Двое в одном, или как купить жену
Во время восьмичасового ожидания пересадки в одном из крупнейших авиахабов Востока, я обратил внимание на необычную пару.
Он: высокий, с сильной проседью, солидный, спортивный, с налетом интеллигентности и резкости, европеец.
Она: очень миниатюрная, молоденькая, улыбчивая, с европейскими чертами лица, но темнокожая, почти черная.
Они тоже толкались у стоек трансфера, усаживались в кресла, томились, вскакивали вслед за объявлениями рейсов, снова усаживались. И постоянно держались за руки. В маленьком зальце ожидания мы оказались в соседних креслах, и я услышал, что они говорят по-русски. То есть, он говорил чисто, как русский, а она – отвечала односложно, с сильным, мягким, приятным акцентом. И все время улыбаясь смотрела ему в глаза.
В этой суете, ожидая одного рейса, мы с ним заговорили о путешествиях, пытаясь скоротать время. И в какой-то момент незнакомец, видя мое любопытство к нему и его спутнице, к их необычному сочетанию, начал рассказ об их истории. Похоже было, что он это делает не в первый раз, каждый раз с удовольствием и с гордостью. Его партнерша (оказалось, жена) смотрела на него с обожанием, чувствовалось, что она тоже всё это слышит не в первый раз, но воспринимает с интересом, кивая и обязательно улыбаясь.
Через пару минут я пришел от истории в восторг и в ужас (он иногда забегал вперед, и мне быстро стал ясен весь сюжет), попросил разрешения включить диктофон. И вот что получилось после сокращенной, слегка отредактированной расшифровки моей записи. В скобках – мои примечания.
«Я давно уже жил один. Взрослые дети живут отдельно, в других городах. Интересовался семейными отношениями на Востоке. В поисках жены меня тянуло куда-то туда... Много читал о том, какие заботливые жены получаются из филиппинок. Но по всем рассказам-советам на форумах выходило, что процедура знакомства-сватовства, переговоров с родителями, оформление документов, содержание дальнейшей семейной жизни – всё это носит какой-то сильно коммерческий характер, отдает игрой в брак, похоже на схему отношений, не содержит тепла. И сложившиеся (получившиеся?) семьи по неясным, загадочным причинам - никаких впечатлений не публикуют. И потому не лежала у меня как-то душа ехать на Филиппины.
И я решил поехать на этот Остров (он переглянулся с женой, она улыбнулась шире). Просто отдохнуть, тоже начитавшись о прекрасных пляжах и о добродушии островитян. На второй-третий день, понемногу загорая и купаясь, ближе к вечеру, решил купить вторые шорты, для удобства переодевания на пляже. Это важно – что и когда я решил купить. Потому, что именно в конце дня, именно в этом магазине моя …она теперь Маша – заканчивала уборку. Да, это была её первая работа, и первая неделя работы! Я её увидел, и она меня увидела! (Маша при этих словах прижалась к рассказчику; было понятно опять же, что это не в первый раз, но выглядело душевным и естественным движением, как будто они опять, в этом памятном им магазине).
Вот Вы увидите на Острове, как там улыбаются все люди, а особенно, юные девушки. От пяти до восемнадцати лет их глаза – точно, как говорится, позволяют заглянуть в их бесхитростную, открытую, доброжелательную душу. Потом они быстро выходят замуж, и появляются на улицах редко, с детьми, смотрят уже в землю, и только где-то к 35 годам становятся свободнее в общении.
Я подошел к Маше, что-то сказал, сразу понял, что она почти не знает английского, но она не отрывала от меня взгляд. Я попросил её жестом никуда не уходить, обратился к менеджеру, спросил, как мне познакомиться с этой девушкой, с самыми добрыми целями.
Он пригласил меня в кабинет, объяснил на плохом английском, что всё это очень сложно, что Маша из глухой деревни, из бедной семьи, но что она на его ответственности, и ещё за ней здесь присматривает её родственница, у которой Маша и живет сейчас.
Я попросил разрешения отвезти Машу к ней домой на тук-туке. Менеджер поколебался. Сказал, что сейчас позвонит родственнице, предупредит, что мы должны быть у неё дома через … посмотрел на часы… 15, нет через 10 минут. Потом замолчал, просто смотрел на меня. Я сообразил, достал паспорт, положил ему на стол. Он даже не стал смотреть в паспорт, встал, вставил его в копир, дождался копии, и отдал паспорт мне. Позвонил, глядя на меня, что-то стал говорить, бегая глазами по моему лицу, похоже, описывая мою внешность.
Мы сели с Машей в тук-тук, и тут начался наш роман (Маша опять к нему прижалась).
Я объяснялся жестами и рисунками. Маша доверчиво кивала и улыбалась. Её улыбка сводила меня с ума. Я дал ей понять, что приехал на две недели, и хочу всё свободное время проводить с ней. Это же объяснил родственнице. Та улыбалась, как и все на Острове, но сообщила, что через два-три дня нам будет лучше поехать познакомиться с семьей Маши. Семья – это её мать и две младших сестры (отец Маши умер несколько лет назад), и много дальних родственников.»
(У стойки регистрации начался шум. Группа москвичей, ожидающих своего обратного рейса более 12 часов, стала бунтовать. Самый пьяный из них уселся на пути движения пассажиров, стал под музыку из телефона распевать матерные частушки. Группа скандировала: «Москва! Москва! Домой! Домой!» Пришли трое полицейских. Несколько человек из группы стали снимать происходящее, демонстративно подняв свои мобильники над головами. Полицейские требовательно, отрицательно стали махать руками. По их вызову прибежали двое автоматчиков, в зеленых тюрбанах. Необычным было то, что один из полицейских, по-моложе, и оба автоматчика, при этом улыбались, как будто играли в войнушку. Может быть, предвкушали увидеть свои физиономии в интернете? Постепенно все бунтовщики и полицейские куда-то ушли, видимо, разбираться. Мы немножко передохнули от новых впечатлений.)
«Я взял в аренду машину с водителем, по узкой, разбитой дороге через джунгли мы приехали в её деревню. Маленький участок, на склоне холма, засаженный между кокосовыми пальмами ананасами, манго, овощами. Крохотный домик, почти хижина, но с водопроводом, с электричеством. Две веселые сестренки, семи и двенадцати лет выбежали на шум машины. Я им вручил привезенные подарки, раздались визги восторга. Испуганная Мама неловко улыбалась, не знала куда деть руки, смотрела на меня снизу вверх.
Маша завела меня в комнатку, где стояли кровати её и сестер. Показала над своей кроватью вырезку из какого-то журнала. На фотографии был памятник колонизатору Острова (сейчас не сохранился). Маша обвела пальчиком мое лицо, показала на фотографию, приложила сложенные ладошки к щеке, закрыла глаза. Я понял, что засыпая, она думала о белом человеке на фото, и что я похож на памятник. Значит, нет моей заслуги во внимании Маши? Я – это просто сбывшаяся детская мечта? Маша уловила мысли на моем покривившемся лице, засмеялась и бросилась мне на шею.
Опять рисунками и немногими английскими словами я объяснил Маме, откуда я, попросил разрешения общаться с Машей, сказал, что мы будем приезжать раз в 2-3 дня. Я ещё не решился сказать Маме о своем плане. Чувствовалось, что Мама вся в смятении, но не решается возражать. Как я понял, менеджер магазина через родственницу дал ей понять, что у него есть копия моего паспорта.
Мы гуляли с Машей и днем, и вечерами вдали от оживленных улиц. Тогда, два года назад, она была ещё более худенькой и чуть меньше ростом. Весила 37 килограмм. Мы привлекали внимание и местных, и туристов.
Я сразу начал учить её двум языкам. Она усваивала по 50-70 слов в день, легко. Она у меня умница (теперь уже он прижал её к себе). В школе она училась старательно, но не так много было в деревенской школе знаний. Я понял, что учиться ей придётся ещё много и долго. Но я был готов!
Съездили к её Маме ещё два раза. Она уже оттаяла. И я сказал, что хочу жениться на Маше.
Мама не удивилась, но сказала, что у Маши нет приданого, что ей трудно с двумя оставшимися дочерьми, и что Маша фактически единственный источник «живых денег». Я спросил, сколько Маша должна давать ей денег, и пообещал, что буду присылать в два раза больше. Пообещал, что буду привозить Машу в гости раз в год. Пояснил, что я не богат, но что Маша получит образование и не будет нуждаться.
Я отдал Маме свою вторую кредитку (оставалось ещё два года её действия), сказал, сколько на ней денег в местной валюте. Мы с ней съездили в город, она видела ранее кредитки, но в первый раз сняла в банкомате деньги, обрадовалась, прижала купюры к себе, а потом обняла меня. Я понял, что «сватовство» почти завершено!
Осталось самое трудное: документы Маши. Скажу кратко: с ними был полный «швах». Что бы всё сделать по закону: паспорт, брак, загранпаспорт, разрешение на выезд – нужно было потратить несколько месяцев, а то и год, несколько (много) визитов в страну, в столицу, по инстанциям. Я не мог бросить работу на это время. Почти сразу всё это предвидев, я решил вспомнить свое «челночное» прошлое, и используя миниатюрность Маши, вывезти её контрабандой. Да! Сказал об этом Маше и её Маме. Объяснил (посмотрев законы страны), что вся ответственность на мне. Они испугались, но согласились.
Я объяснил Маше, что она поедет со мной, обняв меня со спины, сидя в петлях, как ребенок на маме, привязанная ко мне под одеждой, находясь в этом положении около 12 часов. Мы с ней попробовали погулять в таком положении. Она укутала голову, тренируясь дышать через материю. Мы легко выдержали пару таких прогулок по 6 часов. Конечно, я останавливался, отдыхал, но ни разу не садился, понимая, что это не будет возможно в самолете.
Я подумал, что без генеральной репетиции не обойтись. Купил билет в китайской авиакомпании до этого хаба и обратно. Склеил из нескольких надувных спасательных жилетов как бы оболочку, делающую из меня, сухощавого, качка обликом под 120 килограмм, с брюшком и толстыми боками. Купил восточный арабский балахон, закрывающий очертания получившейся «фигуры». Купил у врача справку на местном и английском языках о повреждении позвоночника, при котором мне запрещено садиться в течение месяца.
Приехал в виде этакого качка в аэропорт за сутки до вылета, через знакомого водителя, который меня привез, разузнал порядок смен персонала всех служб. Постарался неназойливо примелькаться тем, кто будет работать во время вылета, делая вид, что кого-то провожаю. Был уверен, что остался и на записях видеокамер.
Приехал на следующий день впритык к вылету, проходя рамку металлоискателя (слава Богу, там не было рентгеновской просветки), морщась как бы от боли, держа в руке «справку», двинулся «по ошибке» в руки девушки, которая там у них досматривает женщин. Она отшатнулась, засмеялась, ручным металлоискателем показала в сторону контролера- мужчины. Тот улыбнулся моему «желанию» быть ощупанным симпатичной девушкой, махнул своим металлоискателем в сторону прохода. Я сказал спасибо, обернувшись, улыбнулся сквозь «гримасу боли», крикнул девушке-контролеру:
- Скоро увидимся, я на пару дней к врачу!
Через полчаса, в самолете, я показал строгой стюардессе-китаянке свою справку. Она успела до взлета сбегать в пилотскую кабину, вернувшись, помогла мне устроиться-пристегнуться стоя на её служебном месте. Сама села рядом, пересадив перед этим пассажира на моё свободное место.
Пять часов полета туда, пять обратно промелькнули быстро. Задержек не было нигде. В посещении туалета не было проблем. Я только тут сообразил, что для Маши нужно купить памперс.
Настал день вылета. Я арендовал минивэн, убедился, что через стекла снаружи ничего не видно. Мама поехала нас провожать. В аэропорту я договорился с водителем, что он оставит нас с Машей одних на час, мама, постоит снаружи, а наше с Машей «дело молодое». Потом он отвезет Маму в её деревню. Мама ему скажет, что Маша, проводив меня, расстроившись, поехала в город к подружке.
Водитель отошел недалеко, всё время присматривал за своей машиной.
Я разложил кресла, лег, мама помогла Маше улечься мне на спину, с помощью заранее проверенных петлей и прокладок Маша устроилась, Мама аккуратно, сквозь слёзы и улыбки (я всё слышал и частично видел) прибинтовала Машины руки-ноги-тело поверх моей и её футболок и белья к моему телу. Закрепила всё скотчем. Я одел на себя и уже – на Машу пару огромных футболок, чтобы впитывали пот, скрадывали неровности, сверху натянул уже проверенный балахон. Видя в окно водителя минивэна, я попросил Маму, что бы она отвлекла его просьбой проводить её до туалета.
И мы пошли. То есть, я пошел. То есть, «два-в-одном».
Своя ноша не тянет, но нервы были на пределе. Я специально ничего не стал искать-читать о порядках и нравах в местной тюрьме, но…туда не хотелось.
Ни во время «генеральной репетиции», ни сейчас я не брал с собой чемодан, только ноутбук и сумку с одеждой Маши для Москвы, больше всего опасаясь не пограничников, а таможенников. Пограничники работают с документами, а таможенники – с людьми. Чутьё у них, понимаете?
У рамки металлоискателя стояла та же сладкая парочка контролеров. Сразу узнали меня, заулыбались. Я ещё издали крикнул:
- Опять врач вызывает! Послезавтра свидимся (а ведь обманул в этот раз!).
Два симметричных взмаха ресницами, два жеста палками металлоискателей, и я (МЫ!) двигаемся к самолету.
На этот раз – прямой рейс, российская авиакомпания. Восемь с половиной часов в воздухе, стоя с 37 килограммами живого милого груза.
Мне все лица с того рейса врезались в память! Слегка раскосая стюардесса, наверное, специально отобранная для восточных направлений, прочла справку, никуда не пошла, посмотрела любезно сквозь меня, указала моё полетное место. Такое же, как и в китайском Боинге, на виду у всего салона, лицом к нему.
Я пристегнулся не туго, оставляя возможность дышать нам обоим, и стекать поту. Главное, не задремать! Интересно, Маша во сне разговаривает? Я не догадался её спросить. Мы лишь договорились, что пить она будет потихоньку из трубочки. И нажмет мне на грудь, если будет совсем невмоготу насчет туалета. Но она готовилась, почти не ела последние сутки.
Через три часа стали отекать ступни. Попробовал сделать по салону несколько шагов, стало только хуже. Стал просто перекатываться с краю на край ступней, с носка на пятку.»
(Рассказчик покраснел, голос его подрагивал, взгляд стал рассеян, видно было, что он ТАМ, в том полете. Маша глядела на него с сочувствием. И впервые взяла слово, наклонившись, улыбаясь, ко мне, напрягая свой нежный голосок через шум зала).
«А я спала немнозко..И видела во сне длугую зизнь…Холошую зизнь! И она у меня сисясь осень холосая! Особенно, в субботу, когда Он готовит лусскую еду и моет посуду!»
(Было понятно, что эти воспоминания для них и сладки, и тяжелы. В это время подошел представитель нашей авиакомпании, извинился за задержку, выдал талоны на еду в Бургер-Кинг. Мы пошли, перекусили. Там же увидели и группу москвичей, возбужденных приключением с полицией, но вроде всё у них обошлось. Через минуты как раз объявили их рейс, и они умчались.
Этот аэропорт славится своими кондиционерами на весь Восток: на улице +32, а внутри еле-еле 18 градусов. Мы попросили пледы, и уселись поудобнее).
«Да, так вот. Пару раз заходил в туалет. Мне было нужно «слегка», тоже сутки не ел, Маша обходилась. Главное, в туалете я смог по-всякому всласть подвигать ногами. Посмотрел под носками, вроде отеки не увеличиваются, но ботинки врезались в кожу до боли. Об этом я раньше не подумал. Приходилось терпеть. И ещё закостенели колени. Но вот и приземление.
В салоне я высмотрел парня – явного тусовщика. В очереди на пограничный контроль, прихрамывая, подошел к нему. Помахал перед ним справкой, говорю:
- После получения багажа мне потребуется небольшая помощь, плачу сто долларов.
Он сразу отреагировал:
- Через таможню ничего не понесу!
- Нет, не это, ДО таможни.
- Посмотрим.
Пограничник мне ничего не сказал, только осмотрел медленно, поверх моих плеч, в зеркало мою спину.
Багажа у меня не было, парень свой рюкзак нес с собой из самолета.
Мы подошли к туалету, я ему намекнул, якобы что именно «буду делать в туалете», дескать, невмоготу:
- Не пускай никого в туалет, скажи: загажено-заблевано, уборка на пять минут. Выйду из туалета, иди сразу за мной, после таможни получишь свои сто долларов, и показал их ему, тщательно расправив купюру (это хорошо мотивирует).
- Согласен.
Я зашел в кабинку. Снял балахон. Снял футболку. Разрезал пластмассовым ножом, оставшимся от обеда, все слои скотча, снял петли и прокладочные материалы. Осторожно поставил Машу на крышку унитаза (Маша, всё внимательно слушавшая, здесь улыбнулась шире). Повернулся к ней, поцеловал её (он и сейчас поцеловал её). Достал из сумки и надел надувные жилеты. Надел футболку и балахон. Прислушался: во всем туалете ни звука, все уже вышли. Вытер салфетками пот с лица.
Маша одела брючки и кофточку, светлые перчатки, кроссовки, сверху припасенный синий служебный халат, с её первой и последней работы. Она повязала платочек, надвинула его на свои глазищи. Я ещё при входе в туалет углядел швабру, дал ей. Объяснил Маше, что она будет идти за мной, я покажу ей рукой, где оставить швабру, а где снять халат и положить в сумку (все время я имел ввиду видеокамеры). Дал ей пустую сумку, набил её туалетной бумагой.
Вышел из туалета. Махнул тусовщику в сторону зеленого коридора таможни. Краем глаза увидел вынырнувшую из туалета «уборщицу» Машу. Показал ей рукой за своей спиной, где в уголочке поставить швабру, где за колонной снять халат. Её мятые брючки и кофточка выглядели вполне весенними, по-московски. Вот только цвет лица…, но она смотрела из-под платочка резко в пол, и шла в шаге от меня, среди нескольких возбужденных прилетом тёток.
Прошли таможенников, я не смотрел на них и не видел их реакции на мой громоздкий вид. Отдал тусовщику сто долларов, он помахал рукой и исчез. Я со своей «фигурой» плыл медленно, пока в толпе не увидел приятеля, который меня встречал со своим джипом.
- Пошли быстро отсюда, не подходи близко - сквозь зубы сказал я ему.
Он не очень меня понял, а когда увидел семенящую явно за мной Машу – засуетился-заторопился-закашлялся, но смолчал.
Мы вышли одновременно, но не вместе. Я пошел за приятелем к его машине; СМС-кой ещё из самолета я попросил её оставить в самом дальнем конце стоянки, Маша, как мы и договорились, держалась поодаль, смотрела в землю, не оглядывалась.
В джипе я заорал: «Ураааа!», стиснул залезавшую Машу, приятель втянул голову в плечи, всё ещё молча. Мы проехали КПП, наконец, полная свобода. Я снял с себя всё лишнее, еле стащил ботинки, и сказал приятелю, что я привез себе невесту. Он надулся на меня за игру в темную, молчал почти всю дорогу, а мы с Машей переглядывались, держась за руки, ввалились в дрёму.»
(Самолет всё задерживался, и нас пригласили отдохнуть несколько часов в Вип-зоне. Там уж мы оттянулись со шведского стола, расселись вольготно на диванах бежевой кожи. Маша пошла в душ.
- И как же вы дальше? Как в итоге обошлось с документами? В России же с этим строго?
У меня, конечно, была куча вопросов об их семейной жизни, но увидел, что рассказчик поскучнел, стал говорить сухо, отрывисто, похоже, жалея, что не с тем человеком поделился душевными страстями, посмотрел испытующе. Потом немного оттаял.)
«Я давно живу, везде друзья. Всё нам сделали хорошо и правильно. Мама Маши всем довольна, сестренки Маши подрастают. Денег я им с каждым годом больше высылаю, мечтаем о своих детях. Маша просит детей, а вот мой возраст…ну, да это цена таких…разновозрастных отношений. А пока – летим второй раз в гости, как я и обещал Машиной семье. Спасибо, что выслушали. У нас с Машей вся жизнь получилась, как в полете. Не как в том рейсе, конечно, а…в общем, на крыльях!»
(Он улыбнулся, увидев свою милую жену, вскочил, подвел её за руку к дивану.
Скоро объявили посадку. Рядом со мной в самолете опять оказалась интересная пара. Ровесники, лет по 50: она настоящая индуска, с коричневой точкой меж бровей, родом с Острова, большинство родственников в Индии. Он из США, живут они в Пенсильвании. Их поездка запланирована из двух частей: неделя на Острове, неделя в Индии.
Тесно в мире.
И в рейсах тесно: обратно и я, и обе эти пары летели опять в одном самолете.
Машу с мужем провожали две черные смешливые прыгучие девчонки и Мама.
Если Вам повезет, вы кого-то из них тоже можете встретить следующей весной).