Остальные новые истории

Мармеладный слон.
У одной девочки был юбилей. Исполнилось ей аж целых 29 лет и вот друзья этой девочки скинулись и решили купить ей оригинальный подарок – огромного мармеладного слона. Но девочка подарка не поняла, она, честно говоря, уже давно страдала ожирением и поэтому мармеладного слона поняла по своему, как недвусмысленный намек на её формы.
Девочка истыкала гостей вилкой, а кого не успела догнать, обстреляла из травматики, ведь на прошлый день рождения ей подарили четырехзарядную «осу» с прекрасными резиновыми пулями.

О камешках у двери подъезда. Сломалась у меня стиральная машина. Попробовали вытащить на помойку - тяжелая. 82 кг. по паспорту. И тащить недалеко - первый этаж. Но все же. Тут знакомый "Кулибин" попросил с машинки "пару деталей открутить". В результате машинка была разобрана на запчасти, в числе которых оказались два куска бетона странной формы. Они, собственно и добавляли вес. Без них машинка легко была унесена на помойку, а камешки оставлены возле подъезда. Себе и людям дверь прижать. Ибо то у нас ремонт, то у соседей, то все дружно зимнюю/летнюю резину таскаем. А камешки хорошие, дверь прижимают как надо. Ага, щаз-з-з-з. Два трудолюбивых хлопкороба (дворники - таджики) уперли таки их на помойку. Не смешно. Согласна. Но каждый хлопкороб весил примерно столько же, столько и камешек. Как им это удалось?

Жил-был один пожилой человек, звали этого человека Николай, и отца его тоже звали Николай, жил он в квартире со своим братом, которого тоже звали Николай – их и назвали в честь отца Николаями. Они, братья, были погодки, один старше другого на год, старший Николай Николаевич и младший Николай Николаевич, а фамилия у них была украинская – тоже Николай. Мать у них была с финскими корнями, её звали Пороро Александровна Николай. Отец двух Николаев, Николай Николаевич Николай, умер, а мать еще раньше умерла от тифа во время войны, да и они, старший Николай Николаевич Николай и младший Николай Николаевич Николай, были людьми пожилыми и бедными. Сидит, значит, старший Николай и говорит младшему Николаю – а не испечь ли нам, брат Николай, кукурузного хлебца?
Отчего же не испечь, давай испечем! Стали они по сусекам скрести и наскребли две пригоршни кукурузной муки. Замесили с маслицем муки и вылепили маленького котенка, да в печь поставили. Спекся котенок, они на подоконник его положили и пошли в сигарную комнату выкурить по гаванской сигаре.
А котенок остыл, стал на кукурузные лапки и сиганул с подоконника на улицу, у них дом-то был одноэтажный, приземистый, там и высота-то была маленькая. Так Николай и Николай лишились последнего куска кукурузного хлеба, а котенок куда-то убёг.

Я бросил на кровать туго скрученную пачку денег...
- Что это? - равнодушно спросила жена.
- Я продал дачу, это 650 тысяч рублей.
- Не ври мне, у нас никогда не было дачи.
- Нет, была, я просто тебе про неё не говорил. На Горьковском море был участок, я его давно покупал, еще до тебя.
- Не ври, я знаю о всех участках, которые у тебя были.
- Я убил человека.
- Он был плохим? - немного оживившись, спросила жена.
- Да, он выбрасывал банки из-под пива прямо на асфальт и не уступал место беременным. Тебе нужны деньги? - я посмотрел на пухлую пачку.
- Максим, ты сам знаешь, как нам нужны деньги, но эти деньги ты куда-нибудь выбрось, я их не возьму в руки.
- Может, мне их сжечь? - немного выходя из себя, спросил я Катю.
- Мне все рано, сожги - и продолжила не мигая смотреть телевизор, ведь там шел новый выпуск "Голоса".
Я быстро принес кастрюлю и флакон жидкости для розжига дров. Деньги горели долго, пачка была толстой, целых 650 тысяч рублей. Я никого не осуждаю, я бы и сам такие деньги не взял бы в руки. Противно и неприятно, а жена, конечно, молодец, я рад, что она у меня такая принципиальная.