Законы Дарвина в быту
— Мама, а почему кошки моются слюнями?
(наивный вопрос моего ребенка)
Вынуждена сознаться - свою кошку я на днях отмодерировала, то бишь
стерилизовала. Все мои попытки приучить животное к цивилизованному
существованию в человеческой квартире провалились. Где-то через три
месяца после того, как зверь был взят в дом, эта красотка затеяла свои
фокусы. Сначала я хотела, чтобы Мурка принесла нам котят. Пусть, думаю,
дочка повозится с детенышами, это же так здорово и интересно! Но все
было недосуг искать Мурятине кавалера, поэтому приходилось давать ей
гормоны. Это помогало, но только если поймаешь момент. Но чуть не
уследишь - и все, получи, хозяйка, сюрприз. Обычно независимая и
скрытная, Мурка начинала активно ластиться и метить территорию. Это
могло быть постельное белье или обувь. Это могло быть ее особое место на
ковре или мягкая игрушка. Дом перешел на осадное положение - ковер в
прихожей был скатан в трубочку и перманентно убран, мягкие игрушки
запакованы в большой мешок и спрятаны за дверь, обувь поднялась на
табуретку в коридоре, короче, фэн-шуй явно подул не туда. Входя по
вечерам в квартиру, я стала принюхиваться, а просыпаясь по утрам,
проверяла сухость пола в коридоре. Ночью кошку приходилось выгонять из
комнаты - потому, что по ночам она охотилась на спящих. Стоило только
пошевельнуться, как в тебя впивались острые когти. Но даже закрытая на
замок дверь не всегда спасала - Мурка, соскучившись, прыгала на дверную
ручку и ухитрялась вламываться внутрь. Не с первой попытки, что правда,
то правда, ей это удавалось, но все равно радости было мало, когда среди
ночи с громким мявом в дверь колотилась четырехкилограммовая тушка.
Может быть, все дело было в том, что зверь попал к нам уже довольно
взрослым - ей было полгода, когда она поселилась в нашей квартире, к
огромной радости моей дочки. Кошка очень любит мою малышку и всегда с
удовольствием с ней общается. Эта любовь взаимна - ведь нет лучшего
повода отвлечься от скучных уроков, чем разговор по душам с благодарным
собеседником. Я бы терпела все это и дальше, я вообще — человек
флегматичный и приспосабливающийся. Но никогда ж не знаешь, что посадит
тебя на коня гнева… Последней каплей стало варварское осквернение моего
доброго старого сименса А50 - утром, поднеся телефон к уху, я ощутила
зловонное котиное амбре. И вот тут я осатанела! Терпение с грохотом
лопнуло… В тот же день я записалась на прием к районному ветеринару. В
клинике огромный бородатый доктор, ворча на глупых хозяев,
откармливающих кошек до размеров хорошего порося, воткнул животному в
бедро шприц обезболивающего и велел приходить через полчаса. Тридцать
минут я нервно гуляла на морозе вокруг крылечка. Вернувшись, получила
запакованную в хирургическую попонку обезвреженную Мурку. Две недели я
делала ей перевязки и кормила куриными бульончиками. Все теперь позади,
и я не могу нарадоваться на случившиеся премены. Ощущение такое, что
Мурка поняла, что почем в этой жизни. Теперь она всегда общительная,
послушно идет на зов и не скачет по ночам. Еду я выдаю ей по горсточке,
в течение пяти минут по утрам, а потом на сутки убираю миску. Все, наша
жизнь наладилась. Каков же вывод из этой поучительной истории? Хочешь
размножаться - веди себя корректно, видимо так…
ПРИВОДНЕНИЕ
«Но огромное это светило,
К сожалению было еврей».
В. Высоцкий
Не так давно возвращался из Москвы с пересадкой в Нью-Йорке. И когда наш
«Боинг» на взлете еще низко пролетал над Гудзоном, пошутил с соседом –
уж не на посадку ли идем на воду, по новой авиамоде?
Он оживился, и мы разговорились о недавнем приводнении здесь летчика
Чесли Саленбергера, который сразу стал героем Америки. За свои 57 лет он
успел окончить Академию ВВС США, пару университетов, отслужить 7 лет
военным летчиком–истребителем, поработать в службе, изучающей
авиакатастрофы, а последние почти 30 лет провел в гражданской авиации, и
к моменту подвига имел больше 40 лет летного стажа.
Мой попутчик рассказал мне многие подробности этой удивительной посадки,
и я заподозрил его в тесном отношении к авиации и удивился, почему он
летит эконом-, а не первым или хотя бы бизнес-классом?
Все оказалось проще: он приходился дальним родственником Жанны Мостовой
– супруги советского летчика Виктора Мостового, который еще в 1963 году,
чуть не полвека тому назад до Чесли Саленбергера посадил на Неву
«Ту-124», проявив не меньший профессионализм, мужество и самообладание,
около сотни пассажиров и 6 членов экипажа не получили ни одной царапины
или синяка.
И было ему всего-ничего 30 лет, университетов да академиев никаких не
кончал, но с самого раннего детства мечтал о небе, еще в школе увлекался
планеризмом, и, вопреки воле интеллигентных родителей-москвичей,
мечтавших о научно-инженерной карьере сына под крылышком
дяди-профессора, удрал в Чкалов, где окончил летную школу.
В тот знаменательный день 21 августа 1963 года он выполнял регулярный
рейс по маршруту Таллинн-Москва на новом «Ту-124» компании «Аэрофлот».
Самолет вылетел из аэропорта «Юлемисте» и взял курс на Москву. Однако
сразу после взлета обнаружилось, что переднюю опору шасси заклинило в
полуубранном положении.
В Таллинне был густой туман, и диспетчеры решили посадить самолет на
ближайшем аэродроме - ленинградском «Пулкове», где была грунтовая полоса
для аварийной посадки на «брюхо». В боевую готовность привели экстренные
службы: согнали пожарную технику, кареты «Скорой».
Пассажирам сообщили о посадке в Ленинграде по метеоусловиям Москвы,
чтобы избежать паники. Все поверили, разве что одна не в меру шустрая
пожилая врачиха типа миссис Марпл ((с) Агата Кристи) сумела выглядеть
родное – скопление санитарных машин у взлетно-посадочной полосы, и
отправилась в кабину пилотов с распросами. Тогда еще терроризм был не в
моде, и кабина была открыта для всех. Бабульке велели заткнуться и не
нервировать других пассажиров неуместными подозрениями.
Дальше наземные службы приказали командиру корабля максимально
выработать горючее, чтобы снизить риск возможного взрыва и возгорания.
Он стал кружить вокруг Ленинграда, на короткой связи с диспетчерами
аэропорта. Но почти на последнем, седьмом из 8 круге отказал один из
двигателей. И не гусь в него попал, как Чесли Саленбергеру, а всего
ничего преждевременно кончилось горючее, хотя соответствующий прибор
показывал: нет, есть! Уже потом, при разборе полета, выяснилось: и он
был неисправен.
В общем, горючего на круговой облет не осталось, и Земля разрешила
сквозной пролет через город. Увы, над историческим центром вблизи
Исаакиевского собора и Адмиралтейства отказал и второй двигатель. Лайнер
начал планировать с полукилометровой высоты. Чтобы избежать падения в
толпу на городской площади перед Исаакием, Виктор принял решение
приводниться на Неву.
Условия для приводнения у него были куда хуже, нежели у Чесли
Саленбергера на широком Гудзоне, на довольно большом чистом пространстве
между Манхеттэном и островом Свободы, где установлена «Леди Свобода». На
Неве мешали мосты и суда.
Самолет миновал Литейный мост на высоте меньше 100 метров от поверхности
воды, Большеохтинский перелетел на высоте уже 30 метров, а над
строящимся мостом Александра Невского пронесся всего в нескольких
метрах. Мостовому удалось сманеврировать при посадке, обойдя баржу да
катер, и благополучно приводниться в районе Финляндского
железнодорожного моста.
«Ту-124» остался на плаву, все пассажиры да экипаж были спасены, как
говорится, выйдя сухими из воды на подоспевший катер. Правда, из-за
неаккуратной швартовки катер пробил борт самолета, и в него хлынула
вода, но самолет удалось отбуксировать к берегу.
Дальше пассажиров отправили в Таллинн, а экипаж сразу увезли Куда Надо,
в Большой Дом, печально известный ленинградцам, для расследования – как
это лайнер оказался над историческим центром колыбели революции, рискуя
протаранить Смольный, который для Родины был куда ценнее десятков
самолетов с тысячами пассажиров: здесь Ленин лично принимал ходоков и
исторические судьбоносные решения!
Экипаж выпустили только после изучения пленок о переговорах с Землей как
доказательства, что Мостовой не сам принял решение о сквозном пролете, а
получил команду наземной службы управления. Тем не менее всех отстранили
от полетов, и лишь после долгой тягомотины восстановили на работе.
Вообще-то управление гражданской авиации вроде бы представило экипаж к
наградам. Но возникли межведомственные терки, категорически возражал
Туполев: признать героизм экипажа для него означало расписаться в
конструктивных недостатках нового лайнера, потому великий
авиаконструктор покатил бочку на плохую эксплуатацию.
Случайно рядом с места происшествия оказался оператор Ленинградской
студии телевидения, который сумел отснять несколько минут, пока к нему
не подскочил обходительный товарищ в штатском, предъявил корочки и
забрал кассету с пленкой.
Правда, оператор сумел заменить кассету на пустую, а заснятый эпизод
привез на студию для показа в «Новостях», но сразу после проявки пленки
возник другой товарищ штатском, с такими же корочками, отобрал кассету и
Где Надо ее надежно захоронили.
В общем, если б не интуристы, гулявшие на ленинградской набережной и
запечатлевшие странное приводнение пассажирского лайнера, о подвиге
Мостового никто бы и не узнал. Но после публикаций в иносми появились
статьи и в советской печати.
Виктора объявили героем, но подобающего звания с вручением ордена Ленина
не дали: не потянул из-за «пятой» графы. В конце концов наградили
орденом Красной Звезды, а каждому члену экипажа отстегнули по медали.
Главная же награда Родины, доставшаяся герою - ускорили очередь на
малогабаритную двушку-хрущобу. Между прочим, я удостоился такой же чести
в 1967 году, и тоже по линии "Аэрофлота" - благодаря министру
гражданской авиации маршалу Логинову. Только на воду я ничего не сажал,
а всего ничего поучаствовал как проектировщик в посадке на главный зал
Бориспольского аэропорта железобетонной оболочки пролетом 48х58 метров.
Правда, в этом же, 1967 году подтвердились подозрения наших Компетеных
Органов, которые не ошибались, считая каждого еврея потенциальным
изменником Родины: Виктор Мостовой «оправдал» их наихудшие ожидания,
эмигрировав в Израиль, где принял воздушное участие в войне против
свободолюбивых арабских народов.
Увы, он не так давно умер, но осталась его жена, дочь Лена, внук и
домашний музей, посвященный Виктору, куда я получил приглашение, когда
буду в Израиле. Попутчик позволил мне опубликовать его рассказ и дал
переснять фотографию Виктора с дочкой Леночкой где-то около 60-го года.
Я снял на телефон, поэтому приношу извинения за низкое качество фотки.
© Алик, авиапассажир