут (пара км в другом направлении), в выходные и праздники - мин.1час- 1,5 часа и всегда шёл по нужному маршруту. Судьба закинула меня на 2 недели в больницу и собаку вызвался выгуливать зять, живший в соседнем доме. В общем, хитрый эрдель каждый раз его "выгуливал" одним и тем-же, самым-самым длиным маршрутом в 1,5 часа.
А потом зять "жаловался" мне: я думал, что ты его так выводишь гулять всегда...
Когда выходили гулять "в поля", там жили 2 зайца. пёс любил их погонять и это часто делал. Я быстро заметил: заяц убегает от пса и бежит перед ним на расстоянии 4 м. Если пёс уставший, то он начинает отставать (снижается его скорость), то заяц то-же замедляет свой бег, что-бы поддержать собачий азарт погони. И так они нарезали по полю несколько огромных кругов. Понял, что зайцам нравится бегать с собакой и они так играли. Когда ЗАЙЦУ надоедало, то он легко и быстро нырял под какой-нибудь ажурный забор и пёс понимал, что игра окончена. Так они играли все собачьи 14 лет... Дайте боги, черти, духи, тебе, мой лохматый друг, в Полях Вечной Охоты таких-же зайцев-друзей!

Халява. Сладкая мечта почти каждого сдающего сессию студента всех времен и народов. Она многолика.
Но я бы не стал называть халявой ситуации, когда студент закорешился с деканом, соблазнил преподавательницу или пристыдил профессора. Хитро спрятанная шпаргалка или секретный код, передаваемый из окна напротив, тоже не она. И небывалое везение, когда случайно выученный вопрос, один из сотни, спасает на экзамене, всё-таки трудно сюда отнести. Истинная халява, базирующаяся на священном принципе недеяния, приходит без малейшего напряжения со стороны получателя.
О ней и речь.

Советская власть попрощалась с нами, когда я учился на третьем курсе. Одновременно нам помахал ручкой и союз нерушимый, но это событие мало кем было воспринято как значимое, особенно в нашем поколении. Помню, как на первом после подписания Алма-Атинских соглашений и новогоднего обращения Задорнова к народу на семинаре по немецкому языку преподавательница задала нам наводящий вопрос: «Как называется наша страна?» «Russland», хором ответила наша небольшая группа, включая и обычно молчащего двоечника Ника. Ник был при этом почти отличником по профильным предметам, а вот по-немецки смог выучить только фразу «Ja, das stimmt!» Этой фразой он всегда отвечал на многословные сетования немки по поводу своей неуспеваемости.
Замешавшаяся немка, как оказалось, вознамерилась ознакомить нас с новоявленной конструкцией «Gemeinschaft der Unabhängigen Staaten» («Содружество Независимых Государств»), и начала рассуждать про «бОльшую страну». Мы ее выслушали и пожали плечами.
А вот уход советской власти был длительным, многоступенчатым и заметным. Еще на первом курсе покинула нас, казавшаяся доселе незыблемой в вузовских программах «История КПСС». Но свято место не могло быть даже наполовину пустым, и мы оказались слушателями уникального предмета под названием «Социально-политическая история двадцатого века», которую, по созвучию с постоянно бывшей тогда на слуху болезнью, все немедленно окрестили «СПИДвека». Видимо, сокращение не порадовало начальство, и уже следующий курс увидел в своем расписании просто «Историю Отечества». Ну а мы встретили новый предмет с большим энтузиазмом. Еще бы: и преподаватели, и студенты были избавлены от необходимости тупо твердить, что учение Маркса истинно, потому что оно верно. Мы могли свободно обсуждать и анализировать события подходившего к концу века. Студентам, которые уделяли внимание непрофильным, «гуманитарным» предметам, случалось ходить на лекции и даже семинары в другие группы, если там разбирались какие-то интересные аспекты недавней истории, и, в итоге, мы хорошо познакомились с преподавателями истфака, а те, в свою очередь, были в восторге от аудитории (в смысле, студентов) физического факультета.
На следующий год по старой программе нас ожидало марксистско-ленинское обществознание или что-то вроде того. Но, не забудьте, советское настоящее уже уходило в прошлое. На этой волне в учебной программе появилась новомодная социология. Не менее модный плюрализм побудил не то что бы сделать этот предмет совсем факультативным, но дать студентам альтернативу в виде спецкурсов самых популярных историков. Таким образом, расписание ознаменовалось базовым курсом социологии и тремя альтернативными историческими спецкурсами, на один из которых я и записался.

Может быть, выше я создал у кого-то ложное впечатление, что все студенты-физики с удовольствием, добровольно и с песней изучали историю и прочую гуманитарщину? Спешу исправиться: отнюдь нет. Да, немало студентов записалось на альтернативные исторические курсы. Но еще большее количество забило на гуманитарные предметы вообще, надеясь в итоге как-нибудь потом выкрутиться. Поэтому, когда на каждый из предметов явилось и записалось по два десятка студентов, никто из преподавателей не удивился. Историки – потому что, несмотря на все свои восторги, не питали иллюзий по поводу лени студентов вообще и лени студентов-физиков в отношении гуманитарных дисциплин в частности. Социолог – потому что плохо себе представлял масштабы физического факультета.
А масштабы эти были немаленькими. Если не ошибаюсь, физфак тогда был самым населенным факультетом МГУ, предоставляя 450 мест на курсе. Кроме того, именно в это время бесславно завершилась спецоперация, ой, то есть ввод ограниченного контингента советских войск, сменившийся выводом означенного контингента. Государство снизило уровень потребления живой силы возраста 18+ и даже отрыгнуло часть этой силы, вернув призванных со студенческой скамьи срочников обратно на эту скамью, естественно, в начало учебного года. Этот кульбит увеличил численность нашего курса до 600 человек.
Подозревая, что может ожидать их в конце семестра, историки в течение него распределили между ходившими к ним студентами темы рефератов (которые тогда из интернета скачивать было не принято  ), на предпоследнем занятии оные рефераты собрали, на последнем – рассказали о результатах проверки, обсудили и выставили зачёты. И попрощались с гостеприимным физфаком, предоставив принимать зачет в назначенный для этого день, преподавателю основной дисциплины,то есть социологу.

Теперь пора представить действующих лиц. Это трое моих однокурсников, приятелей, можно, наверное, даже сказать, друзей. Димон – атлетически сложенный парень, абсолютно уверенный в себе в общении с девушками, во время игры в футбол, позже – в общении с клиентами в бизнесе, короче, везде, кроме экзаменов. Причина последнего была непонятна, ибо физику и математику он знал, пожалуй, лучше всех нас. Олег, с которого еще в юности можно было писать портрет мятущегося русского интеллигента, нерешительный, постоянно сомневающийся, но – благодаря то ли выработавшемуся иммунитету к собственной нерешительности, то ли каким-то еврейским корням (а куда же русскому интеллигенту без еврейских корней?) – всегда находивший выход из тупика в который сам себя перед этим загнал. И Лёха, представлявший из себя ботаника в чистом виде, тормозной, в толстых очках с большими диоптриями, вечно удивленный. Делили они одну комнату в Доме студента, каковое уютное учреждение я не смею обозвать «общагой», ибо случалось мне жить и в настоящих общагах.
Так вот, эти три довольно разных человека проявляли единодушие в одном вопросе. Они считали меня главным специалистом по борьбе с гуманитарными предметами, ходить на которые считали пустой тратой времени, и до описываемого момента всегда успешно использовали в этом вопросе принцип: «Делай, как он». Вот и при приближении зачета по социологии они стали выяснять у меня подробности. И, к своему ужасу, обнаружили, что на этот раз поезд уже ушел, записаться туда, где я был, нет никакой возможности, и даже зачеты там уже выставлены. Мои увещевания, что я-то, как лох, весь семестр ходил на занятия, а они вот сейчас как-нибудь проскочат зачёт, не имели успеха.

Наступило хмурое утро дня «икс». Димон впал в уныние, повторяя мантру: «Это надо же, вылететь из-за социологии». Олег умудрился где-то достать соответствующий конспект лекций, порывался их прочесть, но мало что понимал. Лёха, всю предыдущую ночь готовившийся к досдаче физпрактикума, а днём его, наконец, сдавший, спал. Поднять его друзья не сумели, и поплелись на зачёт вдвоём.
Социолог, тем временем, проникся мощью физфака уже в процессе получения ведомостей, а теперь, пока в огромную лекционную аудиторию набивались пять сотен студентов, прикидывал варианты, как принимать зачёт. Вариант просматривался один, и преподаватель приступил к его реализации.
Когда собравшийся курс притих, лектор начал действовать так. Задавал вопрос, выслушивал ответ первого замеченного в поднятии руки студента и выносил вердикт: «да» или «нет». После семи-восьми вопросов он приглашал ответивших верно пройти с зачетками к столу, выставлял им заветную отметку и возвращался к началу процедуры.
Вопросы, казалось, сыпались без какой-то системы, поэтому раздобытый коспект не сильно помгал. Димон продолжал тихо бормотать свою мантру про «вылететь», а Олег лихорадочно шарил по страницам лекций в поисках системы. И, наконец, система была обнаружена! Социолог шёл по темам лекций с конца, при этом внутри каждой четной лекции перебирал вопросы в нормальном порядке, а в нечетных – опять-таки начинал с конца. Излагать суть своего великого открытия было некогда. Олег быстро отыскал в конспекте текущее положение полета мысли лектора и просто шепнул Димону: «Сейчас он спросит, что такое норма по Дюркгейму. Ты поднимаешь руку и отвечаешь, что это вариант поведения, статистически наиболее часто принимаемый обществом». Затем Олег и сам воспользовался плодами своего открытия, и через пару минут, получив зачеты, друзья медленно и торжественно поднимались к выходу из аудитории.
На выходе из аудитории они столкнулись с Лёхой, проснувшимся уже до уровня способности задать вопрос: «Чё там?» Олег вручил Лёхе конспект, готовясь изложить суть своего открытия, но ушедший в состояние эйфории Димон радостно возвестил: «Да там на халяву зачеты ставят!» Лёха кивнул и зашёл в аудиторию.
Дальше всё было просто. Сонный Лёха услышал «на халяву» и увидел небольшую очередь возле стола лектора, состоявшую как вы можете догадаться, из следующей порции ответивших. На сидевших в аудитории Лёха внимания не обратил, ну сидят и сидят, мало ли. Он подошёл в конец очереди, и лектор, уже изрядно офонаревший от количества студентов, внёс заветные записи в зачетку и в ведомость, попутно поругавшись, что Лёха не соизволил сам вписать название предмета и фамилию преподавателя.

Вот это и была она – самая настоящая, чистая, неразбавленная халява.

У приятеля сестра работает секретарем в госучреждении. Заявляет ему, мол, пидарасы на работе достали, лучше пойти вагоны разгружать. На что он её успокоил - там будут такие же пидарасы, только при этом надо еще вагоны разгружать. Больше она эту тему не поднимала.

Сцена в минимаркете в нашем подъезде.
Молоденький негр втолковывает кассирше на смеси французского с нижегородским:
- Ваш круассан в пакет - говно! Я уеду от вас в Пари!
Необъятная кассирша строгим голосом:
- Мусье! Же не манж па сис жур!
Испуганный негр выбегает из сельпо на улицу...

Проснулась рано утром – солнце светит как бешеное. Надела маску для сна. Маску когда-то в секс-шопе для антуража купили, но я в ней иногда сплю, так как оказалась удобная, много завязок.

Муж просыпается и ржёт:

– Девятый год брака! В маске из секс-шопа спишь, плёткой с котом играешь, вибратором омлет взбиваешь...

О тормозах и детях.

Была недавно хорошая история о том, как ребенок тормозил автомобиль, думая, что это делается нажатием на клаксон.
Дети вообще все по-своему понимают, если вовремя не объяснить. Родители же часто полагаются на то, что все само собой разумеется, что ж тут непонятного-то. Ну да. Им-то по 20 с хвостиком. А ребенкам - по 3-4 года.

1965 год. Меня ведут домой из садика, мне 4 года; я на велосипеде (такой, с толстыми дутыми шинами и двумя маленькими колесиками с боков). Идем по улице, которая начинает наклоняться к проспекту. И тут мой велосипед начинает катиться, набирая скорость. В какой-то момент я, понимая, что меня несет на улицу, где много машин, начинаю орать. Как ни странно, я уже знаю, что такое проспект, и где он, и последствия неуправляемого выезда на него во всей своей пугающей красе вдруг четко обрисовываются в моей голове, отчего я ору еще пуще. Велосипед уже достаточно далеко от моих неспешно идущих родителей, и папа, сообразив наконец, что меня надо поймать, пускается вдогонку. Но куда там. Он бежит, а я качусь. И тут я слышу его крики "педаль назад! Педаль назад!". Это папа говорит мне, как тормозить. Я же понятия не имею, как это, "педаль назад", и продолжаю набирать скорость; наверное, я так бы и въехал на проспект, но какой-то прохожий, сообразив, что дети на быстро несущихся великах так просто не орут, меня поймал. Подбежал папа. И сердито сказал:"Я же тебе говорил, педаль - назад!".
Поскольку я не знал, что он имел в виду, то возражать не стал, и спокойно поехал дальше рядом с папой.
Чего не знал папа, так это того, что в этих велосипедах тормоза типа "педаль назад" просто не было - педали просто крутились со стрекочущим звуком и не тормозили. А ручных тормозов с колодками, как это делается теперь на таких великах, там тоже не было. 1965 год.

В общем, хорошо, когда Бог вовремя посылает вам на пути прохожего, который вас вовремя остановит. Если папа не смог.

Где-то под Ростовом это было. Пока вагоны загружались, один из шоферов принёс нам два ящика, с помидорами и огурцами. «Ребятки, это вам в дорогу». «Перчика бы ещё», - мечтательно сказал Олег. Умильно заглянул мне в глаза: «Перчика бы, а, Посторонний?» Это означало, что следует опять посетить контору совхоза, а мне было лень. Но представил, какие вкусные может приготовить Олежка фаршированные перцы и сдался. На всякий случай заглянул к диспетчеру, мол, рефрижераторный поезд номер такой-то, погрузку заканчиваем, на когда отправка намечена? Получил ответ, что завтра, не раньше шести вечера.
Вернувшись на эстакаду, спросил ближайшего шоферюгу: «До управы добросишь?» «Да без проблем. А возвращаться как будешь? У меня это последний рейс.» «Ну, попутку какую словлю.» «Нет по ночам попуток.» «Тогда в крайнем случае пешком дойду. Тут километров пятнадцать?» «Двадцать три.» «Чепуха, ходили и подальше.» «Садись.»
В конторе пожилой дядька в криво сидящих очках пообещал утром подогнать машину с перцем: «Вам одного ящика хватит? Или лучше два?» «Да куда нам два? И одного – за глаза и за уши. Ладно, спасибо, пошёл я. Может, когда ещё и встретимся.» «Подожди, парень, - дядька встрепенулся, аж вскочил. – Куда ты? Сейчас темнеть начнёт. Переночуй тут, я тебя запру, утром выпущу. С машиной к себе и вернёшься.» Ночевать в конторе не хотелось, неуютно как-то. Да и секцию – мало ли что диспетчер пообещал – могли угнать раньше. Гоняйся потом за ней по всему Советскому Союзу. «Да нет, потопаю. Ещё раз спасибо.» «А как добираться-то будешь? Дурной, что ли?» «Авось попутную тачку найду.» «Нет у нас тут по ночам никаких попутных тачек!» «Ну, пешком пойду, у прохожих дорогу спрашивать буду.» «И прохожих ночью никаких нет! И не откроет тебе никто, заперлись все, боятся!» «Да что здесь творится-то? Чего боятся?» «Так вас должны были проинформировать, ты что, не в курсе?» «Нет…» «Убивают у нас. Всё время убивают. – потухшим голосом сказал дядька. – Вот и боимся.» А, это. Видел я в диспетчерских да в кабинетах начальников станций листочки, мол, найден труп ребёнка, ведутся поиски убийцы, будьте осторожны, товарищи. Видел – и не верил. Нас же приучили ни на букву не верить печатному слову. «Догоним и перегоним… Народы всего мира горячо поддерживают… Выросло благосостояние граждан СССР…» Знали мы, если напечатано, значит враньё. А тут, выходит, в виде исключения и правду сказали. Ладно, если нападут, авось отобьюсь. Жаль, нож с собой не прихватил. «Пойду всё же.»
На юге темнеет быстро. Когда заходил в контору, был день. Сейчас вокруг начиналась ночь. Возле грузовика стоял глыбой давешний шофёр, дымил папиросой. «Матвеич, давай парня добросим до перекрёстка.» «Залазьте.»
На перекрёстке машина остановилась. «Вот, пойдёшь по этой дороге. Потом свернёшь налево. Дальше сам.»
Бесконечная чёрная лента шоссе была абсолютно пуста. Ни единого человека, ни единой машины, лишь фонари бросали вниз жёлтый свет. Добрался до перекрёстка и, как было сказано, свернул налево. Всё то же самое, как и не поворачивал. Шоссе, фонари, абсолютное безлюдье. От следующего перекрёстка отходило сразу несколько дорог. Чуть поколебавшись, выбрал одну из них.
Дороги сменялись перекрёстками, перекрёстки дорогами. Было ясно, что никто на меня не нападёт, нет таких убийц, которые бы поджидали жертв в необитаемой пустыне. И столь же ясно было, что я безнадёжно заблудился. В изредка попадавшихся домах не горело ни одно окно. Ещё было не поздно, жители должны были сидеть за столом, телевизор смотреть, читать – или чем там ещё можно заняться вечером. Но нет, плотно заперлись, электричество выключили, затаились. Стучаться было бы бесполезно, в лучшем случае не откроют, в худшем, рта не дав раскрыть, шарахнут по черепу чем-то тяжёлым.
Шоссе, перекрёсток. Шоссе, перекрёсток. Никого. Никого… Стало казаться, что напали какие-то марсиане. Или американцы. Или неведомые чудища вылезли из-под земли. Напали – и всех истребили. Я один остался, последний человек на вымершей планете. А когда и я умру, один за другим повалятся фонари, и шоссе превратятся в вязкие болота.
Уши уловили впереди некое фырчанье, я кинулся туда. Это был мотоцикл, один милиционер сидел за рулём, второй в кустах, спиной к дороге, мочился. Наконец-то! Может, даже и довезут, мотоцикл с коляской, трое поместятся. «Ребята, как до станции добраться?» - крикнул издалека. Тот, что в кустах, не застёгиваясь, диким прыжком закинул себя в седло. Передний дал газ. «Вот же сволочи», - слабо удивился я им вслед.
Опять перекрёсток. Куда? Предположим, в этом направлении. Меня вывело на автостоянку. Небольшое стадо покинутых легковушек и в стороне громадная фура. К кабине вела лесенка, почти как у меня на секции. В окне кабины почудилось округлое пятно. Лицо? Я замолотил железнодорожным ключом по борту. Пятно мотнулось, значит, действительно лицо. Я замолотил настойчивее. Оконное стекло сползло вниз на пару сантиметров. «Чего тебе? Уходи!» «На станцию как пройти?» «Уходи по-хорошему!» «Уйду! Скажи только, на станцию как дойти?» «На станцию? Прямо иди. Потом свернёшь. Уходи!» Окно закрылось. «Свернуть куда? Куда свернуть-то?», - надрывался я. Ответа не было. Словно воочию я увидел, как он сейчас скорчился в темноте, сжимая в кулаке монтировку, готовясь дорого продать свою жизнь.
Ладно, прямо так прямо, затем посмотрим. Уже почти дошагал до развилки, когда услышал дальний гудок маневрового. Вот оно! Там железная дорога, там люди, там жизнь!
Механики мои безмятежно дрыхли. Нет того, чтобы исходить соплями в волнениях, куда запропал нежно любимый начальник. Хотел было я поставить им на пол в ноги по тазу с водой, приятный сюрприз на утро, но сил уже никаких не осталось. Добрёл до своей койки и провалился в блаженный сон.
Много позже я узнал имя: Чикатило Андрей Романович. Он был убийцей. Убивал – и это было очень плохо. Вместо него сперва расстреляли невиновного – и это было немногим лучше. В конце концов его поймали, что было хорошо. Но одного не мог я понять, как же так получилось, что один свихнувшийся ублюдок держал в жутком страхе целую область? Ладно, раз ситуация такая, пусть дети и женщины выходят на улицу лишь в сопровождении мужчины. Одному боязно? – пусть сопровождают двое, трое. Сами-то мужики чего боялись, почему попрятались? Это же казачий край, люди здоровенные, с прекрасной генетикой. Наконец, если ты уже дома, в своих стенах чего трястись в ужасе, зачем свет гасить, уж дома-то безопасно! Сколько уж лет прошло, а всё не могу понять, как же так получилось?

Использование не по назначению
Я вот зная дед Лукич выращивает лилии а эти самые лилии у нас жрут прямо в земле всякие твари типа крота . Надо как то их сохранить в земле и некоторые используют разные приспособления вплоть до того что огораживают металлической сеткой ну и так далее. Так вот Лукич поделился со мной как он сохраняет эти самые лилии.
Он использует презервативы лилию в презерватив и в землю и никто не жрёт. А так как Лукич человек прижимистый он использует использованные презервативы
- И где же ты дед их берёшь
-- Да вон тупичок с дороги в лес их там навалом
- Дед это же как то неприятно
- А платить за то что можно взять бесплатно приятно!!
Вот граждане оказывается всё можно использовать с пользой

РЕЦЕПТЫ УТРЕННИХ БУДИЛОК

Солнце сейчас встает в московских широтах в 3:44, и до 15 августа всходить позже 5 утра не собирается. Я уж молчу о широтах питерских, куда безусловно следует выбраться хотя бы на выходные в это чудесное время года. И не обязательно в это время толкаться в самом Питере, и уж тем более в его центре, как это делает большинство туристов - пригороды северной столицы в этот сезон гораздо очаровательнее.

Это понимали даже российские императоры и вся аристократия, решительно переселяясь в свои загородные поместья. Сейчас же там так хорошо, как им и не снилось. Вот сколько миллионов золотых ефимков отдал бы Петр I за право переместиться на машине времени в июнь 2022 года хоть на день и беззаботно катить на велосипеде по дорожке вдоль пляжей от Сестрорецка до Выборга? Промчался среди сосен и взморий - искупался на следующем пляже. Сейчас это доступно практически всем горожанам, но черт возьми, вода холодная!

Я догадался, как решить эту проблему, только к началу нынешнего лета, некоторыми рецептами поделюсь в серии постов и в комментах. Но сначала поставлю вопрос шире, ярким воспоминанием - ехал я как-то на Сапсане с британским приглашенным спикером из Москвы в Питер, и все четыре часа на скорости 200 км/ч за разговором мы любовались мельком необъятными просторами, изобилующими строевым лесом, живописными цветущими лугами, бесчисленными озерами и реками, ржавыми заборами, кривыми столбами, безобразными свалками, унылыми полустанками и заброшенными убогими хижинами.

С завистью мне подумалось тогда, что за этим фасадом на сотни и тысячи километров по обе стороны от чугунки остались же наверно места во множестве, еще не загаженные цивилизацией. Там тоже по утрам еще до восхода начинает пылать пурпур на полнеба, радостно гомонят птицы в лесах, но сколько угодно при этом свежего воздуха, чистой воды, а ближе к Уралу - еще и яркого солнца.

Спутник же мой английский выразил тогда ту же мысль более лаконично:
- А чего вы все скопились в больших городах? Ваша земля необъятна и прекрасна! Отчего она так пустынна и заброшена?

Однажды задавшись этим вопросом и присмотревшись к российским мегаполисам, я вдруг понял, что и внутри них происходит ровно то же самое! 90% работоспособных горожан свойственно проводить 90% своего времени на крошечных пятачках этих тоже обширных территорий - в центре города, вблизи скоплений транспортных развязок, вокзалов, станций метро, в общем по законам рыночной экономики это бойкие торговые места, удобные и для деловых встреч, и для совместного отдыха, поэтому именно туда бизнесмены впихивают всё новые торгово-развлекательные центры, офисы и жилые высотки, живо напоминающие ульи. И разумеется, находятся желающие в них жить, чтобы не опаздывать на работу, не терять часы в пробках и толчеях общественного транспорта. В общем, эти пятачки типа черных дыр, с абсолютной гравитацией - именно там множество хороших рабочих мест и развлечений, к ним и хочется поселиться поближе.

Но при этом совсем рядом находятся обширные парки со свежим воздухом, а за городом еще лучше. И при современных транспортных средствах Питер в сущности пригород Москвы, и наоборот - цари дольше добирались до своих загородных поместий, чем сейчас обычные граждане между этими городами. Но это опять накатанная колея с массовым скоплением граждан. А вот если отойти чуть немного в сторону? Ближе к свежему воздуху, вековому лесу и местам, где можно купаться?

Оказалось, что можно отойти чуть немного в сторону и внутри мегаполиса, только задавшись однажды этой целью. Достаточно отойти от скопищ и толпищ просто по режиму. Вот пруд с зеркалом в 4 гектара воды, официально разрешенный мэрией к купанию. Ежедневные санитарные замеры проб воды, спасатели, безупречно чистые туалеты с никогда не иссякающей бумагой, раздевалки, душ, старательные уборщики, бдительная охрана за экранами пульта наблюдения от всюду развешанных видеокамер - реально гордость города. Но что мы там увидим, явившись в летний жаркий день? Жуткое лежбище жирных тел, лежащих бок о бок, замусоренные газоны, грязную взбаламученную воду. И куда бы они ни выехали хоть за сто км от города, они явятся туда массой и устроят ровно то же самое.

Между тем, в ранние утренние часы даже этот городской пруд прекрасен - потому что за ночь выдуло выхлопные газы, в пруд натекла родниковая вода из окружающего леса, а с 9 часов вечера муниципалы пускают еще и водопроводную, чтобы унеслась подальше вода, накупанная отдыхающими за день.

Но... именно в это лучшее раннее время пруд почти пуст. Потому что вода в нем холодная.

И я изнеженный горожанин, морж банного типа - из сухой сауны в +100 или из бани с паром в +60 с удовольствием ныряю хоть в прорубь, если хорошенько побить меня дубовыми вениками. Организм вероятно решает в таких случаях, что его хотят то ли утопить, то ли заморозить. Мобилизуется по полной и наносит ответный тепловой удар, особенно горячими становятся все четыре конечности. Но вот без предварительного разогрева лезть с утра в холодную воду мне как-то не хочется.

Но оказалось, что баню хоть на пять человек можно легко носить с собой, а на одного она умещается в боковой карман рюкзака. Итак:

Баня Китеж - так я ее условно называю по причинам, которые объясню в комментах. Иначе ее трудно назвать сокращенно: это мобильная баня - парник - гамак - пленочно-веревочная конструкция с возможностью обширной подводной части.

Я бы за всю жизнь не додумался до этого изобретения, если бы не наш переезд на новую квартиру, случившийся в мае - начале июня этого года. У меня осталась от этого переезда покрывочная пленка, проверенная в деле - удивительная прочность. Шмат этой пленки 4х7 метра, весом 100 грамм, толщиной 3 мкм, хорош для тихой погоды, но при грамотно намотанном внутреннем и внешнем веревочном каркасе выдерживает и порывы ветра изрядной силы. Чистый дзен и зарядка ее вообще развернуть и свернуть потом, ловя на ветер.

Когда я первый раз распустил эту пленку на берегу пруда, она полетела как джин из бутылки, мгновенно настигла мой велик и повалила его, намотавшись на все его выпуклости и забившись во все впуклости. Другим своим краем она дважды обмотала могучий дуб. Однако же, когда я бережно снял ее с с этих предметов, увидел, что ни единого разрыва пленки не произошло, хотя она раз в двадцать тоньше человеческого волоса. С тех пор я покрывал ею свои парилки раз пять, пережила даже штормовой ветер и однажды спасла меня от ливня.

Впрочем, для ветреной погоды оказался более хорош другой шмат пленки, толщиной 40 мкм, габаритами 4х5 метров. Этот вообще несокрушим, весит с полкило. Обычно я использую его как лобовую броню, с наветренной стороны, а навес из пленки 3 мкм простираю сзади под острым углом к ветру. Этих двух шматов вполне хватает для сооружения парилок 5х2 и 3х3 метра, высотой около 2, при сложном рельефе местности иногда присобачиваю в качестве заплаты оставшийся обрезок 2х2,5 метра. Но вообще при сборке бани ощущение, что ставлю паруса на яхте, это будит конкретно.

Арматура бани: от переезда у меня остался 500-метровый моток шпагата весом в полкило, прочностью на разрыв 50 кг, толщиной около 1 мм. Более ста метров из этой бобины мне еще ни разу не понадобилось, наматываю внутренний, а потом внешний каркас вокруг 2-3 деревьев, при разборке просто сматываю нить обратно.

Гамак: тоже с полкило весом, служит вместо банной лавки. Его веревок хватает на деревья, расположенные метрах в 3 друг от друга. Но креплю я его обычно с помощью еще двух 15-метровых веревок, толщиной миллиметров 5 и общим весом грамм 50 вероятно. Мне нравится вешать гамак на толстые дубы, они служат дополнительной защитой от ветра. И вообще, живой дуб внутри парилки - это прекрасно. На его шершавую кору удобно вешать мочалки, плавки и полотенца. Да и вообще из гамака он смотрится внушительной колонной, что хорошо для утреннего позитива.

Топливо парилки: кипяток из термосов. Там, где разрешены мангалы или костры, хороши принесенные в парилку раскаленные валуны.

Пластик: не простой, а HDPE. Размягчаться он начинает только при +120С, а плавиться при 130. До +100 ему ничего не делается - лично сварил кусок в кастрюле из любопытства.

Главный объем в рюкзаке занимает отнюдь не баня, а веники. Впрочем, в диких местах их удобнее нащипать вокруг, а не везти с собой.

Однако же, текст мой делается длинен, а историй прикольных с сооружением этой бани вышло немало. Продолжу в комментах, в следующих выпусках опишу и другие утренние будилки.