Кровь Земли, трасса ЛЭП и ГАЗ-47
Михаил Иванович! Алло! Люди стоят две недели, проекта трассы нет…и Полина вот-вот родит! Алло! А самолеты в Сургут не летают, взлетная полоса дождем размыта!
- Алло! Черт, не слышно…
- Говорю, как она здесь рожать будет – в местной больнице ни лекарств, ни врачей нормальных…
- Если кто прилетит всё же с документами – пусть хоть привезет лекарства, я список по телетайпу отправил.
- Борис, там, в Сибири, триста двадцать человек стоят без работы. Через две-три недели морозы начнутся. Болота замерзнут. Нужно будет прокладывать продолжение трассы ЛЭП* и тут же её начинать строить, пока болота проходимы по льду. А проекта, документации на трассу – у них нет.
- Трассу не проложат вовремя – ЛЭП не построят к весне. Будущие промыслы, строительство городка для нефтяников – всё останется без электричества. А значит – отложится на год.
Страна во время не получит нефть. А нефть – это кровь промышленности.
- Так что, Борис, вот пакет документации, его нужно СРОЧНО доставить в Сургут. Самолеты туда уже две недели не летают, билеты не продают, ребята пытались, и ночевали в аэропорту, но всё без толку…
Уж ты постарайся…Ты после армии, вижу – энергичный, это твое первое задание!
И ещё: там у начальника экспедиции жена скоро рожает, а у них лекарств нет. Вот, коробка, возьми, передашь ему тоже…
В аэропорту движение людей и чемоданов обычное для переменчивой осенней погоды: задержки рейсов по всем направлениям…
Кто спит, обхватив свои вещи, кто с красными от скуки и бессонницы глазами озирается по сторонам, пытаясь увидеть свежее лицо, или событие.
Информация на табло: рейсы на Сургут отменены.
Вывеска на кассе: билетов на Сургут НЕТ.
- Девушка, эту шоколадку Вам просил передать Юрий Степанович!
- Спасибо, а что Вы хотите? - …У разбитной, видавшей виды кассирши – улыбка, широкая и обещающая.
- Мне нужен билет на Сургут.
- Вы что шутите, билетов туда нет уже две недели!
- А вот ЭТУ шоколадку Вам просил передать Степан Юрьевич…
………………
- Слушайте (шепотом), я Вам дам билет, но он будет ДВОЙНОЙ…на это место уже ПРОДАН билет, так что как объявят посадку, Вы должны подойти к самолету ПЕРВЫЙ!
- Я всё понял, спасибо большое!
Объявление по радио:
«Объявляется посадка на рейс номер 1812 на Сургут, с пересадкой в Свердловске».
Я стою у трапа вторым. Впереди – женщина с ребенком.
Занимаю место в салоне, у окна. В окно вижу очередь у трапа. Она постепенно уменьшается, внизу остается мужчина с портфелем. Он возмущенно машет рукой, в которой виден билет.
Самолет взлетает.
______
*ЛЭП – линия электропередач.
В аэропорту Свердловска «Кольцово» та же обстановка. Толпы, крики, нервы.
Запахов…пота, мокрой кожи, воровства – больше…Еды – меньше, почти нет.
- Девушка, а когда отправление рейса на Сургут?
- Вы что шутите? Туда ничего не летает уже две недели, полоса размокла…
- Как размокла (прикидываюсь), рейс из Ленинграда был объявлен - до Сургута...
- Так у вас там, в Ленинграде, видать, аэропорт был перегружен, вот они вас и отправили нам…
- Вот и вы нас отправьте!
- Говорю же: полоса размыта!
- Девушка …(сама она молоденькая, слаще морковки – не видела ничего) – эту шоколадку Вам просил передать Андрей Сергеевич!
- Ой! Я не возьму! А она – настоящая? Ленинградской фабрики?
- Девушка! Я должен улететь ПЕРВЫМ самолетом на Сургут! Там женщина в тайге должна родить сегодня-завтра, а у них лекарств совсем нет!
- Хорошо. Вы где ночевать будете?
- А там, куда вы меня поселите…
- Вот Вам направление в гостиницу, утром слушайте объявление по радио.
В гостинице люди лежат на креслах, на ступеньках, на полу, даже под работающим телевизором в холле…
У меня место в двухместном номере, почти рай. На вторую кровать укладывается плотный, здоровый мужик, по манерам директор чего-нибудь, или партийный работник. Очень удивился, увидев соседом молодого парня.
Утром в буфете радио тихо, хрипло, неразборчиво (еле услышал) объявляет:
- Пассажир Лавриков, следующий рейсом Ленинград-Сургут, срочно пройдите на регистрацию!
Самолет маленький, ЛИ-2, человек на тридцать. Летим. Уже в полете вспоминаю, что в спешке забыл в тумбочке номера подаренную мамой электробритву.
Через час объявление: приготовиться к посадке, самолет делает посадку в Тобольске.
Спрашиваю – сначала вполголоса, потом на весь салон:
- Кто сходит в Тобольске?
Молчание.
Обращаюсь к стюардессе (с ужасом, предполагая известный ответ):
- Девушка, а вот в Тобольске – никто не сходит, почему же мы садимся?
- Сургут не принимает, полоса размыта.
- Так нам же объявили рейс на Сургут!
- Ну, у них там, в Кольцово скопилось столько народу, вот они вас и отправили…подальше.
Что такое аэропорт Тобольска, каков ночлег в Тобольске – это лучше прямо к Ф.М.Достоевскому, он там много времени провел, и изменения с тех пор …не очень заметны.
На следующий день приземляемся в Сургуте. Из под колеса шасси – огромный кус глины бьет прямо в лицо…то есть, в стекло иллюминатора. Постепенно притормаживаем, как на большой стиральной доске, только вместо белья наши воспоминания о родных людях.
В деревянном бараке-здании аэропорта, объявление по радиотрансляции:
- Пассажир Лавриков, прибывший из Ленинграда, пройдите на вертолетную стоянку номер 5, Вас ожидает борт номер 529.
Зеленый МИ-4 гневно вертел над собой мельницу лопастей, и действительно взлетел, едва меня втащили внутрь неизвестные доброжелательные матершинники…
Ощущение близкой гибели Земного Шара, колебавшегося подо мной, сглаживалось вонью топлива, запахом перегара, и хохотом глядевших на мой испуг мужиков.
Разговаривать под рев двигателя и свист винта было невозможно, но жесты и удары по моим плечам товарищей по полету – давали понять:
- прилетим!
- скоро!
- я - МОЛОДЕЦ!
- привезенные документы – скоро обратятся (каким образом?! – а простой двухходовкой!!) сначала - в деньги, и далее – в огненную воду…
Через 20 минут полета вертолет протиснулся меж кривоватых деревцев на лесную поляну, мы выскочили, вслед нам вывалились связки каких-то железяк, и он улетел.
К нам (ко мне!) подбежали со всех сторон люди, десятки людей, с заросшими лицами интеллигентных бандитов, в телогрейках, сапогах, некоторые с ружьями, а один – с огромной удочкой.
Но впереди всех бежал – вышагивал высокий, крепкий, солидный и взволнованный, видно, начальник.
- Здорово, Лавриков, ты – Борис ведь?
- Да.
- Лекарства – привез?
- Да, вот, возьмите, пожалуйста.
- Спасибо тебе, брат, огромное, ты знаешь, что у меня жена вот-вот родит? Это для нее.
А как ты смог долететь, ведь полоса…?
- Один рейс только и был, летел двое суток.
- Молодец, а это документы?
- Да, они.
- Бригадиры! Скорее сюда! Ещё полдня работать можно!
И привезенную мною кипу папок с завязками тут же на пеньке распаковали, раздали бригадирам.
Рысью побежали направо и налево бригады:
с топографическими рейками,
с теодолитами,
с кувалдами,
с обрезками металлических стержней.
Начальник экспедиции, Андрей Петрович, повел меня по кочкам, между разлапистых, низеньких сосенок, в свою палатку-офис: большой армейский брезентовый утепленный шатер. Угловатый, на растяжках.
Уселись мы на какие-то мешки, то ли с зимним обмундированием, то ли с оборудованием.
- Борис, ты насколько прилетел?
- Так, я-то вообще, просто вот, с курьерскими … функциями.
- Ну за это я уже тебе спасибо сказал, и от себя, и от жены, и от всей экспедиции, нас больше 300 человек. А теперь – про работу. У меня есть поручение от начальства и полномочия – взять тебя на стажировку, техником. Поднахватаешься здесь, поймешь, и как работа делается, и как деньги … зарабатываются.
- Ну что ж, я только после армии, деньги мне нужны.
- Я так и понял. Думаю, в армии ты привык к спартанским условиям. Удобства у нас все во дворе. И с едой плоховато – кроме осетрины и икры, деликатесов мало.
На осетрину я усмехнулся.
- Нет, правда, вот сейчас Паша с ребятами улов притащат, увидишь. И не только увидишь.
Андрей Петрович посмотрел на часы.
- Я тебе сейчас покажу всю нашу базу. Двигаем сначала на кухню, а потом получишь и накомарник, и спальник, и место покажут, где спать будешь.
Мы вышли на большую поляну. По пути с нами раскланивались, идя на встречу, или наоборот, обгоняя, мои будущие коллеги. Такого разнообразия лиц, одежды и инструментов я не встречал ни в своих бывших командировках, ни в армейских буднях. Знакомыми были только диалоги, на хорошем русском интеллигентном языке, с уместными добавками профессиональных терминов и мата:
- Михаил Алексеевич, если трассу пустим в обход болота, это лишних три километра и наших работ, и будущего удорожания самой трассы.
- Ну да, а по прямой всё будет быстрее, будет дешевле трасса, вот только унесём ли мы, да и строители, ноги из этого болота…
- Если вызвать по-больше ГАЗ сорок седьмых, и местных охотников-рыбаков нанять с надувными лодками, то и сроки соблюдём, и сезон закроем празднично…
Мне не всё было понятно. Однако, увидев в солдатской миске отварную осетрину весом в 10 ресторанных порций, я понял, что пока все обещания выполняются.
Значит формулировка «сезон закроем празднично» может коснуться и меня.
Меня познакомили с Игорем, моим будущим начальником. Небольшого роста, хмуроватый и молчаливый, с темным от чефира лицом, он был спокойный и выносливый. И что важно, очень зоркий, что сильно облегчало нашу работу. За обедом, плавно перешедшим в ужин (на наш кусок трассы ещё не разобрали документы), он кратко объяснил мне значение метровых кусков арматуры, которые вместе со мной выгрузили из вертолета. Важные коммерческие детали я смог узнать значительно позже.
Эти обрезки мы будем забивать в землю на места будущих поворотов трассы ЛЭП, на местах уклонов трассы, а на прямой линии - каждые 100 – 200 - 300 метров.
Такая забитая железяка называется «репер».
За каждый установленный репер – платится по смете 3 рубля 94 копейки.
Настоящий репер должен по правилам выглядеть так:
- двухметровый столб с прибитой снизу крестовиной из досок 50*50 сантиметров, с обожженной нижней частью (чтобы не быстро гнил в земле);
- столб устанавливается в яму соответствующего размера, глубиной метр, засыпается наполовину камнями, поверх камней утрамбовывается земля;
- верхушка столба должна быть затёсана под остриё, покрашена (что бы дождевая вода стекала, опять же, чтобы не так быстро гнила сверху), на ней пишется номер репера.
А вот и вопрос: как и где же в тундре-тайге найти:
- столбы
- доски
- камни
- костры для обжига столбов
- краску
- и дураков, которые будут делать всю эту тягомотную работищу вдвоем полдня за 3 рубля 94 копейки?
Поэтому, в необходимых по проекту трассы ЛЭП местах (изменения высоты над уровнем моря, и места будущих опор) - тремя-четырьмя ударами кувалды забивается кусок арматуры, к верхушке проволочкой привязывается металлическая бирка с номером.
И скорость превращения привезенной мною документации в красненькие десятирублевые бумажки – возрастает до приемлемой величины.
После ужина, опять на основе осетрины с кашей, мне выдали «болотную» одежду. Главной её частью были привычные по армии сапоги. Новым и полезным дополнением был накомарник.
Утром нам вручили документы. Игорь с теодолитом и я с рейкой, с молотом, со связкой толстых арматурин отправились на болото. К началу нашего куска трассы нас подвёз ГАЗ-47. Для тех, кто не знает: эта почти машина состоит из железной коробки со скамеечками, слегка покрашенными, но занозистыми. Коробка установлена на гусеничное шасси.
ГАЗ-47 в свое время спроектировали и поставили на производство для российского бездорожья за три месяца. Поэтому мягкостями, амортизаторами и кузовом конструктора не озаботились. Так что всего через 20 минут на рабочем месте оказались смеси наших костей, зубов и синяков. Там нас с готовностью поджидали по-осеннему вялые, но многочисленные комары.
Сквозь чахлые березки Игорь с расстояния двести метров высматривает деления на моей рейке. Я её должен держать вертикально в указанном им заранее месте. Если это лужа – то на уровне воды в луже. Если это бугорок – то на вершине бугорка, максимально утопив конец рейки в мох.
Рейка тяжелая. Пока Игорь записывает цифры, увиденные в окуляре теодолита, рука устает. Отдыхает рука, когда я по сигналу Игоря кладу рейку и забиваю молотом кусок арматуры в болото. Прикручиваю проволочкой к её шероховатой верхушке бирку с уже написанным номером. Собираю всё своё имущество (на один отрезок железа стало меньше!) и иду к Игорю. Он показывает, куда ставить рейку, сам идёт вперёд, и всё повторяется вновь.
Когда арматура заканчивается, за нами приезжает ГАЗ-47. Теперь на базу ехать дольше, полчаса. После ужина, восполняющего и обед, лезу в палатке в спальник, лежащий на сосновых ветках. Их сучки впиваются в мои синяки и в забитые мышцы, но сон анестезирует всё.
Через два дня вертолет отвёз в больницу жену Андрея Петровича. Мальчика назвали Петром. Половина лекарств остались в больнице.
Через неделю выпал тоненький снежок. Он почти сразу укрыл и травку, и мох, и лужи. Идти по болоту стало опаснее: в любой гладкости могла укрываться яма неизвестной глубины. Игорь жёстко приказывает идти по-партизански, след в след. Трассу прокладываем поэтому медленнее.
В этот день вечером ГАЗ-47 за нами не приехал.
Мы подождали полчаса, пошли обратно пешком. Начало постепенно темнеть. Шли строго от репера к реперу. Фонарь Игоря помогал видеть наши дневные следы. Вдруг впереди, чуть в стороне от нашей тропинки, Игорь высмотрел заметный темный пруд. Его не было, когда мы шли здесь днём. Игорь долго высвечивал ровную блестящую гладь. Мы увидели следы гусениц на ровном снежке. Они обрывались у кромки тёмной воды. Игорь дал фонарь мне.
- Смотри внимательно, видишь радужные разводы?
- Да-да, вроде вижу! Это что, разводы от нефти?
- Похоже, от топлива, от масла. Похоже, там, в воде, наш ГАЗ-47.
- А как же водитель?
- Если плавать и бегать умеет, уже у лагеря должен быть.
- А если только плавать?... А если только бегать?...
- Не надо так шутить. Пойдем вперед. Нам тоже надо спешить.
Но вот впереди послышался рёв ГАЗ-47, завиднелись вскоре и его фары. В нём мы, помимо водителя, нашли и пассажира – мокрого, со стучащими зубами и с кривой улыбкой от выпитой поллитры. Когда мы не вернулись во время, за нами выслали вторую машину. По дороге удалось подобрать умеющего плавать, но не умеющего бегать водителя утонувшего вездехода.
На следующее утро началась операция по вызволению этого, всё же полезного зверя.
Вокруг болотной промоины собрались с десяток рабочих, пара бульдозеров. Распоряжался Андрей Петрович.
- Значит так, мужики. Главное, не пугаться. Температура воды – плюсовая. Плюс четыре градуса. Кто нырнет и прицепит к уху вездехода трос – получит 10 бутылок водки.
Мужики переминались, смотрели на водную гладь, с падающим на неё снежком.
- Петрович, тут такое дело, вдвоем нырять надо. Один ухо нащупывает, второй держит трос и страхует.
- Ладно, ящик водки на двоих. И премия.
Говоривший «дело» посмотрел на приятеля, такого же громилу, с татуировками на восьми пальцах. Тот кивнул.
Быстро разбили палатку, развели костер. Двое добровольцев разделись, оставшись в кальсонах и в тельняшках. Обвязали их веревками, старшему дали конец троса с хомутом крепления. Договорились о сигналах – дёрганиях веревкой.
Двое бросились в воду одновременно. Брызги обожгли стоящих вокруг ямы холодом и смертельным страхом. Держащие веревки побежали вокруг воды – видимо, вслед за плывущими. Вот они вынырнули, отплёвываясь, судорожно дыша, мотая головами в ответ на вопросы. Нырнули вновь. Появился старший, поднял вверх большой палец. Его тут же вытащили.
Заорали:
- А Лёшка? Тащить его?
Сквозь хрип и кашель он выдавил:
- Нееет, сейчас, он сам!
И правда, через секунды над водой показались пальцы с чернильными перстнями. Обоих мужиков втащили в палатку, стащили с них мокрое бельё, растерли голых водкой, влили в каждого по поллитра, подтолкнули, всё ещё голых, к костру.
Наконец, у них наладилась речь.
- Андрей Петрович, трос закреплен за крюк надёжно. Тащите.
Конец троса пропустили через тяговые крюки обоих бульдозеров, все разошлись подальше, по команде бульдозеры взревели и тронулись. Потихоньку.
Трос натянулся, по воде пошло колыхание, что то вроде показалось.
Треск выстрела и свист пули! Это почти над головами пролетел оторвавшийся крюк ГАЗ-47. Тут-то все и поняли, что ползущий по дну вездеход наткнулся на вертикальную стенку грунта и дальше двигаться не мог.
Добровольцы пили и угощали всю ночь. Утром проснулись здоровые и почти работоспособные.
Меня вызвали в палатку Андрея Петровича.
- Борис, у нас утонул ГАЗ-47.
- Да, я знаю, я же вчера смотрел, как его вытянуть пытались.
- Дело в том, что я не могу его списать. Он почти новый, стоит семнадцать тысяч, и убыток, по нормам, ляжет тяжелым грузом на наши премии. И на твою премию, которую ты уже заработал.
- Мне сейчас некого послать договориться по-хорошему насчет вертолета. А ты парень шустрый, как-то у тебя получается с летунами дружить. Нам нужен МИ-6. Он стоит 1200 рублей в час. Договорись по-дешевле, добавлю премию.
- А если бесплатно договорюсь?
- ???
- Вы мне расскажите, что в экспедиции есть такого, чего в авиапредприятии нет и не будет…
Я опять в Сургуте. Как сюда ехали на ГАЗ-47 – отдельная скучная история.
В кабинете начальника аэроотряда передо мной за столом прожженный дядечка с заплывшими глазами, с припухшими скулами, седой и весёлый, с тремя гражданскими звёздами на мятых голубых погонах, с грязными орденскими планками на левой части груди.
- Чего надо, парень?
- Как к Вам обращаться … товарищ полковник?
- Хм! А вот так и обращайся, - он довольно сверкнул глазами.
- Разрешите обратиться, товарищ полковник!
- Ха! Только из армии, что ли?
- Так точно!
- Да ладно тебе, расслабься и садись. Зовут как?
- Борис.
- Борис, я – Василий Сергеевич. Водочки выпьешь?
- С удовольствием, но не могу, товарищ полковник. Я и сейчас на службе.
- ???
- Подробностей не могу сказать, Вы же понимаете. Но … прикомандирован сейчас к экспедиции Андрея Петровича.
- Знаю его. А что он не позвонил? Небось ему Мишка нужен? Четверки он постоянно заказывает, ребята довольны, деньги мы получаем от него регулярно. А ты, выходит, от соседей, что ли? Привираешь, небось? Какие тут секреты, в тундре?
- Подробностей не могу сказать, Василий Сергеевич. Но экспедиции действительно нужен МИ-6. А денег по смете на него нет. Они утопили ГАЗ-47. В нём укреплен под обшивкой секретный прибор, в котором заинтересовано моё начальство. Не вытащим ГАЗ-47 – с меня голову снимут.
- Так чего же твое начальство нам не позвонит?
- Не хочу их беспокоить по мелочам. А Вам, Василий Сергеевич, нужно знать, что рыбалка у нас в экспедиции отменная.
- Вот, например, вчерашняя черная икра, - я грохнул на стол увесистый сверток.
- По себе знаю, водка под неё идет волшебно. А прилетите, хоть и на МИ-6, ещё столько же найдете у нас на кухне, да и осетрины наловите, сколько унесёте.
Брови полковника шевелились по одному в разные стороны. Такое я видел впервые.
- Ты что-то мудришь, Борис … Ты ещё скажи, что кухарка там у вас молоденькая …
- Никак нет, кухарит у нас пожилая жена завхоза, готовит замечательно. А мудрю я, наверное, от неопытности.
- И ты от неопытности вот так легко, мне, фронтовику, вроде взятку предлагаешь?
- Василий Сергеевич, у всех своя война. Вот моя, Вьетнамская, ещё не кончилась. Просто из московских подземелий в здешние болота переместилась.
Полковник замолчал. Давил на меня глазами, уже открывшимися во всю голубизну.
Развернул свёрток. Открыл трехкилограммовую банку из-под сгущенного молока, понюхал. Достал из ящика стола чайную ложку, зачерпнул коричневатую икру, положил в рот, покатал по нёбу языком. Крякнул. Я громко сглотнул слюну.
- Ладно! Не будем углубляться в эти дела. Полетит к вам МИ-6, оформим его как МИ-4, по 250 рублей в час. Мне тоже людям зарплату надо платить. Вытащим вашего сорок седьмого. Насчёт рыбалки посмотрим, может быть и подскочу. За угощение спасибо.
Он поставил банку в стол, посмотрел сквозь меня надуто.
- Спасибо Вам, товарищ полковник, Василий Сергеевич!
Я вышел с результатом и с шорохом в душе. Со святыми для полковника вещами я немного пережал.
Через два дня вокруг ямы с ГАЗ-47 собрались почти те же мужики.
- Ну что, цена за цепляние троса ко второму, последнему уху, остается прежней, - рассматривая поочередно лица, сказал Андрей Петрович.
Перед этим в лагере никто явно не выразил своих намерений. Здесь, наконец, вызвался один.
- Я справлюсь. Но за ящик. И за двойную премию, - не глядя ни на кого произнес запинаясь, щупленький, в полушубке и в валенках с галошами, с клоками волос из-под шапки, раскосый, неопределенного возраста парень.
- Юлий, а не подавишься ли ты … тросом? – спросили у него за спиной.
Мне послышались в этих словах, кроме зависти к решимости Юлия, ещё и какие-то старые недоговоренности, с шипами.
Он не ответил, молча глядя на начальника.
Андрей Петрович подошел к нему, смерил его глазами, оглянулся на остальных, особо задержался грубым взглядом на том, кто «беспокоился» о тросе.
- Давайте, готовьте Юлия, - спокойно сказал начальник и положил ему руку на плечо.
Опять палатка, костер. Юлий попросил раскочегарить ещё паяльную лампу. На полураздетого, по его просьбе, одели ещё монтажный пояс с железяками, что бы было быстрее погружаться. Пояс легко расстёгивался, его можно было оставить на дне.
Он нырнул раз, второй, третий. Наконец, вынырнув совсем бледно-синим, кивнул головой и скрылся. Его тут же вытащили, откачали мгновенно, занесли в палатку. После растирания, грели его и костром и паяльной лампой. Он молчал, редко открывая глаза, тряся подбородком на вопросы. Его укутали во всё, что нашли, и на ГАЗ-47 повезли в лагерь.
По рации вызвали вертолет. Вот и рокот огромного МИ-6. Он завис в метре от снега, лётчикам дали конец троса. Его закрепили тщательно на подвеске.
Рёв, туша машины и блеск лопастей пошли вверх. Вода из ямы под искусственным ветром начала выплескиваться. Медленно показался задок вездехода. Из всех щелей лилась вода. Из раскрытых глоток неслышно ударило «УРА-а-а!»
«Мишутка» передвинулся от ямы, аккуратно прикоснулся вездеходом к земле. Подбежавшие мужики придержали его коробку, помогли ей встать на гусеницы, отсоединили трос от вертолета, и он улетел. Бульдозер потащил ГАЗ-47 в мастерскую.
С учетом времени полета МИ-6, нам выставили счет всего за полтора часа работы МИ-4.
Василий Сергеевич к нам на рыбалку не выбрался. Ему потом передали ещё одну, заполненную нашими рыбаками, банку из-под сгущенного молока.
Юлия долго лечили от воспаления лёгких. Он к лету вроде выздоровел, но работать в экспедиции, как я узнал позже, уже не мог.
Установились сильные морозы. Совпало сразу многое: прокладка трассы почти закончилась, последние километры могли делать только самые отчаянные, а мне пора было домой, на подготовительные курсы в институт.
На пересадке в аэропорту Кольцово забежал в номер гостиницы, в ящике тумбочки лежала подаренная мамой бритва. Не нужна она была директорам и партийным работникам.
В кабинете начальника отдела сидел Андрей Петрович.
- Борис, - начал Михаил Иванович, - ты хорошо показал себя «в поле»; и документы удивительно быстро доставил, и вот, Андрею Петровичу помогал серьёзно.
И другие рекомендации у тебя хорошие.
Осталось только нам понять, насколько ты умеешь работать с документами, и потом забывать о том, что ты прочел-написал…
- Так Михаил Иванович, у меня допуск к государственным секретам с пятнадцати лет, и ещё пять лет я не выездной после ракетных войск в армии.
- Дело в том, Борис, что я и не сомневаюсь, что ты умеешь хранить государственные секреты. А ОТ государства сумеешь секреты сохранить? - он посмотрел на Андрея Петровича.
- Вы мне скажите, а лучше – покажите, о чём речь, тогда я смогу ответить.
Оба мужчины зашевелились в креслах. Андрей Петрович ещё не успел сбрить бороду, и теперь без задумчивости, но жёстко почесал её. Михаил Иванович выдвинул, затем задвинул, ничего не доставая, пару ящиков стола.
- Борис, завершить сезон можно только хорошо рассчитавшись со всеми работниками. Для этого нужно изготовить правильную отчетность. Вот, смотри!
В моих руках оказался перечень документов, которые предстояло составить.
Я был готов к тому, что там оказались названия ведомостей на расход столбов, досок, камней, краски, договора на их закупку, список установленных «реперов». Новыми для меня оказались «договоры» на покупку базы экспедиции (огромный деревянный дом «крестьянина Петрова»), договор аренды этой базы, договоры на аренду баз партий и отрядов, сметы расходов на содержание всех этих «баз». Были перечислены кратко договоры на закупку продуктов, спецодежды, и много другого, чего я за время работы в экспедиции в глаза не видел.
- Так Михаил Иванович … это же …, - я сделал паузу и посмотрел по очереди на обоих начальников. Оба молчали и уставились на меня. В бороде Андрея Петровича ничего не просматривалось. Губы Михаила Ивановича один раз дрогнули.
- … это же раз плюнуть, только бумага нужна и пишущая машинка. Печатаю я быстро, в штабе год просидел. А, и ещё консультации бухгалтера нужны. Или сметчика.
Губы Михаила Ивановича вновь твердо встали на место. Он провел ладонью по зеленому сукну стола, как бы сметая с него затруднения.
- Поедешь завтра на нашу загородную базу. Тебе выделят кабинет с кушеткой, там и спать будешь, пока готовишь документы. А бухгалтер базы тебе поможет. Она хоть и деревенская, но в таких документах (он сделал ударение на слове «таких») соображает как раз лучше городских. И помни: сделаешь, всё привезешь лично мне, и тут же забудешь. Подписывать тебе ничего не придется.
- А…?
- Не обидим! – он ещё раз ударил ладонью по столу, почти улыбнувшись одними губами.
За несколько дней до Нового Года на квартире Андрея Петровича собралось на банкет руководство экспедиции. Был Михаил Иванович, несколько начальников других отделов. Были в качестве «цветов» несколько секретарш, пригласили и меня.
Настроение у всех было приподнятое. Накануне приглашали по одному в кабинет Михаила Ивановича всех городских сотрудников экспедиции. В дополнение к значительным официальным премиям, нам были вручены приятные толстенькие пачечки. Сибирским временным рабочим, мы с кассиром отправили хорошие переводы.
В прихожей квартиры, в углу стоял мешок из-под картошки, набитый под завязку чем-то легким и хрустящим. Всем входящим Андрей Петрович советовал ударить его ногой. Это был ритуал.
Банкет прошел почти обычно. Пили за успехи, за женщин, за тех, кто в тундре. Вспоминали тяжелые, теперь весёлые моменты. Пили за присутствующих.
Когда начали расходиться, Андрей Петрович развязал мешок и попросил каждого запустить в него руку, взять с собой сколько поместится в ладонь, или сколько совесть подскажет.
Я уходил одним из последних, заговорившись с миловидной, улыбчивой секретаршей. Меня почти вытолкали, намекнув, что секретарша остается, а вот я – нет.
Мешок к этому моменту зрительно почти не уменьшился. По моим прикидкам, там как раз помещалось около стоимости ГАЗ-47. Совесть мне подсказала ухватить из него шесть бумажек, специально скомканных, наверное, для впечатлительного объема. Все они оказались десятирублевыми.
*****
Извлеченный из болота ГАЗ-47 после просушки и замены свечей завести не удалось. От двойного вытаскивания и краткого, но яркого полёта на подвеске МИ-6, его двигатель сместился с положенного места. На железнодорожной открытой платформе он прибыл в институт. Понятно, что в дороге встречным ветром из него выдуло много важных деталей.
Здесь наши механики лишь приоткрыв капот, с возмущением отказались даже думать над задачей.
Пришлось отправлять его в кузове КРАЗа на ремонтный завод РАФ в Риге. Сопровождать это уродливое от рождения детище пришлось мне, как немножко его спасителю. Но доставить лично его прямо до места не удалось: на пол-пути вышел из строя КРАЗ. Видно, карма вездехода уже заканчивалась.
Добрался я на попутках в Ригу. Оттуда по телефону организовал эвакуацию металлоломной матрешки (КРАЗ, внутри ГАЗ-47, а в нём вызвавший сомнения у Василия Сергеевича «секретный прибор»).
Остатки моих командировочных денег в Риге очень пригодились местным барменам и девушкам с очаровательным акцентом.
На РАФе любезно составили перечень дефектов на ГАЗ-47; стоимость ремонта превышала цену новой машины. По этому документу уставший от жизни болотоход и обалдевшая от него бухгалтерия института благополучно договорились. Тут и оказалось возможным окончательно наполнить мешок в прихожей Андрея Петровича.
Официальное удаление ГАЗ-47 из списка живых никому не принесло убытков.
Кроме Юлия.
*****
Справочник цен и терминов 1966 года.
Зарплата техника Бориса Лаврикова – 70 рублей в месяц.
Зарплата старшего техника Игоря – 90 рублей в месяц.
Командировочные – 3% от оклада в сутки, но не более 2р.60коп.
Оплата проживания без предъявления квитанции гостиницы – 90 копеек в сутки.
Зарплата секретаря парторганизации цеха на военном заводе – до 600 рублей в месяц.
Бутылка водки «сучок» в провинции – 2 рубля 10 копеек.
Бутылка водки получше (в большом городе) – 2 рубля 62 копейки.
Самолет Москва – Ленинград – 13 рублей.
Банка сгущенки 410 грамм – 55 копеек.
Батон белого хлеба – 16 копеек.
Автомобиль «Волга» - 6600 рублей.
МИ-4 – вертолет; грузоподъёмность: 1600 кг (16 человек). Аренда 200-250 рублей в час.
МИ-6 – вертолет; нагрузка в кабине кг — 12 000 кг; на подвеске 8000кг. Аренда 1200 рублей в час.