Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: tiwik
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Прокладкам, комментаторам и паукам, встреченным на ан.ру.
Молодежь, ведь она какая? – увидят прокладки и водку и ну фильтровать, а потом еще и истории рассказывать. И наплевать им на опыт старших товарищей – на своих ошибках учатся и умнеют. И правильно. Прогресс – штука тонкая, его ведь только молодежь вперед двигает, на стариков не оглядываясь. Пусть старики назад смотрят, а у молодых все еще спереди. Где было не скажу и с кем было не скажу – военная тайна. Скажу только, что и я то не предполагал, а Гайдар тем более, что из Мальчишей-Кибальчишей оборонки страна наша изрядных буржуинов понаделает. Но тайна она тайна и есть ее все равно беречь надо и буржуин ты или Кибальчиш – молчи себе в тряпочку. И еще добавлю, все изложенное ниже - правда. В заводской гостинице города N жили два доктора наук. Конечно, там еще много народу жило – объект важный был. Уж очень всем хотелось американцам очередной кукиш показать. Начавшаяся тогда очередная и очень антиалкогольная компания быстро смела с прилавков города спиртосодержащую продукцию, оставив на весь город и 200 тысяч жителей два магазина с огромными очередями. Работали на объекте "сутками" (сутки на объекте, часов восемь отдых и опять сутки). А чем принято на Руси усталость снимать? Правильно, водкой. А ее родимой нет. Зато спирт есть. Много. Чистый ГОСТ 5962-67 (по-моему). Только вот оттенок у него красноватый – сволочь какая-то тару плохо мыла. Всем наплевать, а докторам нашим нет. На то они и профессоры. О прокладках с адсорбирующим слоем, через которые молодежь ныне водку фильтрует, в то время не то, что мужики-профессоры, но и женщины советские не знали. А вот, что в коробке фильтрующего противогаза есть активированный уголь, знали все. На то, что коробка была желтого цвета (стандартных зеленых на объекте по определенным причинам не держали) доктора наук внимание, конечно, обратили, но жажда и детская тяга к экспериментам взяли свое. Один держал коробку над добытой у дежурной по этажу глубокой тарелкой, другой, стараясь не уронить ни капли драгоценной жидкости, лил. В коробку влезло около литра. - Слушай, не течет – сказал один профессор, задумчиво глядя в пространство между тарелкой и коробкой. - Хрен с ним, что не течет, она же греется, скотина, держать больно – вырвалось у другого. - Да брось ты ее на фиг, бог с ним со спиртом-то. Коробка опустилась на тарелку, к запаху спирта в комнате добавился аромат горячей краски. Друзья задумались и махнули по стаканчику оставшегося продукта. Один ушел курить – второй сел рисовать схему того, как, по его мнению, устроена коробка фильтрующего противогаза. - Ну что, Зелинский, закончил? - спросил вернувшийся с перекура, весело помахивая отнятым у кого-то консервным ножом. – Сейчас проверим твои изыскания – теория без практики ноль. Каша из активированного угля и размокшей бумаги лезла из вскрытой коробки как из волшебного горшочка. Она заполнила тарелку и тонким слоем распределилась по столу, полу и лицам экспериментаторов. - Чего делать будем? – спросил новый Зелинский, пытаясь ложкой запихнуть компоненты обратно в тару. – Засмеют ведь. - Наливай давай, спать пора – подъем в шесть, а уже четыре – прозвучало в ответ. Тяпнув по маленькой и дав клятву никому и никогда не рассказывать о случившимся, друзья улеглись. Никто бы и не узнал. Если бы утром один из них с лицом, похожим на лицо разведчика перед заброской в тыл врага (и расцветкой и выражением), не попросил горничную прибрать номер. Теперь серьезно. Доктора наук, профессоры (один из них член-корреспондент АН СССР) настоящие. Участников истории в настоящее время нет в живых. Светлая им память.
Нельзя, конечно сказать, что нас испугало такое напутствие – как показала практика советского (российского) солдата запугать трудно. Просто развлечение образовалось само собой на первой же неделе. Дизентерия. Она прокралась в наш "учебно-партизанский" батальон войск РХБЗ незамеченной на фоне всеобщей диареи, вызванной сменой привычного рациона и рыбными консервами 57 года выпуска. Первые 20 человек были приняты городской больничкой. От дальнейшего приема "пострадавших" больница отказалась ввиду своей малоразмерности. Но армия есть армия. Решения принимаются быстро, а исполняются еще быстрее. На территории лагеря в течении суток были развернуто и обнесено колючкой несколько больших палаток – и "госпиталь" готов. Осталось только вкопать столбик с надписью "карантин". На следующие сутки, офицерским составом, на основе медицинских знаний, было принято решение об организации для "обделавшихся" военнослужащих отдельного туалета. Ну, это еще проще – яма, несколько крепких досок поперек и никаких проблем, главное соблюсти необходимые расстояния – от лагеря в сторону окраины города 250 метров и столько же от города в сторону лагеря. Решено было и что делать с еще здоровым личным составом. Обеззараживать. Территория, палатки, обмундирование и частично сам личный состав были обильно опрысканы суспензией ДТСГК (куда там хлорной извести). Всем выданы основные солдатские наборы - "кружкаложкакотелок". Установлен порядок приема пищи: зайти в столовую и установить на столе, выданный набор, для орошения упомянутой суспензией; выйти из столовой; закатать рукава; вымыть руки; окунуть руки по локоть в раствор ДТСГК; с открытым ртом, держа руки "на весу", подойти к двери столовой и получить в него (рот) от установленного там прапорщика 8 таблеток с интересным названием "бактериофаГ"; показать прапору язык (в доказательство, что таблетки проглочены); зайти в столовую; выплеснуть из котелка и кружки остатки хлорки; получить свою порцию и быстро есть, чтобы не стошнило; выйти из столовой, загрузить "кружкуложкукотелок" в камеру АГВ-3 (автодегазационная станция); получить набор обратно и идти продолжать занятия. С едой покончено. Но в уставе написано, что военнослужащих мало кормить – их надо еще изредка мыть. Городская баня для нас закрылась по причине, обозначенной ее директором: "Нах.. , мне нужны эти засранцы". Химические войска и эту проблему решили. В чистом поле, на расстояние 500 метров от окраины города, разворачивается пункт "дегазации" в составе пяти АРС-12, трех ДДА-53 (дезинфекционно-душевая автомашина), двух АГВ-3 – полевой душ в работе. И триста голых мужиков сверкают отмытыми задницами на радость местного населения. В какой машине не помню, есть еще складывающаяся гармошкой, узкая (около метра) и длинная (метров пять) палатка для тепловой дегазации-дезинфекции "химиков" пароаммиачной смесью. В мирное время в палатку через брезентовый рукав от АГВ-3 подается водяной пар – вот вам неплохая баня. Вот только, заехавший, посмотреть, на помывку личного состава батальона, местный дивизионный полковник пенял, нашим офицерам, что вверенный им коллектив курсантов, слишком громко матерится: - "Тоже мне, интеллигенция, бл...". Зря он полез в эту баню, ой зря. Паропровод был демонтирован, смазан изнутри небольшим количеством солидола и установлен на место. Любой извозчик позавидовал бы, глубине знаний "отсолидоленного" и переливающегося всеми цветами радуги и оттенками мата полковника. Вы не подумайте, что наш батальон только тем и занимался, что болел, ел и мылся. Занятия по превращению студентов в офицеров шли своим чередом. Обещание, данное зав. кафедрой, уложить два года службы в один месяц выполнялось по мере его, далеко не слабых, сил. И последнее. Военный человек отличается от штатского тем, что поет. Поет хором и в местах совершенно для этого не предназначенных. Пользуясь, случаем хотел спросить. Не кажется ли господам офицерам, что "пять нарядов" слишком жесткое наказание за песню на вечерней поверке: "Какая нах.. вера в человека, какая нах.. может быть любовь..."? Даже в советское время. P.S. А ремень майору Л-ину мы подменили.
Все события реальны, но совпадения с реальными событиями вымышлены.
После окончания института мы с женой были распределены в разные, но одинаково "почтовые" ящики". Для читающей молодежи: "почтовый ящик" - обиходное и немного устаревшее название предприятия, продукция которого имела какое-либо отношение к оборонной промышленности. Как раз в те годы "ящикам" присвоили "открытые" названия, но писать их на вывесках еще не разрешили. Устраиваться на работу мы ездили вместе – так веселей. Мое будущее место работы, нашли сразу и без приключений – по номеру дома. Еще и установленный возле входа вместо урны раструб ракетного двигателя, обещал любому шпиону, что за этими дверями для него найдется много интересного (где-то через год, за такое украшение, зам. по режиму то же много интересного о себе наслушался в тогда еще "компетентных" органах).
А вот с поиском места работы жены возникли проблемы. Надо сказать, кроме адреса мы знали, что рядом с "ящиком" находится Пятницкое кладбище, известное своим чумным происхождением, а так же своими знаменитыми покойниками (П. А. Смирновым – Smirnoff, в том числе). И еще знали, что в этом месте "ящиков" много – целый "куст". Нужный нам номер дома мы нашли. Только количество входных дверей, ворот и т. д. несколько превзошло наши ожидания. Сейчас, руководствуясь жизненным опытом, я бы поступил просто – спросил у первого попавшегося прохожего: - "Где находится секретное предприятие N? " и с первого или второго раза попал бы в заветную дверь. Тогда же мы решили обойти этот комплекс зданий и заборов по периметру в расчете на чудо. И чудо произошло – на одной из дверей красовалась надпись: "отдел кадров". Жена отправилась оформляться на работу. Я остался глазеть на местные достопримечательности. Прошло полчаса, потом еще десять минут. "Все нормально", - думал я – "Раз сразу не выгнали, значит, все хорошо". Наконец то, в дверях показалась жена. Ну, что взяли? - спрашиваю. Нет, - отвечает. И сквозь смех, на мой вопрос: "Чего так долго? ", рассказывает: "Захожу, здороваюсь, говорю: – Я к Вам на работу по распределению. - Давайте направление. - Вот, пожалуйста. - Совсем там "наверху" обалдели, что ли? – удивляются "кадры" – Что бы к нам химиков присылать? Ну ладно. Распределение есть распределение. Будем оформлять. Заполняйте анкету". Только после того, как анкета была заполнена, жена сподобилась поинтересоваться - на какую, собственно говоря, должность ее берут. И уже, в свою очередь, очень удивилась, услышав, что - вакантная должность смотрителя, есть, конечно, но "кадры" сильно сомневаются – потянет ли на ней девушка со специальностью "оборудование химических заводов". Все уже поняли, что это был отдел кадров Пятницкого кладбища. После того как все выяснилось, там объяснили, в какую дверь нужно идти и даже позвонили коллегам из "ящика", что бы пропуск заказать. Сейчас, когда прошло очень много лет, жена иногда вспоминает эту историю. Но я до сих пор твердо не уверен – жалеет ли она о своем неудавшемся трудоустройстве в "похоронной промышленности" или нет. Была бы, наверное, уже директором кладбища (она у меня умница), ну, а я в этом случае – "домохозяйкой".
Считать себя самым умным плохо. Много раз практика показывала. Повадился я позапрошлой зимой из Уфы в Первоуральск по делам ездить (раза два в неделю). На автомобиле. Водитель мой, сразу как машину купили все стекла затонировал. Мне пофиг, а ему нравится. Меня больше раздражало, когда он за рулем закуривал, грызя семечки и разговаривая по телефону. Хорошо хоть не брился при этом. Забывал он ее постоянно - бритву-то. Путь наш обычно лежал через небольшой город Красноуфимск. А там пост. И не православный пост или ураза, а ГИБДД пост. И так наша тонировка местным гаишникам понравилась, что туда едешь 100 рублей и оттуда так же. Надоело - сил нет. И пришла мне в голову, после выпитых в Первоуральске пятисот грамм отличной водки, умнейшая (как показалось) мысль – стекла перед постом опустить. Мол, жарко нам при -20 (по Цельсию). И тонировки не видно. Подъезжаем к посту. С опущенными (даже задними) стеклами. Тормозят. Я любого вопроса ждал от того лейтенанта. Но только не этого: - Почему не пристегнуты? - спросил он представившись. И довольно ухмыльнувшись, добавил – 100 рублей! Считать себя самым умным плохо. Еще раз на практике проверено.
Юрий Александрович толкнул стеклянную дверь гостиничного бара и быстро шагнул вперед. За его спиной тревожно звякнул входной колокольчик. Командировка подходила к концу и была близка к провалу – третий день и "ничего". Юрий Александрович подошел к стойке бара и присел на высокий стул. - Вы что-нибудь будете? – Задала якобы простой вопрос, миловидная казашка, протирая очередной бесполезный стакан. - Коньяк есть? – спросил Саныч, выдавая себя с головой – или кофе?! – добавил он после паузы. Юрий Александрович, откуда-то знал, что запоминается последняя фраза. - Я же Вам вчера говорила! – почему-то смущенно ответила бармен, – кофе с коньяком есть, а коньяка нет, и можете не просить, отдельно не налью! Разговор повторялся уже третий вечер. Отдельного от кофе коньяка в баре Актюбинской гостиницы быть не могло – шла очередная борьба за трезвый образ. Юрий Александрович заказал кофе, и задумался, неотрывно глядя, как сноровистые руки бармена наполняют мерник коньяком, "Один мерник коньяка на одну чашку", - думал Юрий Александрович, смотря на то, как в изящной чашке три сантиметра горячего кофе накрывают полтора сантиметра вожделенного коньяка. Реакция Юрия Александровича на долгожданную мысль была молниеносна. - А еще один кофе можно? – спросил он бармена – Тройной!!! - Почему же нет? Конечно можно – ответила бармен, радуясь, что клиент не клянчит выпивку, и не чувствуя подвоха. В процессе переливания третьего мерника, глаза девушки-бармена начали расширяться. - А кофе куда? – спросила она, все еще не чувствуя подвоха. - Кофе, кофе, какой кофе? – сказал гордый собой Саныч, уже отхлебывая коньяк – Кофе не надо, кофе можно и завтра утром. История произошла между 1985 и 1991 годом в гостинице или "Москва" или "Илек". Точнее уже не помню. Надо у Саныча спросить. Не помню, потому, что сам таким методом пользовался неоднократно.
Вот все говорят прогресс, прогресс... Застежка "молния" давно сменила пуговицы на форменных брюках школьников. И форму школьную отменили. Или опять ввели. Не поймешь наш народ, есть форма – плохо, нет формы – тоже плохо. Старый я стал и ворчливый. А вот раньше, когда я учился в первых классах школы, бытовала шутка, связанная с этими самыми пуговицами на школьных штанах: Подходит в конце перемены один малолетний балбес к другому и говорит: - Спорим на рубль, что я у тебя за одну минуту пуговицы на ширинке срежу и обратно пришью. - Не успеешь, - отвечал другой, обученный пришивать пуговицы на уроках домоводства и знающий, сколько на это нужно времени. - Успею. - Деньги покажи. После заключения пари, пуговицы срезались и выигравшему спор, "пострадавшему" вручался рубль и комплект пуговиц.
У некоторых людей есть замечательное умение притворятся идиотом. Животные, в похожих случаях мертвыми притворяются, чтоб не съели. В человеческом-то сообществе если мертвым прикинуться, то последствия непредсказуемые – съесть-то не съедят, но похоронить могут. А идиотом можно – какой спрос с идиота. Строили мы как-то мясокомбинат. Самое, на то время, современное оборудование - итальянское, только одна печка для "запекания свинокопченостей" украинская. Представителем заказчика, а впоследствии начальником мясокомбината, был хитрющий татарин. Национальность в данном контексте имеет значение, но только одно – все его, нижеприведенные его слова были сказаны с небольшим, мягким татарским акцентом. Строительство и монтаж оборудования были закончены и мы занимались "горячей" наладкой. Колбаса, сосиски, буженина, карбонат и т. д. Перед новым годом мне надо было подписать у представителя заказчика процентовки (бумага такая есть у строителей, по которой нам, строителям, деньги платят). Захожу к нему с бумагами: - Подписывай, - говорю, – Очень хочется денежку получить к новому году. - Нет,- говорит он, хитро улыбаясь, - не подпишу, "косяк" конкретный, нашел в вашем оборудовании. Куттер (большая мясорубка) к нашим условиям неприспособлен. Пошли - покажу. Надо отметить, что итальянцы, чтобы не грузить рабочих ненужными им знаниями, на переключателе скоростей куттера, на "быстрой" скорости нарисовали зайца, а на "медленной" черепаху. Подводит он меня к куттеру и показывает переключатель: - Зайца видишь? - Вижу. - Черепаху видишь? - Вижу. - Ну, зайцев-то у нас в районе много, сам вчера пять штук на охоте "взял", а где я тебе черепах возьму? – вздыхает будущий начальник комбината, - нет у нас черепашины, не могу я твою мясорубку эксплуатировать. Меняй куттер. Я совсем от таких слов обалдел. Как, думаю, дальше разговаривать с таким идиотом. А он, после мхатовской паузы, добавляет: - Слышал я, что если в зайчатину водки добавить, от черепахового мяса не отличишь. Можем попробовать, у меня в холодильнике два зайца лежат. В общем, превращение зайчатины в черепаховое мясо прошло успешно. Водки я привез. Зайца съели. Акты подписали. Только куттеру из двух литров и двух зайцев фиг чего досталось. Пока писал, анекдот вспомнил (про акцент): "Как по-татарски будет "имей в виду"? - "ущьти, бля! ". Учитываю теперь. А продукция этого маленького мясокомбината кучу медалей имеет – и наших и импортных.
Академик и дважды герой социалистического труда Борис Петрович Жуков, 37 лет руководивший нашим предприятием, отличался крутым нравом на фоне несколько своеобычного для его возраста (1912 г.р.) чувства юмора. Однажды, не помню зачем, ему срочно понадобился один из начальников отделов. - Найти немедленно, - сказал Борис Петрович, крепко приложив ладонь к столу – знак не предвещавший ничего хорошего. - Он же в командировке в Каменске, - ответил референт. - Дайте телетайп, чтоб завтра был здесь. Через час, в Каменске, начальник отдела держал в руках "красную" телеграмму с указанием немедленно прибыть в Москву. Через два часа он выяснил, что билетов нет, и неделю не будет. Через два часа тридцать минут, вместо начальника отдела, в Москву ушла телеграмма: "Прибыть не могу тчк за отсутствием билетов". Ответ был резок: "Немедленно выбыть в Москву любым видом транспорта". Билеты оказались в наличии только на вид транспорта – туристический теплоход из Ростова, на котором, утром следующего дня, добравшись до Ростова на перекладных, начальник отдела и отбыл в Москву. Через две недели он, практически строевым шагом и с каменным выражением лица, вошел в кабинет Бориса Петровича. - Ты где шлялся? – спросил Борис Петрович, - две недели?! - Так вы же сами... вот телеграмма, вот справка, что билетов нет, вот путевка... - Какая путевка? - Туристическая. Там только теплоход был. Посмотрев на документы, Жуков, поднял глаза на сотрудника: - Свободен, - и после паузы добавил, - турист. И, уже в спину уходящему, буркнул: "Вот ведь сволочь какая". Надо добавить, что предприятие оплатило путевку и командировочные расходы за две недели поездки, а кличка "турист" приклеилась надолго.
Три года жизни мой друг провел на большом десантном корабле балтийского флота. Со службы друг вынес звание старшины первой статьи; партийный билет, где на фотографии он стрижен наголо (по случаю ста дней до приказа); вырезку из газеты "Красная звезда" и характеристику, в которой рукой замполита (в благодарность за поставленный заму "бланш") написано: "ненавидит офицеров". Из всего перечисленного я видел только партийный билет. Об остальном знаю с его слов, но, поскольку, рассказывая о службе, моряки никогда не врут (ну преувеличат малость, приукрасят, а так чтобы врать – боже упаси) я ему верю. Где-то через месяц после учебки мой друг, а тогда молодой матрос, получил задание, которое молодым матросам обычно не доверяют: "быстренько съе....ся на берег и подключил рукава". Рукава оказались рукавами для забора питьевой и технической воды. Дальше вступила в действие фраза из фильма "Особенности национальной рыбалки": "Чего ты мне дал, то я и перепутал" и вместо питьевой воды была закачана чистая, как слеза прокаженного, вода Балтики. То, что он перепутал, выяснилось не сразу, а только через день, когда весь экипаж, за исключением 8 человек, уже лежа маялся животом и температурой. Корабль сняли с дежурства. Что странно, молодой матрос оказался в числе этих восьми. Странным это не для меня, я его железный желудок знаю, странным это показалось особистам. Расследование, правда, выявило две вещи: молодым матросам такого не доверяют (особенно если патрубки не крашены) и то, что папа друга сотрудник генштаба. "Расследователи" оставили дело без особых последствий (для молодого матроса). А газета "Красная звезда" опубликовала маленькую заметку: "Молодой матрос N вывел из строя большой десантный корабль". А еще говорят, что один в поле (море) не воин. На рабочем столе моего друга стоит парусник, к стене его кабинета, возле входной двери, прикручена рында. С помощью рынды он людей различает – нормальный сдержанно проходит мимо, а дурак звонит для радости жизни. Я иногда звоню.
Три приятеля прогуливали лекцию. Не думайте о них плохо – эти трое совершенно нормальные студенты, впоследствии окончившие институт с красными дипломами. Лекция была по научному коммунизму, а последняя кружка пива, выпитая в перерыве в "пнях" (пни - пивная напротив института) - немного лишней. Опоздав к началу лекции, друзья скрашивали жизнь неторопливой мужской беседой в укромном уголке института. Где и были застуканы КООДом (Комсомольский Оперативный Отряд Дружинников). В завязавшейся словесной перепалке победу одержали шестеро КООДовцев. А в возникшей потасовке первый раунд выиграли друзья – один мастер спорта и полутяж, второй КМС, но легкого веса, третий просто помогал. Во втором раунде к противникам подтянулось подкрепление в виде проректора по режиму, которого бить было не то что бы несподручно, а как-то неправильно. Друзья сдались непобежденными и были препровождены и переписаны. Третий раунд был на следующий день. Первую лекцию преподаватель и декан начал воспитательной речью: - Вчера стены нашего института, этого святого источника знаний, омрачились безобразной дракой, учиненной вашими товарищами. Где эти трое? Пусть они встанут. И стоя примут общественное порицание и осуждение. Троица поднялась. В течение пятнадцати минут речь декана, призывавшего на головы провинившихся кары небесные, партийно-комсомольские и общественные, сопровождалась только их мужественным сопением. - А теперь, - сказал декан, завершая обличение, - пусть встанут староста, комсорг и профорг и прилюдно расскажут, как они допустили такие вопиющие пробелы в воспитательной работе. Почему они не встают? Их что, нет на лекции? Староста, комсорг и профорг на лекции были, но встать не могли. Очень трудно встать, если уже стоишь.
О евреях или праздники комсомольского оперативника. "И какого лысого черта нас угораздило вступить в этот оперативный отряд", - так думали мы с Ванькой, топая после занятий на объявленный общий сбор отряда: "Все люди уже пиво пьют, а мы два идиота". Таких идиотов, в и без того тесной комнате отряда, собралось немного – человек 10, ибо дисциплина хромала на обе ноги. - Все, что ли? – сам себя спросил командир, - маловато. - Люди вы проверенные, - продолжил он, пряча в тумбочку три пустых и подозрительно влажных стакана, - И, я надеюсь, будете молчать о теме нашего собрания. Тема серьезная – в партийной организации нашего института есть информация, что некоторые несознательные комсомольцы тайно посещают синагогу (с). - Да, я спросить забыл, - продолжил он после паузы, - Среди вас евреи есть? Вот ты Рабинович, часом не еврей? - палец командира уперся в моего приятеля. - Нет, конечно, - ответил Ванька, мгновенно вспомнив, что написано в его паспорте, - Русский я, как только ты мог такое подумать? - Ладно, проехали, - командир, все еще подозрительно смотрел на Ваньку, - По информации парткома, у евреев завтра праздник и они все будут собираться на улице Архипова. А шоб вы знали синагога именно там. Наша задача скрытно проникнуть на праздник и выяснить, кто из институтских комсомольцев порочит свое комсомольское настоящее иудейским прошлым. Сбор завтра в шесть тридцать возле памятника героям Плевны. Вечером следующего дня группа оперативных комсомольцев, в ожидании опаздывающего командира, мокла под моросящим дождем, разглядывая в натуре картинку с пачки сигарет Шипка. - Чего так и будем стоять? - спросил не по паспорту мудрый Ванька, - скоро магазины закроют. От группы отделились двое и быстрым шагом направились в магазин. После их возвращения к оперативникам пришло хорошее настроение. Только командир не пришел, а продолжал опаздывать. Время медленно подходило к известной еврейской песне. - Может, без начальства сходим, посмотрим? - дали себя знать Ванькины "непаспортные" корни, подогретые спиртным, - Интересно же, я там ни разу не был. Сходили. Посмотрели и разошлись. На следующий день нас опять собрал командир. - Извините ребята, я вчера не смог – дочь заболела, - сказал он, пряча глаза, - Начальство просит рапорты написать. Может напишете, а? - Чего же не написать, конечно, напишем, - Ванька, все еще был в хорошем настроении, - Бумагу давай. Учитесь, пока я жив. Через полчаса на столе командира лежали одинаковые рапорты, написанные разными подчерками: "Мною, сотрудником комсомольского оперативного отряда, во время дежурства в синагоге на улице Архипова, евреев обнаружено не было". Через неделю мы дежурили уже возле церкви в одном из чистопрудных переулков. Крестный ход. Дежурили с тем же заданием и тем же успехом. Ни одного православного мы там не нашли. А из отряда нас не то что бы поперли, а так – попросили просто, но мы не очень расстроились, все равно по этому удостоверению в метро не пускали.
Очень давно в одном приморском городе (Паланга или еще где, точно не помню, и пусть меня поправят) открыли два полу-нудистских пляжа. Полу, это потому, что пляжей было два – мужской и женский, ибо общий нудистский пляж не укладывался в моральные принципы строителей коммунизма. Говорили еще, что спрос на бинокли в городе вырос неимоверно, поскольку, с какого-то мола женский пляж в бинокль виден был замечательно и со всеми подробностями. О некоторых подробностях женского пляжа и пойдет речь. Все помнят, а кто не помнит слышал, что в СССР торговля с рук называлась спекуляцией и осуждалась. Осуждались (в уголовном смысле) и люди этой торговлей занимающиеся. Это, если людей поймать, конечно, ведь говорят же знающие люди: "не пойман – не вор". Горожане, а точнее горожанки, начали торговать на женском пляже. В местном ОБХСССиС (отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности, спекуляцией и саботажем) все знали, вот только сделать ничего не могли – у них не получалось организовать "контрольную закупку". Судьбу одетого, а тем более раздетого, милицейского мужика на женском пляже даже представить больно. У милицейских женщин тоже была проблема – одетая милицейская женщина очень выделяется на фоне голых, а раздетая не может доказать, что она милиционер – ей даже удостоверение спрятать затруднительно. Так и торговали. Статья была такая в "Литературке". "Голый рынок" называлась. Слова "нудистский" в статье не было и не знаю я, как его писать правильно. Не специалист. Может подскажет кто?
До намеченного официального пуска объекта оставалось дней десять, а сложнейшая технология и новейшее оборудование сотрудничать не желали, хоть тресни. И было кому "трещать" - инженерные бригады по 10-30 человек из каждого НИИ и КБ, завязанного в разработке и строительстве производства, работали уже месяц, пытаясь выжать лишний час из суток, проведенных на объекте. Бывает такое, вроде все проверено, ощупано, "вылизано", все аппараты и оборудование по-отдельности работает и пыхтит, но результата нет, а есть беспросветность и безвыходность. Начальник главка, вместе с начальником профильного отдела ЦК в редкие свободные часы ходили по коридору гостиницы грустными ибо ситуация обещала усекновение их высоких голов вместе с другими органами, отвечающими за размножение. Решение проблемы было найдено неожиданно. Его нашли два далеко не самых ответственных инженера (технолог и конструктор) сидя за ночным, стаканом спирта, оставшегося лишним после многократной промывки оборудования. Решение было простым и блестящим, как некоторые детали самца кошки. Утром их идее радовались все. Радость была несколько преждевременной, поскольку решение предстояло согласовать. И не просто согласовать, а СОГЛАСОВАТЬ. Для согласования нужно было собрать на объекте совещание, рангом равное коллегии нашего министерства, да еще и с самим министром во главе. У всей инженерной братии из разных городов большой страны образовалось два-три свободных дня – большие совещания быстрее не собрать. Кто-то уехал ловить тайменей и прочую рыбу в Бие и Катуни, кто-то шлялся по городу, кто-то просто отсыпался. Технолог и конструктор, быстренько "смастрячив", порученный им доклад, премировав себя дополнительной канистрой этиловомедицинского напитка, вместе с чувством выполненного долга сидели у себя в номере, изредка посещая ближайший магазин на предмет закусить. В коем магазине и были найдены нашим директором-академиком. - Вы чего, дятлы алтайские, совсем облепихи обожрались с похмелюги? – спросил немного взмыленный академик, вытягивая их из очереди и сопровождая речь сложносоставными идиомами, - совещание полчаса как идет, а Вы где шастаете? Вас же вчера САМ, предупредил лично. - Марат, скотина, - конструктор отвесил технологу подзатыльник, - я же тебе говорил, что вчера у нас в номере министра видел. А ты чего? Галлюцинация, галлюцинация... Хорошо хоть психушку не вызвал. Дурак.
Совещание прошло. Объект был пущен в положенный срок. Высокие гости разъехались. Через неделю после пуска наша бригада, немного одуревшая от пламенных речей и праздничной смеси спирта с хересом, улетала домой. Водитель экскурсионного "Икаруса", выделенного заводчанами для нашей поездки в аэропорт, тоже выглядел одуревшим – мало того, что вчера проезд стал платным (три шестьдесят с носа), так еще и сегодня диспетчер вручил ему несколько рулонов шестикопеечных билетов и указание: "чтобы каждому отмотал". - Раз, два, три... - водитель начал отсчитывать первый шестидесяти билетный кусок, - четыре, пять, собьюсь ведь нахрен, - водитель оглядел салон в поисках жертвы-помошника. - Вот Ты, товарищ, - рука водителя указала, на самого, на его взгляд, представительного мужика и начальника отдела "технологов", - посчитай, а? Поеду я потихоньку, а то на самолет не успеем. - Раз, два, три, - начал считать уже представительный начальник. Он успел отсчитать две ленты, когда технолог, пожалев начальство, подал голос: - Петрович, чего их считать-то, ты их по номерам отрывай, прибавь шестьдесят к последнему и отрывай. - Вот ведь, технологи они и в автобусе технологи, - не выдержал конструктор, - считай-прибавляй. Петрович, ты их просто отмеряй по "эталону" - и вся недолга. Лет через десяток, а может и больше, представительный мужик, сменил нашего министра на его посту. Какие, однако, проницательными бывают водители автобусов.
Человек существо общественное. Услышит человек анекдот, байку или просто фразу интересную и смешную и пока своими знаниями с обществом не поделится, нет ему покоя. Сейчас проблема решается просто – можно на анекдот.ру "заслать" или еще где в интернетe выложить, а тогда этого сайта еще не было, да и про глобальные сети основной Российский народ если и слышал – то представление о них имел слабое. Водитель нашего Уфимского филиала Пашка где-то подобрал сентенцию, что мужика одной картошкой кормить нельзя, потому что от крахмала только воротник стоит. И хотя сентенция, на мой взгляд, спорная – от чего "стоит" сами-то мужики не всегда знают, но Пашке она понравилась очень. Через два дня, в тогда еще небольшом (человек 100) филиале, сотрудников, не слышавших пару раз о крахмальных проблемах воротников, не осталось. Пашке нужны были новые уши. В то время одна из наших строек находилась близ Уфы. По пути был небольшой придорожный рынок, на котором шустрые бабульки, приторговывающие нехитрой домашней снедью, встречали каждую подъехавшую машину предложениями отведать пирожков с картошкой, беляшей или прочих "сосисок в тесте". В ожидании поездки Пашка измучился напрочь. - Представляешь, - говорил он, - они мне про пирожки с картошкой, а я им гордо: "от вашей картошки только воротник стоит! Сосиски давай!" О Пашкиных планах естественно знал весь коллектив. Свершилось. Когда мы подъехали к рынку, Пашка выбрался из машины первым и направился в сторону торгующих. - Пирожки с картошкой! – встретил его не очень стройный, но многоголосый хор. - От картошки только воротник стоит! – громко выдал Павел свою "домашнюю заготовку". - Вот ведь несчастье, какое, такой молодой, а только воротник! – так же громко пожалела начинающего юмориста самая сердобольная из всех старушка. Старушки-то они тоже не лыком шиты. И что интересно – анекдот.ру тогда не было. А "комментарии и обсуждения" были. Ну, нет в этом мире ничего нового. Просто нет.
Отступ сначала. Лирический. Вы любите манго? Я - да. Особенно когда два раза и через дефис. Хорошая группа. Вот только у них недопетость какая-то. Аквалангисты, Крановщики, что – больше нет никого? Ан есть. Трубоукладчики. Не только они, конечно, но и они есть. И песни достойны не менее. Некоторые думают, что трубоукладчик - это трактор такой, кран-трубоукладчик то есть. Я тоже так думал. Пока мне книжку не подарили: "Справочник молодого трубоукладчика" называется, 54 года издания. Ну и на фига трактору справочник, спрашивается? Приступ теперь. Литературный. Возникла как-то у двоих трубоукладчиков надобность из строительного городка в ближайшую (10 км.) деревню попасть. Ночью. То ли за самогоном, то ли к теткам знакомым - они сами уже не помнят, да и неважно это. Но надобность была. Острая прямо скажем надобность. А из транспорта под рукой только кран-трубоукладчик оказался – KOMATSU 355 (большой в смысле). Завели они его тихо, пока начальство дрыхло, и поехали. Один за рычаги дергает, другой просто в кабине примостился. Ехали долго, 355-й это вам не Lamborghini какое-нибудь, ну и задремали оба. Пока спали, успели провод ВЛ-10 (10 кВ) стрелой зацепить. Порвали. От чего и пробудились неожиданно. Один, который за рычагами был, на подметки своих сапог смотрит, и не поймет никак – отдельные они от сапог стали и дымятся еще. И не зря дымятся-то, гвоздики медные, которыми их к сапогам прибивали, расплавились совсем. Про гвозди-то, правда, потом выяснили – утром уже. Другой, который, просто в кабине сидел, тоже ничего понять не мог. Он из кабины на гусеницу вылез и видит, что на капоте провод какой-то лежит и дальше ехать мешает. Он его ногой и откинул. Недалеко. Самого-то его дальше отбросило. Электричество - оно посильней трубоукладчика дерется. Встал он, отряхнулся и опять в непонятках: "Петь", - спрашивает он друга, - "А ты не видел, какая сволочь мне по голове палкой врезала? ". Молчит Петя – только на сапоги смотрит. Минут пятнадцать смотрел – переживал, наверное, за сапоги-то. Когда переживать кончил, дошло до него, что провод порвали. "Знаешь", - говорит он: "Коля, у меня, надобность в деревню ехать отпала, чего-то. А у тебя? ". Коле тоже сразу в городок захотелось. Ну ее деревню эту. Вместе с надобностью. Вернулись. Кран-трубоукладчик на место поставили, и спать легли незаметно. До утра спали. В отличие от прораба, которого энергетики еще ночью с кровати подняли. Поблагодарить видимо хотели, но матерились сильно почему-то. А вы говорите аквалангисты. Трубоукладчики-то они покруче будут. Жалко, что песни про них нет.
Кто-нибудь пробовал сидя во взлетающем самолете водку пить? Если нет, обязательно попробуйте. Проваливается вовнутрь просто замечательно. Меня знающие люди научили. Построили мы как-то в одном из уральских районных центров детский сад. Садик, к слову сказать, замечательный получился – по тем временам таких мало было. Бассейн, сауна, зимний сад, класс компьютерный HP укомплектованный и прочая. Вот только французский водонагреватель для бассейна с местными электриками дружить не хотел – горел постоянно. Решили мы ему экскурсию в Москву устроить для гарантийного ремонта. Заодно датчик потока воды прихватили по просьбе фирмы производителя. Тут, как раз и у меня повод домой слетать появился – день рождения случился, мы с другом нагреватель прихватили и в аэропорт. А нагреватель этот по внешнему виду ПЗРК "Стингер" напоминал, особенно тем, кто эти Стингеры не видел. Сразу ясно было, что на досмотре вопросы будут. Поэтому я нагреватель отдельно нес, чтоб показывать удобней было, а датчик потока друг в сумку засунул. В аэропорт мы немного опоздали, и досмотр проходили последними. Друг вперед прошел, пока я возле металлодетектора копался. Смотрю, спросили его о чем-то, он ответил, ему два милиционера руки за спину выкрутили и повели. Я ж знал, что вопросы будут и ору этим ментам: "Подождите, мол, у меня-то вторая часть нагревателя". Я еще говорил, когда меня тоже повели. Повели в местное аэропортовское отделение. Вещи наши в бронекамеру, а нас к полковнику. Кто же знал, что на вопрос милиционера: "Что это у вас в сумке за труба с проводками", - приятель мой его успокоит: "Не волнуйтесь, милейший, я детонатор дома забыл", а тут я еще добавил, что "вторая часть" у меня. Объяснили мы полковнику, что настроение у нас приподнятое в связи с днем рожденья моим и шутим мы, а у подчиненных его чувство юмора напрочь отсутствует. Полковник, почему-то, нам сразу поверил, но окончательно разобраться дежурному старшине поручил. Тот нам вещи вернул, в кабинет свой завел и спрашивает: - Что, правда, день рожденья сегодня? - Правда, - говорю, - вот паспорт, там написано. - Да, - тянет он время, - а вот вы когда в Москву прилетите, как отмечать будете? - Коньяком мы его отмечать будем, - друг в разговор вмешался и в сумку полез – коньяк показывать. - А я чего, рыжий? – старшина говорит, и за стаканом в стол лезет. Выпили мы немного, смотрим, на самолет-то опоздали уже. - Не волнуйтесь, - старшина успокоил, - без вас не улетит. И точно. Вывел он нас на летное поле и на электрокар пристроил, чтоб до самолета доехать. На электрокаре еще сержантик милицейский был – весь какими-то хреновинами в чехлах обвешанный. Заходим мы с этим сержантиком в самолет – он к пилотам пошел, а мы в салон сунулись. Сунутся-то, мы сунулись, только пройти не можем – на первых рядах мужиков двадцать сидит - на нас смотрят. Взгляд у них у всех цепкий, как проволока колючая, а плечи у всех такие, что когда они прямо сидят, прохода в салоне нет. И среди этих мужиков как раз два свободных места есть. Протиснулись мы ели-ели через их плечи с взглядами к своим местам. Сели. А они смотрят все внимательно. Друг не выдержал, и спрашивает мужиков: - Что случилось? - Да ничего, - самый здоровый из них к нам повернулся, - интересно просто, вы кто? - А вы кто? - А мы из группы "А", учения здесь проводили с местными, учили их с терроризмом бороться. А вы-то кто? Ведь даже нас в самолет с оружием не пускают. Понятно нам стало, что за "чехлы" сержантик пилотам сдавал. Оружие там было. И гордость сразу появилась – нас-то строителей пускают, а их нет.
Познакомились с мужиками – мы коньяк достали, у них тоже с собой было. Они и научили на взлете пить. Проваливается вовнутрь просто замечательно. А терроризм у нас потом появился – тогда еще не было.
Нет, положительно, сенокос это здорово. Особенно когда ты после института пришел на работу устраиваться, а тебя сразу на сенокос. "Очень нам конструкторы нужны", - сказал мой будущий начальник, обрадовавшись моему появлению, - "Иди в бухгалтерию за командировочными, и чтобы с утра был в колхозе". "Погоди, я спросить забыл", - остановил он меня возле двери, - "У тебя тройки в дипломе есть? Нет? Это хорошо". Сводный отряд шефов-косцов нашего района располагался в колхозном общежитии с названием "Миру мир". Зачем какой-то строитель-миротворец выложил этот каламбур красным кирпичом по силикатному на обоих фронтонах общаги барачного типа, в колхозе не знали. Но название прижилось. Симметричный до безобразия общажный барак тот же миротворец разделил на две части, в одной жили "безквартирные" колхозники, в другой "шефы" и прочая командировочная братия. На колхозной половине, в комнате, расположенной аккурат как наша с другой стороны барака, проживала молоденькая колхозница. Она когда-то в театральный поступала. Засыпалась естественно. На актерском мастерстве (или как там оно у них называется). Не поступив, вернулась в родной колхоз, и, в меру своего понятия об этой актерской дисциплине, по ночам шлифовала свое мастерство на солдатиках-"самоходах" из ближней военной части, совершенно не заморачиваясь некоторой легкостью своего поведения. А мы косили. Вставали часа в четыре, разбуженные громким пинком в дверь (командир отряда вместо будильника), косу в руки, сапоги на ноги (спали одетыми – ночи холодные были) и с небритой и немытой рожей на делянку. Там на покосе и просыпались окончательно. Все как обычно на таких мероприятиях. Поэтому, когда ночью стук в дверь раздался, никто и не подумал чего. Косы в руки и к двери. Семеныч, бригадир наш, со своей одиннадцатого номера косой, дверь открыл, а там два "война" стоят - воротники расстегнуты, ремни на причинном месте болтаются, а глаза такие, что словами и не объяснишь. Они же девушку увидеть хотели, которая на колхозной половине их ждала, а на них семь мордоворотов с косами вышли. Симметрия их барачная подвела – входом ошиблись. Неготовыми к неожиданностям служивые оказались. Хотя спортивная подготовка отличная – бежали они быстро, падали только часто, от страха, наверное. Видимо, они о нас подумали плохо. И верно – мало ли, что человеку с косой на ум придет. Даже Ленин, в пьесе Погодина, предлагая: "Не надо бояться человека с ружьем", о человеке с косой предусмотрительно умалчивал. А мы сразу и не смеялись совсем - встать-то, встали, но не проснулись еще. Потом, на покосе уже, хотели под стол сползти, но не смогли. За неимением.
"Ну, что ослофилы, признавайтесь, какая сволочь это сделала! И быстро. А то я вас всех скопом в поликлинику сдам для опытов. Травматология вашим домом будет", - услышать такое от моего приятеля – хозяина фирмы по производству ПВХ окон, обычно вежливого со своими сотрудниками, никто не ожидал. Самое главное, что его взгляд "оголодавшего гризли", вкупе со спортивным прошлым гарантировали больничную койку если не всем, то доброй половине его рабочих. - Представляешь, - сказал он, выйдя из цеха и нервно закуривая, - приезжаю на объект, ты же помнишь, мы этому *** (нецензурное слово и фамилия большого регионального начальника), дом стеклим, 48 окон у которого, обошел дом, вроде нормально все, откосы уже красят и ручки устанавливают. Смотрю - маркировку со стекол не стерли, спрашиваю почему, а они мне: "не оттирается - маркер какой-то въедливый попался". Иду в машину, беру тряпку и баллончик стеклоочистителя, тру. Действительно не оттирается. Присмотрелся... - Ацетоном, или уайтспиритом не пробовал? - спросил я. - Какой к дьяволу, ацетон, я же говорю, присмотрелся. На всех окнах маркировка изнутри стеклопакетов. Собрали так. Поубиваю, если рационализатора не выдадут,- приятель выбросил окурок и направился к дверям цеха. Открыв дверь, он обернулся ко мне и добавил: - И нечего ржать, заказчик завтра приезжает, а нам все стеклопакеты перебирать. Из рабочих никто не пострадал.
Детство Брюса Ли было трудным. В возрасте двух месяцев его отлучили от матери и отдали в приемную семью. Несмотря на это, мальчик развивался правильно, опережая своих братьев в росте и весе. К полутора годам он весил килограммов десять-пятнадцать, а рост имел 110 сантиметров (вместе с хвостом) и был совершенно не по-детски сообразителен. Я забыл сказать, что Брюс Ли – кот-переросток, какой-то австралийской породы, ярко рыжей масти повышенной шерстистости, а приемная семья – мой друг Леха и его жена Ленка. Свою кличку кот заработал умением драться всеми четырьмя лапами сразу и привычкой бегать по стенам, шторам и потолку вместо пола.
Выданный ему кошачий горшок Брюс презирал, предпочитая пользоваться хозяйским унитазом, "смывая" за собой, что, в принципе, у котов еще не признак "очеловечивания". А вот то, что Брюс "смывать" иногда забывал - это уже по-человечьи совсем. Спать Ли привык на кровати "приемных родителей", втискиваясь аккурат между ними, не обращая ни малейшего внимания на постельные занятия хозяев. Летом, когда Брюсу было уже года два, Леха решил вывезти на дачу не только Ленку, а "семью" в полном составе. За первый час своего пребывания на летнем отдыхе Ли, облазил весь участок, подрался с двумя соседскими котами, на правах победителя договорился с местными кошками о свидании, отъел половину от привезенного ему на неделю минтая, и, найдя по запаху хозяйское ложе, заснул, полностью удовлетворенным. Проснувшись ночью, и обнаружив, что дверь закрыта, он начал тиранить спящего хозяина: "Выпусти, гад, у меня свидание, а ты дверь закрыл". Разбуженный Леха, огрызаясь на Ленкино неискреннее ворчание, что надо бы вас двоих прооперировать, чтобы по ночам не шлялись где непопадя, выпустил кота на улицу. Через некоторое время, Леху опять разбудил стук в дверь – кот просился обратно. Выслушав очередную порцию Ленкиных комментариев о моральном облике кота и его самого, Лешка в темноте впустил кота и улегся обратно. Чуть позже на кровать забрался Брюс. - Леш, ты не знаешь, чем это пахнет? – задала Ленка совершенно бессмысленный вопрос, поскольку перепутать этот запах, она не могла ни с каким другим – пахло именно "этим". - Брюс, наверное, куда-то, вляпался, сейчас свет включу, - Лешка нажал на выключатель. Вляпался. Какой там вляпался, выражение "по уши в дерьме" полностью соответствовало обстоятельствам. Ленкина рука, протянутая было, что бы сбросить грязнулю с кровати была спрятана за спину. По свежеструганному полу (предмету Лешкиной дачной гордости) к кровати шли две цепочки следов лап, между которыми шла сплошная полоса от хвоста (кот даже хвост не мог поднять, так много на нем налипло). По середине кровати лежал Брюс, распластавшись во все свои метр десять. С кота еще текло. - Твой "засранец", ты и убирайся, - сказала Ленка, все еще держа руки за спиной. - Чего мой-то, а кто ему сегодня утром за ушами чесал? - попробовал, было возмутиться Леха - Теперь сам чеши, если нравится, - отрезала Ленка, - это теперь твой кот, полностью. Всю оставшуюся ночь и часть следующего дня ребята грели воду, мыли кота и все остальное. Как выяснилось, кота подвела городская привычка к унитазу – он провалился в дырку туалета типа "сортир", а выбрался через выгребную яму. Хорошо хоть не утонул. Лешка мне эту историю рассказал, через несколько дней после событий. Когда рассказывал, делал паузы, принюхивался и спрашивал: "Не пахнет уже? ". Не пахло.
"Икота, икота перейди на Федота, с Федота на Якова, а с Якова на всякого" Заговор. Икать Мишка начал сразу после экзамена. Как раз в то время, когда наша группа, после недолгого обсуждения, пришла, наконец, к консенсусу (девицам хотелось мороженного и зрелищ, а нам пива и соленых сушек). "Консенсусом" сегодня должен был стать панорамный кинотеатр "Мир": во-первых, там, в буфете было и пиво и мороженное, а во-вторых, в качестве зрелища "Мир" предлагал тогда еще нестарую комедию "Разиня" с Луи де Фюнесом. Ик, - говорил Мишка по дороге, - Отвяжитесь от меня, дайте умереть спокойно. Ик. И действительно, предложенные народные способы борьбы со злом, от девчоночьего "Миша не дыши", до мужского "Дай я тебе еще раз под-дых врежу" Мишкина икота переносила стоически, в отличие от его туловища. - Ик, - сказал Михаил уже в фойе кинотеатра, после первой бутылки пива выпитой им в позе ласточки, - Не проходит. Сволочь. - Миш, а ты язык высунь, только резко и как можно дальше, - предложил Ванька доселе неиспробованный на Мишке метод, - говорят, помогает. - Резко это как? - процедил Мишка, сквозь зубы и вторую бутылку пива, - и насколько дальше-то? Ик. - Ну ты его просто высунь, а я потом дерну. Резко. - Убери свои грязные лапы, Ик, от моего чистого русского языка. Не то, скажу, за что тебя самого дергать надо, – возмутился Мишка и опять икнул, оглядываясь на смущенных его словами девчонок. Дальнейший разговор был прерван третьим звонком, и мы переместились в зал. В зале первый раз Мишка икнул, когда начался киножурнал "Новости дня". В те времена громкость киношного звука еще не позволяла неслышно жрать попкорн под ухом у соседа, поэтому Мишкин "ик", воспользовавшись хорошей акустикой, разнесся на весь кинотеатр. "Раз", - не очень громко сказал Ванька. "Два", - чуть громче добавил он, когда по залу опять разнеслось: "Ик" Где-то после пятого "Ик" в зале раздались первые робкие смешки, хотя в "Новостях дня" ничего смешного не показывали. Так и пошло – Мишка икал, Ванька считал. Когда счет перевалил за десять, над Мишкиными "ик" и Ванькиным счетом смеялись почти все немногочисленные зрители дневного сеанса. - Молодой человек, - раздался именно по-женски недовольный громкий шепот откуда-то сзади, - Вы бы вышли, смотреть мешаете. - Пусть сидит, - ответил ему по-пьяному басовато-хриплый мужской голос, - Я за билеты платил, чтоб поржать. Пусть сидит. К концу фильма у зрителей была уже форменная истерика – паузы между экранными проделками де Фюнеса прекрасно заполнялись икотой и Ванькиным счетом. На 37 по экрану поползли титры, и все заторопились к выходу. - Слышь, парень, - Мишку хлопнул по плечу улыбающийся лысый здоровяк, оказавшийся хозяином хриплого баса, - пойдем на следующий сеанс, я всей твой компании билеты куплю и пиво. Давно так не смеялся. - Ик, - хотел, было ответить Мишка, но не смог – икота пропала, как и не было. - Меня Яков Александрович зовут, я тут недалеко в цирке работаю, - продолжил тем временем лысый. И икнул.
– Ну, что, Саш, с праздником тебя. За Флот, – сказал я, протягивая другу стакан. – Да подожди ты, сейчас уже, – Сашка рассматривал, тюбик импортной горчицы добрую половину которого он выдавил на небольшой кусочек сала, – Ну, давай. За Флот. Мы выпили. – Знаешь, не умеют немцы горчицу делать, как майонез, честное слово, ни вкуса, ни запаха, – Сашка дожевал "бутерброд" с горчицей. – У нас на пароходе мы горчичный порошок капустным рассолом разводили, вот это вещь – до кормы продирает, – Сашка блаженно зажмурился, – на кончик вилки берешь и тонким слоем ее по хлебу. Сглотнув, набежавшую от воспоминаний, слюну Сашка продолжил: – Мы тогда в Германии стояли – с визитом дружбы к "братьям" по оружию. Ворота у нашего БДК штормом сорвало, мы на ремонт зашли, ну и с "дружбой" заодно. Наши офицеры – к немцам на корабли посмотреть, а к нам на пароход немецких навалило. Среди немцев девица оказалась – лейтенант немецкого флота. Обед. Рассадили немцев за столы к матросам, по штуке за стол. Нам, как раз, девица досталась. Ладная такая, форма как влитая сидит – ни пылинки, ни складочки. Сидим. Молчим. Ты же в курсе, я ж по-немецки только "хендехох" знаю, ну и еще пару слов "бите-дритте" и "фрау-мадам", включая. Молчим, поэтому, едим и немку исподтишка рассматриваем. Борщ ей понравился видать – быстрее нас управилась. Как доела, губки платочком крахмально-глаженным вытерла и на трехлитровую банку с горчицей смотрит. "Was es? Die Soße? ", – спрашивает. Без перевода понятно. Соус, руссиш соус, отвечаем и баночку к ней пододвинули. Понюхала, кусок хлеба взяла и мажет тонким слоем миллиметров на восемь. Мы и сказать-то ничего не успели, как она его в рот отправила. Притихли мы, смотрим, чем кончится. Знаешь, я тогда немецкому флоту позавидовал – хорошие у них офицеры. У барышни слезы с тушью текут, испарина на лбу выступила, а она жует – не морщится, полный "орднунд" на лице, кроме слез, конечно. Целиком съела, и флот немецкий не опозорила. Мы все сразу ей свои компоты пододвинули – так отказалась она, да и какой компот тут поможет, водка разве что. Чего у тебя с правой рукой-то, кстати? Наливай давай, теперь "за тех кто в море" выпьем. и за наших и за "ихних". Хорошие у немцев офицеры, да наши-то все равно лучше, а у них еще и горчица фиговая. И мы выпили. Неоднократно.
Во времена победившей гласности, неоконченной перестройки и небыстрого ускорения, обрадовавшись свободе смаковать всякие гадости и бандитизм, журналюги до того запугали непривычных к такому освещению событий, и еще советских людей, что им самим стало страшно. Как будто до "гласности" не грабили и не убивали и после прекратили разом. Именно тогда, захватив шампанского и прочих калорийных вкусностей, стоически отвергаемых женским полом в "мирное время", мы с Мишкой забежали поздравить нечуждый нам коллектив ближайшей парикмахерской с восьмым марта. Изрядно "поздравленный" к моменту нашего появления коллектив перестал быть трудовым, клиентов не обслуживал – о чем и вывесил на двери табличку "санитарный час", забыв об окончании рабочего времени. Но нас как "своих" пустили. - Что-то, Миша, Вы "заросли" не по-детски, - сказала, пошатнувшись, одна из мастериц ножниц по прозвищу Людок, - пойдем в зал постригу пока трезвая. - Угу, трезвая, - Мишка посмотрел на скопище разномастных пустых бутылок, - Люд, может завтра, а? - А завтра, Миша, только хуже будет, похмельный мастер – враг клиента, - Людок умела настоять на своем. И настояла. И, как немного погодя выяснилось, зря. Во время "подбривания" Мишкиной шеи Людка качнуло, и она легко оперлась на эту шею лезвием опасной бритвы и своим немаленьким весом. Мишка потом говорил, что сразу "парикмахерский" анекдот вспомнил: "руку я не у Вас потерял, а на войне еще". Страшного-то вроде ничего – порез неглубокий, всякие квасцы с перекисями в любой парикмахерской есть, только костюм с рубашкой кровью залило сильно. Чтобы не пугать своим окровавленным видом жену и детей, очень поздно вечером, Миша решил зайти к родителям и переодеться. Его мама, напуганная телевизионным криминалом, увидев залитую кровью пиджак и рубашку, прислонившись к стене, взволновано спросила: - Миша, на тебя напали в подъезде? - Да нет, мам, это я подстричься зашел, - успокоил Мишка, вспомнил Людку, шоркающую бритвой по ремню, и неожиданно сказал, - хорошо хоть сегодня стригся, завтра было бы хуже.
Цемента нет. И лыбится еще. Не цемент, конечно – снабженец наш главный у меня в кабинете. Улыбается, а сам на малахитовое пресс-папье поглядывает. Знает, сука, про его летательные свойства. - И куда ты его, урод, дел? – вежливо спрашиваю, - два вагона вчера получили. - Так продал. Нам за него одни лохи тройную цену дали, - отвечает и шире лыбится, - уже и деньги пришли. Ага, думаю, точно лохи. Они с цементом лохи, а мы без цемента самые что ни наесть фартовые, бизнесмен, хуев. - И чего мы без цемента делать будем? Яйца твои в бетон добавлять, если, так их на много не хватит. Очередь на "Соде" на два месяца вперед расписана, паразит, знаешь же, что больше взять негде, - сам говорю, а руку на пресс-папье положил. Тяжесть в руке успокаивает, и вежливости придает – в книжке когда-то вычитал. - Так у Вас там друзья, съездите, попросите и вся недолга, я уж и "висков" с закуской купил, - на сумку с него самого размером показал пальчиком и бочком из кабинета выскользнул, чтоб до греха не довести. Сумку-то я сразу заметил, чего, думаю, он ее приволок – подарков от него вовек не дождешься, не любит он меня, несмотря на доброту и вежливость. Хрен с ним, со снабженцем. Ехать надо, а я как назло водителя своего в деревню отпустил, придется завгару звонить. Звоню: - И какого хуя, беспокоишь рабочего человека утром, буржуй, бля - это у нашего Олега приветствие такое, он тоже вежливый, особливо с начальством. Вообще он механик классный, от бога скажем механик, технику простым наложением рук чинить может – постоит рядом, пошепчет чего, руку приложит, глядишь и заработало. Кукушка вот только у него съезжает частенько – так это афганская контузия виновата, а не он. - И тебе здравствуй, Олежек, - говорю, - машинки не найдется в Стерлитамак съездить? - Ага, щазз, машину тебе гаду, а кто в меня вчера малахитом кидался, когда я денег на запчасти просил, а? Счета-то подписал хоть, сволочь? - Да оплатили уже счета. Ты же меня знаешь, я добрый – промазал ведь. Дай машину, пожалуйста, очень надо, - заныл я и тут же соврал, - я больше не буду. - Не будет он, знаем мы тебя, подлого. Нет у меня машин. Могу на своей отвезти. Хочешь? – смилостивился Олег и грязно выругался. - Вези, христопродавец. Не убьешь чай дорогой-то, - с некоторым сомнением разрешил я, - через полчаса жду. И задумался. Свою 24 Волгу Олег подобрал в московском таксопарке после списания и многолетней эксплуатации. Я подозреваю, что ему изрядно заплатили, чтоб он ее забрал. Руки-то золотые, через месяц волжанка бегала "под двести" легко и непринужденно. Олег ее из Москвы в Уфу за семнадцать часов догнал. Ездила Волга замечательно, только сквозь большие и нередкие дыры в полу была видна дорога, из дверей открывалась только "водительская" (остальные заварены), а вместо заднего сиденья Олег набросал соломы и постелил коврик с нарисованной голой теткой. Но ехать-то надо. Поехали. И приехали. Запарковались на стоянке перед проходной "Соды". Я через водительскую дверь кое-как выбрался и спрашиваю: - Когда ж ты дверь-то починишь, скотина, неудобно же. - А на фига ее чинить, если кроме тебя, идиота, со мной не ездит никто.
Пока мы препирались, рядом, блистая лаком и остальным, остановилась новенькая BMW, перекрыв нам выезд. Из нее выбрался очень прилично одетый молодой человек. Окинул презрительным взглядом наше транспортное средство и захлопнул дверь своей машины. Пи-и-ик, сказа его сигнализация и "заблокировала" машину. - Ой блядь, - вырвалось у модно одетого, - я же ключи там оставил. - Чего, братан, беда? – участливо поинтересовался Олег, рассматривая чудо немецкого автопрома, - не блажи поможем. - И как ты мне поможешь? Сигнализацию в самой Москве ставили - пять лет гарантии от взлома. Даже в Уфе по ним специалистов нет. А запасные ключи у меня дома остались. - Пять лет, говоришь, да еще в самой Москве, ну-ну, поглядим, - Олег достал из кармана связку хитрых инструментов. - Ты только не сломай там чего, вовек не расплатишься. Знаешь кто я? - Да мне собственно похуй, кто, - Олег уже ковырялся в замке, насвистывая "мурку". Секунд через тридцать дверь открылась, а хваленая сигнализация даже не пикнула. Модный мужичок уселся в BMW, завел и с пробуксовкой скрылся с глаз. - Даже спасибо не сказал, урод, - Олег спрятал в карман связку отмычек, - вот и помогай вам буржуям после этого. Интересно, зачем он сюда приезжал-то? - Нет, а ты бы, на его месте, машину прям здесь бы и оставил после такого? Ладно, бери снедь, пошли цемент клянчить, жулик. Выклянчили-таки. Целых три вагона. Эх, бедная моя печень.
Нет, я долетел все-таки. Мне всегда в самолетах не везет. Вот уже сколько лет и сколько раз летаю (после того как сороковой "экватор" намотал считать бросил), а не везет как будто в первый раз в руках держу. Эту гребаную самолетную упаковку сливок. Сколько раз хотел в кофе добавить – так все мимо. В смысле мимо кофе – так-то не мимо конечно, то на меня, то на соседей, еще на иллюминатор с потолком иногда попадет. Чего я только с этой банкой не делал. Даже зубочисткой протыкать пробовал – все равно брызгается сволочь. Причем мое невезение на других распространяется. Как не расскажешь кому в полете – мол, беда: сколько лет летаю, а ни разу в самолете сливок из упаковки не пил. Так нет проблем, говорят, сейчас откроем – зараз. Щаззз. И у них все мимо. Проклятие, какое, что ли. Если с кем знакомым лечу, они тоже, когда рядом со мной сидят, чай пьют, и сливки не трогают – боятся. Так, что я пять лет назад и от мысли отказался почти в самолете сливок из банки этой попробовать. Я не виноват. Она сама предложила. Стюардесса то есть. Толи делать ей нечего было, толи просто пожалела старого дурака, тоску, вселенскую, в моем взоре, направленном на сливки, углядев. - Давайте помогу, - говорит. - Кызым, может не дано, может Вам трудно, может дела у Вас, какие, так Вы и идите, - я честно ее отговаривал, ну, не рассказывать же ей эту байку с самого начала. Все одно не поверит. Ее и на свете еще не было, когда я первые сливки на себя пролил. - Нет, - говорит, - мне нетрудно совсем, мы всегда пассажирам помогать должны. Прям пионерка с тимуровкой из детства нарисовалась. Баночку со сливками цапнула и за язычок дернула. Ну, я-то салфеткой прикрылся - знаю же, чем кончится. В глаз попала. Не мне – соседу. И самое подлое, этот сосед ей пять минут до этого выговаривал, что и рыба у него холодная и вино не того года и вилки пластмассовые тупые. Скандальный мужичонка. Я у стюардессы быстренько баночку из рук вытянул, мужик-то все одно глаза еще не протер после попадания, и говорю соседу: - простите меня криворукого, так получилось. А он хоть и не видит еще ни шиша- глаза трет, но опять в скандал: это, - говорит, - и не от Вас вовсе брызнуло, а от девки проклятой прилетело. Пусть извиняется. - нет, - объясняю, - ни причем здесь девушка, это я постарался. Вы просто не заметили. И историю свою грустную ему рассказываю. Тут даже он проникся. Давай, говорит, я Вам свою упаковку в кофе вылью. Ну как тут откажешь, может этот скандалист первый раз в жизни на доброе дело решился. Спасибо большое, лейте, пожалуйста, только можно я в туалет пока выйду, - это я схитрил, чтоб подальше отойти. А сам из-за шторки подсматривал. Получилось у него. Вот так и кончилось многолетнее невезение. И с мужиком разговорились, нормальным оказался и перед стюардессой при выходе извинился. Причем здесь "мимозы" спрашивается.
Не знаю как другим, а мне в аэропорту скучно. Я вообще ждать не люблю, а тут еще и рейс задержали и книжка кончилась. Ассортимент домодедовских ларьков я уже давно наизусть выучил, в сотый раз осматривать неинтересно. Да и от обычных предполетных двухсот грамм отказаться пришлось – полный чемодан "филиальной" зарплаты, а деньги лучше в трезвости возить. Так и сидел трезвым, как дурак, коллег-пассажиров разглядывал. На него сразу внимание обратил. Вот ведь, думаю, везет же некоторым – бывают иногда военные люди, которых мать природа по специальным армейским заказам делает, и рост и стать и форма как влитая сидит. Майор. С явными амбициями майор – на его зимний треух цигейки ушло, как на иную полковничью папаху, кокарда сияет, в начищенных ботинках морозное утро отражается. Ну, вот и регистрацию объявили. На досмотре рядом с тем майором оказался. И у обоих "неприятности". У меня разборки с любопытной милицией по поводу денег в чемодане, а у майора с металлоискателем. Прошел и "зазвенел". Сначала он из карманов все вытащил и часы снял. Звенит. Шинель снял. Звенит. Китель снял. И в рубашке звенит. Булавку галстучную отстегнул и ремень брючный вытащил. Звенит. Разулся. И это бестолку. Минут двадцать через ту рамку туда-сюда "звенит". У него уж и зубы металлические во рту искали, не нашли, кстати, а он все одно звенит. Ничего смешного скажете? Угу. Только за эти двадцать минут ни одна зараза не посоветовала ему шапку с кокардой снять. Даже осколками внутри организма интересовались, а про кокарду – ни гугу. Не знаю как другим, а мне в аэропорту скучно, чего уж тут сделаешь.
В один редких для меня выходных дней мы с женой, прихватив семью наших друзей – Лешку с Татьяной, отправились на дачу. Ближе к вечеру, набив живот шашлыками и оставив жен разговаривать о чем-то женском, мы с Лешкой уселись напротив камина. Расплескав по пузатым бокалам коньяк, я предложил ему скрасить разговор любимыми им сигарами "Черчилль". - Может, на улице покурим? – неожиданно спросил Леха, - Татьяне сейчас дым вреден. - "Шо опять"?! - вырвалось у меня, поскольку, за те шесть лет, которые мы не виделись, Лешка и Танька успели родить четверых, - ты еще предложи в туалете по сигаре выкурить. Лучше окно приоткрой – через камин все вытянет. - Угу, опять, - Лехина физиономия расплылась в довольной улыбке, - Второй месяц уже. Мы, кстати, хотели с Татьяной прощения у тебя попросить. - За что? - спросил я, соображая, в чем это они передо мной провинились, собравшись родить пятого, - Ты меня с государством не перепутал? Это же оно тебе теперь денег должно, а не я. - Да нет, помнишь, у тебя семь лет назад неприятности были, - Лешка не отреагировал на мою плоскую шутку, - групповой несчастный случай. Еще бы я не помнил. Через несколько месяцев после того, как я стал главным инженером, это случилось. И действительно групповой. Во время ремонта фасада нашего офиса бригада штукатуров в полном своем "восьмичеловечном", мужском составе, проломив настил одной из секций лесов, грохнулась с высоты четырех с лишним метров. Падали они кучей, поэтому, несмотря на небольшую высоту, сломали себе две руки, одну ногу и сотрясли два мозга. Два месяца трудовая инспекция и прокуратура, куда я ходил чаще чем на работу, пили из меня кровь – "испытания" того самого настила оказались просроченными на несколько дней. Как и зачем они собрались все вместе в одном пролете лесов, еще и напротив окна моего кабинета в мое отсутствие, пострадавшие объяснить не смогли. - Леш, а вы-то здесь причем? – спросил я, выдохнув дым и поперхнувшись, - Если даже меня тогда, только оштрафовали, Татьяна же у нас в бухгалтерии работала, а ты, так вообще, только заходил иногда? Не леса же вы втихаря подпиливали. - Не подпиливали, - согласился Леха, - ты же помнишь, что нам с Танькой тогда встречаться негде было, она еще за первым мужем замужем была, да и я женат. А тут забежал к ней с днем рождения поздравить, шампанского выпили, посмотрели друг на друга и словно молния проскочила. Понимаешь? - Еще бы не понять. Судя по количеству детей, эта молния у вас частенько туда-сюда проскакивает, дальше-то что? - Тебя же не было, охрана меня знает, я у нее ключ от твоего кабинета выпросил. Второй этаж, с улицы ничего не видно, а про то, что твои штукатуры по лесам ходят, как-то и не вспомнили, - Леха все-таки улыбнулся, - ну мы им "театр" и устроили. Я в окно глянул, только когда грохот раздался. Смотрю – двое перед окном на "монтажниках" висят, а внизу "куча-мала" копошится. Я и жалюзи сразу опустил. - Не, Леш, не жалюзи, - сказал я, что бы не заржать в голос, - занавес. В театре завсегда занавес опускают. Как закончат. - Ты лучше скажи, простил или нет, остряк фигов. Татьяна беспокоится сильно, а ей нервничать нельзя. Ну уж нет, - я с трудом скорчил серьезную физиономию, - прощу когда на крестины позовете. Если все нормально будет. И, троекратно сплюнув, мы оба застучали по дереву. У Лешки и Татьяны сейчас пятеро, Татьяна у нас давно не работает, какая работа – с такой семьей. Но жалюзи на окне кабинета я теперь не поднимаю. На всякий случай.
Не так давно решил заняться ремонтом сантехники в «снятой» мной квартире в Уфе. Дом старый, все сразу предусмотреть и купить не смог, поэтому три дня подряд, вечером, после работы, заходил в ближайший строительный супермаркет. В первый же день мне запомнился один из покупателей, интеллигентного вида мужичок с очень грустной физиономией (чем собственно и запомнился). В первый день он очень серьезно выбирал арматуру для сливного унитазного бачка, методично и долго расспрашивая продавца. На второй день я заметил его у другого стеллажа, где он с той же методичностью выбирал уже клей для «санфаянса». На третий день я увидел его у выхода из магазина – в его машину грузили новый унитаз. Физиономия у него была уже не грустная, а просто трагическая. Как бы ему через неделю новую квартиру покупать не пришлось.
Хотел бы я с ангелом-хранителем познакомиться. Посидеть по-человечески и между рюмкой-другой выспросить подробности его трудового договора и должностной инструкции. Узнать хочу - есть у них выходные и отгулы за круглосуточную работу, ходят ли они в отпуск, или у них вахтовый метод "без проездных"…
Колька сидел на подоконнике открытого окна своей квартиры на пятом этаже и держал в руках орущее чудо японской техники – большой, тяжелый и двухкассетный магнитофон, привезенный ему из Сингапура. За окном стоял летний вечер и много чего еще красивого, но Кольку это все интересовало мало – он смотрел на танцующих "одногрупников" своей будущей жены Галки. Нет, повод-то для танцев, конечно уважительный - Галкина группа вечернего факультета, наконец-то закончила мучить преподавателей своими знаниями и, получив заветные "ромбики", решила их обмыть. Тем более что Галка еще три года назад клятвенно обещала как только, так сразу и отношения оформить и детишек нарожать. Там, как получится, но штуки две с гарантией. - Коля,- обратилась, к нему, раскрасневшаяся от танцев Галка, - слезь с подоконника и магнитофон отдай, а то уронишь. - Не тронь! - хотел было ответить Николай, но не успел. Цепкие Галкины руки забрали двухкассетник, мелькнули подошвы кроссовок и Колька выпал из окна. Молча. Орала только Галка. Не ожидавшие такого окончания праздника однокурстники, немного потолкавшись в дверях, высыпали на улицу. Колька сидел на большой куче мягкого торфа, заботливо приготовленной мосзеленхозом, для завтрашнего разбрасывания. И улыбался. - Коль, ты живой? – спросила Галка, ощупывая будущего мужа и не веря своим глазам и неожиданно свалившемуся из окна своему счастью, - Чего болит?
То ли Колькин ангел-хранитель, вовремя пролетая мимо, успел его подхватить и опустил на торф, то ли это сделали густые ветки дерева - не ясно. Но повреждений не было. Ну, не считать же большим ущербом, начавший наливаться красным синяк по форме напоминающий человеческую пятерню, что говорило в пользу хранителя или тройку-другую царапин, указывающих на дерево.
Николай был раздет, осмотрен и ощупан всеми. Чтоб несколько унять боль от синяка его положили в ванну с прохладной водой. На специальную доску, на которую советские люди ставят в ванной тазы при стирке, поставили лафитник, водку, два блюдца с огурцами и с салатом. Галка уселась рядом на табуретке – заглаживать вину участием.
В дверь позвонили. - Это у вас людей из окон выбрасывают? – спросил, не поздоровавшись, милицейский капитан и шагнул в квартиру, не дождавшись приглашения. За его спиной маячили двое "в штатском" и еще двое в белых халатах. Как оказалось, Колькин полет не остался незамеченным для жильцов дома. Сердобольная старушка, соседка снизу, решила, что Колька не заслуживает легкой смерти за сорванные им бельевые веревки, а за вечерние шум, топот и крики, достоин еще и помучиться – она вызвала скорую. Врачам, видимо, было скучно – они вызвали милицию. Милиционерам тоже было скучно, вот только вызывать им было уже некого – МЧС еще не существовало, а пожарные, наверняка, ушли в отказ по причине отсутствия огня. - Где тело? – задал капитан второй вопрос, взглядом, пообещав присутствующим, лет по пять тюрьмы за сокрытие преступления. - Здесь тело, в ванной лежит, - сказала Галка, указывая направление. - Кто разрешил убрать? – капитан запнулся. Увиденное им тело жевало соленый огурец. - Василич, ты чего приперся? – спросило тело, дожевав и признав участкового, - Водку будешь? - Буду, - выдохнул участковый, - А труп где? Выяснив обстоятельства, откушав грамм по сто, милиционеры откланялись, оставив врача и водителя скорой. - Все вроде в норме, - заявил врач, осмотрев и выслушав несостоявшегося покойника, - Только знаешь, я как медик рентгену верю больше, чем ангелам-хранителям. Одевайся и давай до "Склифосовского" съездим, ну хоть одно ребро-то должно было сломаться.
Приемный покой "склифа", куда привезли Николая и Галку, был на редкость безлюден. Кроме Коли и еще одного мужика лежащего на каталке в ожидании результатов рентгена никого и не было. Пока врачи рассматривали снимки, пациенты разговорились. - Мужик, чего с тобой? - спросил Николай, разглядывая соседа. - Да, шел домой, споткнулся о бордюр, какая-то сволочь фонарь разбила. Темно. Говорят, что две ноги сломал. А у тебя чего? - А я из окна упал… Разговор был прерван появившимися докторами. - Значит так, - сказал один из них, - У Вас, молодой человек, кроме ушибов ничего. Вы можете идти. А вот у Вас проблемы – кость раздроблена. Попробуем собрать. Сейчас прооперируем. - Слышь, парень, а ты с какого этажа-то падал? С первого? – с надеждой спросил мужик с каталки, толкаемой к лифту, - ты скажи… Но Колька промолчал, чтоб не расстраивать. Было бы интересно взглянуть на должностную инструкцию своего ангела-хранителя. А может и не надо?
И, все-таки, некоторые особенности нынешнего нашего постперестроечного застоя расстраивают. Пива – хоть упейся. Любой ларек, любой магазин. Его есть и много разного. Замучаешься выбирать. И именно на конечного потребителя легла организация процесса пития. И выбор. А раньше все проще было: Пиво есть? - так есть, а нет, так нет. Кто марку-то спрашивал? Был выбор где. И ходили слухи, что в этой пивной его разбавляют, а в этой просто на недоливе сидят, как в "Яме". А где соленые сушки дают? Там. А где креветок варят – там, и только, «Пльзень» в парке имени культуры. А крабовых палочек где? Так КПЗ, на киевском вокзале. А вобла где? Нет, это ты уж сам старайся и принеси. А женский туалет? Так в пяти московских пивных есть. А где? Ты что с луны свалился? Автопоилки, опять же были. И много. И у всех свои традиции – как кружку взять и у кого. А сейчас? Одни ответы. И без вопросов. Неинтересно. Попробуйте задать вопрос: «А жигулевское сегодняшнее есть? ». Поднимут на смех, а могут и побить.
Пивная напротив института, а иначе «ПНИ» была всегда, в том смысле, что задумали институт рядом с пивной. Или наоборот, но так уж получилось. Автопоилка. И если посчастливится найти свободную кружку, то чтоб помыть – так мойка. Кто уже забыл, а кто и не видел. Отличные устройства в жестяном навесе. Поставил кружку, повернул «колесико», сработал клапан, и восемь струй воды ее обмыли. Не помню курс, по-моему, второй, а, впрочем, пофигу уже, когда случилось. Шесть человек студентов дождались свободную кружку. На шестерых одну. Послали Мишку мыть. Не повезло ему - то самое «колесико» отвалилось и уже не восемь, а одна струя воды ударила в посетителей. Мишка, конечно, пытался струю «заткнуть», хотя, и вымок первым. Не получалось. Только брызги. И льет на всех. Все друг за друга прячутся. Ему помог один из постоянных посетителей. Он, плечом отстранив Мишку от мойки, и со словами: «Механик ебаный», - руками, привыкшими к металлу, перекрыл центральный кран. Чуть погодя, Мишка наконец-то донес до товарищей кружку, полную пива, и, вытирая носовым платком голову, спросил: "Интересно, а откуда этот тип знает, что мы на механическом факультете учимся?"
Любит наш народ былины русские. Эвон сколько симпатичных мультфильмов наснимали за последнее время "по мотивам". И ходят по родной земле, "непереведенные" еще ей, богатыри, да и враги с нечистью всякой изредка встречаются. Летним вечером прошлого лета мы возвращались из Челябинска в Уфу по федеральной трассе М5 – "Урал". Горная часть М5 узка и извилиста как линия партии, стремящейся к коммунизму. Спуски и подъемы, чередуются или совпадают с крутыми и не очень поворотами. Обгонять ползущие в гору "большегрузы" то можно – то нельзя. Не первый раз ехали, все места гаишных засад известны как свои пять пальцев – где скорость меряют, а где запрещенные обгоны в бинокль высматривают. Проехав все повороты на Златоуст, решили остановиться – покурить на природе, ноги размять – пока светло еще, да и излишек жидкости из организма наружу вывести. Выбрали местечко, где обочина пошире, полянка красивая и дерево одинокое на полянке. До дерева мы не дошли метров пять, как в листве чего-то зашевелилось. - Белка видать, - сказал мой товарищ и поднял с земли сучковатую обструганную палку размером с городошную биту, - сейчас мы ее… - Чего тебе белки плохого-то сделали? – попытался я удержать друга от нехорошего. - Положи палку обратно, - сказала из ветвей белка хриплым басом, - и езжайте отсюда, вы меня демаскируете. Ветки раздвинулись. Белка оказалась среднего размера мужиком в форме сотрудника ДПС. На груди у него висел бинокль, а на правой руке полосатый жезл. - Ладно, все равно темнеет уже, - сам себе сказал гаишник и начал спускаться с дерева. Приглядевшись, мы заметили, что к стволу прибиты "лестничные" планки, в ветвях сколочен дощатый помост, а на помосте пристроена маленькая скамеечка. - Мужики, - обратился к нам капитан ДПС, натягивая, извлеченный из кармана, светоотражающий жилет, - подкиньте до машины, метров пятьсот всего. Здесь как асфальт новый положили народ биться начал, мы теперь за обгонами следим. Пришлось подвезти. Через пятьсот метров действительно обнаружилась "гаишная" машина. Стоящий рядом с ней, еще один капитан разбирался сразу с двумя нарушителями правил обгона. Ну как тут было не вспомнить былину об Илье Муромце и Соловье Разбойнике? И анекдот про первого российского гаишника.
Он шел по Красной площади. Его настроение было просто замечательным: мало того, что он шел по Красной площади, неся в кармане долгожданный российский паспорт, так еще и штамп "о регистрации" в этом паспорте мог вызвать легкий ступор у любого москвича. Он шел, выискивая взглядом, какого-либо завалящего милиционера, желающего проверить его регистрацию, – пусть еще хоть кто-нибудь улыбнется этой шутке. Шутить он любил. Не то чтобы судьба располагала его к шуткам, скорее она сама шутила над ним по-черному. В юности, окончив пермский строительный техникум, он уехал по распределению в Узбекистан. Тогда же, что в Перми, что в Узбекистане была одна советская власть, только в Узбекистане теплее и яблок больше. Работал он там до пятидесяти лет – по служебной лестнице до главного инженера строительного треста поднялся. Женился, квартиру получил, когда дочь родилась, дачу какую-никакую построил, сад вырастил. Только тут советская власть вместе Советским Союзом кончилась. Неожиданно. И стал он в Узбекистане не нужен. Не нужен, до такой степени, что зарезать обещали, если не уедет. Так и уехали, оставив все нажитое. Хотя ехать-то, по большому счету и некуда было: ни друзей, ни родни в России не было. Года полтора мыкались беженцами. Пермь, Пенза, в конце концов, в Уфе работа подвернулась. Не главным инженером, конечно. Разнорабочим. Ну, и это ничего: во-первых, он за полгода из разнорабочего начальником участка стал, а, во-вторых, жилье все-таки – сначала прям на объекте, потом общежитие квартирного типа, потом дом собственный в поселке Москово построил: стройматериалами фирма помогла, а строил-то сам, конечно. Так и жил, и шутил, естественно, постоянно, характер такой – ничем не сломаешь. Внуки с ним жили. Он, тогда, чтобы настроение жене поднять, внуку-первокласснику старую байку рассказал, как служил в годы гражданской войны на секретной подводной лодке. И как ходила та подводная лодка по подземным рекам Урала, помогая Чапаеву громить Колчака и Корнилова, тоже рассказал. Посмеялись. Он же не думал, что внук это в школе перескажет. Учительнице. А она к ним домой придет, правду о гражданской войне послушать. Эт ничего еще. Зимой решил семью свежей рыбкой побаловать, сел на свой УАЗ и поехал на речку Белую с притоками и старицами рыбаков искать. Купил два ведра разной рыбы. Только, когда обратно возвращался, колесо пробил, аккурат напротив болотца одного, большого, но мелкого, сантиметров сорок воды – зимой насквозь промерзает. Кузов открыл, запаску достал – меняет. Тут его другие рыбаки нашли, они, неместные, место искали, где клюет лучше. Остановились рядом, рыбу в кузове увидели, и спрашивают, где наловил, мол. Он и показал на то болотце. Рыбачки по льду метров на сорок от дороги отошли, разложились, и бурить начали. А он колесо еще быстрее менять начал. - Слышь, мужик, - говорят ему рыбаки, - ты точно здесь ловил? А то мы уже до земли добурились, а воды нет еще. - Неее, не здесь, вы еще метров на сто отойдите, - он им ответил, - а то вдруг догоните. Последние слова он, правда, не очень громко сказал. Пробитое колесо только в кузов закинул и уехал. Не знаю, как те рыбаки, а все смеялись, когда он рассказывал. А еще, два соседа, заядлых охотника, ему пять ночей участок сторожили с ружьями. Он им сказал, что на простые петли восемнадцать зайцев, за одну ночь, на том участке, "взял". И зайцев ведь показал, что интересно. Они же не знали, что он этих зайцев у других охотников "занял", на день всего, похвастаться. Соседи, конечно, обиделись, но сами и посмеялись потом, когда он для примирения два литра белой выставил. Ну, вот и милиция показалась, на Красной площади без регистрации долго не погуляешь: "Предъявите, - говорят, - Вашу регистрацию, гражданин". Он паспорт посмотреть отдал – очень ему интересно было, как они отреагируют. Соседи по купе в поезде очень уж смеялись, когда он им паспорт показывал. Там, в паспорте, так и написано: "зарегистрирован по адресу…". И штамп стоит: "Московский сельсовет". Поселок-то – "Москово" назывался. Впрочем, поселок и сейчас так называется. Дома у него только теперь там нет. Он его продал. Продал, через шесть лет после поездки в Москву. За год до этого опухоль у него нашли. Почку вырезали. Не помогло только. Когда врачи сказали, что жить ему месяц осталось, он дом и продал. Квартиру дочери в Пензе купил. На своем характере прожил там не месяц – год еще. Я его за месяц до смерти видел. Он и тогда шутил, сам не смеялся только - больно было смеяться. Постскриптум: Просьба есть. Когда в обсуждении ругаться будете, вы автора ругайте, а не того "о ком написано": не сумел, значит, автор донести чего хотел до читателей.
Маленький магазинчик, в соседствующем с нашим зданием, небольшом жилом доме, назывался "Прокат". Точнее, никто и не знал, как он назывался на самом деле, но над входом висела, оставшаяся со старых времен, вывеска, выдававшая прежнее его "предназначение". Ассортимент "прокатываемых" товаров был небольшим: водка-консервы, пиво-чипсы, сигареты, шоколадки и макароны. Магазинчик был маленьким – покупателей было не очень много. Зато постоянных. Отношения между покупателями и продавцами сложились какими-то по-деревенски добрыми, на, ничего не значащий, вопрос "как дела?" в ответ можно было услышать длинную историю о детях, мужьях, женах, и прочем знакомом и незнакомом люде. Как-то, во время кризиса 1998 года, мой друг зашел туда за сигаретами. Перед ним отоваривался водитель директора соседнего предприятия: - Ну чего, Юр, твой-то опять в стакан упал? – спросила продавец, укладывая в пакет нехитрую закуску, - третий раз за день заходишь. Какую водку-то брать будешь? Вам же зарплату пятый месяц не выдают. - Да, Вер, только не пятый – шестой уже, - ответствовал покупатель, - подешевле какая есть? - А вот смотри, - Вера извлекла из дальнего угла витрины пыльную бутылку, - самая дешевая, двадцать два рубля всего. - Двадцать два? – растерянно переспросил Юра, - Да нет, не надо. Он мужик-то неплохой в принципе. Ты мне лучше вон ту дай – по двадцать четыре.
Давно, так давно, что некоторые столько не живут, а некоторые, прожив именно столько, считают себя людьми зрелыми и познавшими мир, мы с моим приятелем и однокурсником Ванькой подрабатывали внештатными фотокорреспондентами одной московской и комсомольской газеты. В начале зимы Ванька, утром, пропустив две первые пары, отправился в редакцию на разведку. Чуть опоздав, на следующую за ними, лекцию по физике, Ванька подсел ко мне на галерку и зашептал: - Нам задание дали, - Ванькина физиономия светилась довольством, - нужен антиклерикальный фоторепортаж из Загорска. Ты, кстати, не знаешь, что такое "антиклерикальный"? Я приблизительно знал и, незамедлительно, просветил приятеля. - Во здорово, - шептал Ванька, - значит, это надо церкви внутри фотографировать, а я как раз вспышку мощную достал – одни аккумуляторы на пять кило тянут. Завтра едем, завтра у нас научный коммунизм на весь поток и пара семинаров – никто и не заметит, что слиняем. Девчонок с собой возьмем – ты комсорга, я еще кого-нибудь, - Ванька ехидно прищурился, глядя на меня, - о моих, робких попытках, ухаживаниях за нашей красавицей комсоргом знала вся группа, - я уже с ней договорился, она против такой экскурсии не возражает и подругу с собой возьмет. Утром следующего дня мы, нагруженные двумя девчонками и аппаратурой, садились в электричку на Ярославском вокзале. Нам попался неотапливаемый и оттого совершенно пустой вагон, и за два с лишним часа поездки мы замерзли напрочь. Не помогли даже, инициированные Ванькой, народные игры в салочки и жмурки. Немного отогревшись в уличном привокзальном буфете, обжигающим на морозе, кофе, мы быстренько добрались до цели нашего путешествия и будущей "фотонатуры" – Троицко-Сергиевой Лавры. Побродив по тамошнему музею и "нащелкав" всяких предметов монашеского быта (особенно поразил топор для разделки рыбы с полуметровым лезвием), мы услышали колокольный звон – Успенский собор приглашал на службу. - Пошли быстрее, наверное, обедня начинается, - выдал Ванька свои "нехилые" познания в православных обрядах, - там и наснимаем на репортажик. Девчонки повязали, предусмотрительно прихваченные с собой косынки, и мы подошли к дверям собора. Рядом с дверями висела табличка с перечеркнутым красной полосой фотоаппаратом. - Фигня, - сказал Ванька, пряча под куртку фотоаппарат, к вспышке которого тянулись провода от кофра с аккумуляторами, - два раза щелкну и смотаюсь по-быстрому. - Идите-ка вы, братцы, вдвоем, а мы на улице подождем, - наши "девчонки в платочках" решили не участвовать в намечающемся безобразии, - мы потом зайдем, когда вас выгонят. Мы зашли в собор, показавшийся совершенно темным после яркого зимнего солнца. Пел хор, перемежаясь своей разноголосицей с треском свечей и тенором священника. Человек десять верующих, перед алтарем внимали службе, иногда осеняя себя крестным знаменем. Чуть поодаль, непонятного возраста женщина, стоя на коленях, мерно отвешивала поклоны, касаясь лбом пола. Фотографировать мне расхотелось. - Ты чего замерз? – раздался голос друга немного сзади, - снимать будешь или нет? - Что-то не хочется, - тихо сказал я, не оборачиваясь, - да и неудобно, выведут ведь. - Ну ладно, ты как хочешь, а я такую фактуру упустить не могу, - Ванька отошел на пару шагов назад, - Бог не выдаст, свинья не съест. - Очень уместно, высказался, - ответил я, но дальше продолжить спор не смог. В полумраке собора ослепительно сверкнуло. Секундой позже раздался, грохот и лязг, многократно усиленный и отраженный стенами собора, как будто кто-то уронил и прокатил по каменному полу пустую, металлическую бочку. И стихло. Пел хор, потрескивали свечи. Я обернулся – Ваньки не было, как провалился. Чуть постояв, и немного придя в себя от произошедшего, я вышел на улицу, и, оглянувшись на двери собора, неожиданно для себя, первый раз в своей пионерско-комсомольской жизни перекрестился. - Чей это ты крестишься? - съехидничала наш комсорг, - да еще "не в ту сторону", как католик? - Ваньку не видели? – пропустив мимо ушей вопрос, спросил я, - он не выходил? - Не выходил, а чего случилось-то? - девчонки начали волноваться, - никто не выходил, кроме тебя, только заходили. Я огляделся в поисках Ваньки. Из-за угла собора показались две тени, которые, материализовавшись, оказались Ванькой и огромного размера мужиком в черном облачении православного священнослужителя. Ванька виновато улыбался. Они приблизились. - Ну, Вы меня поняли, - басил священник, продолжая начатый разговор, - разрешение на съемку можно оформить или в Москве на Басманной или прямо здесь - в канцелярии. Если вы для распространения православия фотографируете или красоту церкви показать – проблем не будет. - Вы ведь для этого? Для красоты? - он окинул пристальным взглядом нашу четверку и усмехнулся, - О, я смотрю, у Вас скоро свадьба намечается, - священник несколько сбавил официальный тон и смотрел уже на меня и комсорга, - так приезжайте, я вас здесь и обвенчаю. Ладно, извините, недосуг мне сейчас, еще увидимся, - он улыбнулся и, пожав на прощание нам с Ванькой руки, степенно удалился. По дороге на вокзал, Ванька рассказал, что он и не исчезал вовсе. Когда, достав из-под куртки камеру, щелкнув затвором и "вспыхнув" вспышкой, он спешил удрать, то задел ногой, мирно стоявший большой жестяной ящик, для собора свечных огарков (отсюда грохот). В дверях Ванька столкнулся с гигантом-священником, который, немного пожурив, вывел его "черным ходом". У нас с бывшим комсоргом в этом году свадьба. Серебряная. Ванька закончил семинарию и служит в одном подмосковном приходе. Антиклерикальный репортаж, правда, не состоялся. Но мы не жалеем.
"Папа, вышли денег." или "Папа! Вышли денег!!". Какая, спросите Вы, разница? У Мишки портмоне сперли. Когда заходил в тбилисский ЦУМ, было, а когда вышел - уже нет, не было. Нехорошая все-таки это привычка: деньги с документами в одном месте хранить, особенно если это "место" в задний карман джинсов засовываешь. Тем более, что лето на дворе и карман под шубу не спрятан. Паспорт, деньги и аккредитив на сто рублей, который ему заботливые родители с собой дали, когда он на практику в Грузию, на ПО "Азот" собрался – все сразу и кончилось. Плохо в чужом городе без денег и документов, расстроился Мишка. Нет, ну мы ему сразу сказали, чтоб не расстраивался – друзья рядом, пропасть не дадут. Но он все равно расстроился и даже в депрессию впал ненадолго – минут на тридцать. Потом ему мысль в голову пришла, что можно родителей попросить, чтоб денег выслали. Телеграфом. Самому на почту идти "влом" было, депрессия все-таки, так он Валерку попросил, тот все одно на почту собирался, чтоб телеграмму дал: "Папа, вышли денег". Валерка, как человек творческий и, более того, сообразительный решил не оскорблять Мишкиных родителей такими банальностями и немного текст переделал, как потом выяснилось. И не сказал никому. Доложился только: отправил, мол, телеграмму, жди денег. Следующим утром мы только на завод собираться начали, как за Мишкой из заводоуправления машину прислали – тебя, говорят, родители из самой Москвы ищут, беспокоятся, самому директору звонят и лично тебя требуют. Мишка съездил, поговорил и совсем обрадовался – ему сразу двести рублей выслали. Только отец его очень долго про здоровье спрашивал. Мы только в Москве поняли: насколько Валерка личность творческая и, не побоюсь этого слова, - засранец. Мишка телеграмму в институт принес и долго за Валеркой гонялся. Телеграмма была "поздравительной": к открытке, на которой слон передними лапами на цирковой арене шар катал, и медведь на задних лапах конфету у дрессировщика выпрашивал, были приклеены неровные телеграфные строчки: "Дорогие мамусенька и папусенька, поздравляю с новым годом! Ваш Мишутка."
Большинство мужчин, дожив до 25 лет и не женившись, начинают испытывать некоторое давление со стороны своих мам: - Когда ты, наконец, женишься? Что, я так и не дождусь внуков? А вот у сына Веры Павловны уже двое детей и прекрасная жена. Мише уже исполнилось 33, и он был холост, как легендарно-придуманный выстрел Авроры по Зимнему дворцу. Его друзья и подруги давно уже отбросили попытки помочь Мишке обустроить браком свою личную жизнь, и даже его мама все реже и реже задавала ему сакраментальный вопрос: "Когда же...!?" Нельзя сказать, что Мишка испытывал какие-то затруднения в общении с противоположным полом, скорее наоборот - с его внешними данными, обаянием и умением поддержать любую беседу от обсуждения вкуса вчерашнего бутерброда с килькой в ближайшей рюмочной до Пикассо с Генделем и Стравинским, отбоя у него не было от баб, как говаривал его интеллигентный папа-профессор. Как-то субботним утром, двадцать с лишним лет назад, когда Мишины родители собирались на дачу в Подмосковье, мама спросила: - Миш, ты вроде бы на работу сегодня собирался заехать? - Да, мам, собирался, - ответил Мишка, - проект срочный, надо немного поработать и в выходные. - Миша, а ты месяца два назад говорил, что купил курицу в заказе? - продолжала мама. - Угу, купил, - буркнул Мишка, начинающий понимать, что поездка на работу кончится не совсем, так как он планировал, - А что? - Ты ее забери и приезжай вечером на дачу. - Ладно, мам, обязательно. На работе Мишка прикрепил к кульману чистый лист ватмана, подточил грифель цангового карандаша и вспомнил о курице. Отложив инструмент, Миша направился к холодильнику и храбро распахнул дверцу. Одинокая курица, в позе с трудом поддающейся объяснению, вмерзла в изрядное количества льда, образовавшегося в морозильной камере за два месяца ее зимовки. Курица? Да курица. Тому, кто не видел советских кур, прозванных народом синей птицей после выхода на экраны одноименного фильма, объяснять бесполезно, а тому, кто видел и даже ел, мне стыдно напоминать, но я все равно попробую описать это чудо социалистического птицеводства: тощая шея, увенчанная головой с клювом открытом в предсмертном крике, длинные и тонкие когтистые лапы, торчащие из тощего туловища синеватого оттенка, крылья, распахнутые в борьбе за жизнь - песня, а не птица. Вот такая песня и вмерзла в лед нашего лабораторного холодильника, предварительно раскорячив конечности по углам морозилки. - Цып, цып, - позвал Мишка и потянул курицу на себя. - Угу, ща, - скрипнул холодильник и не отдал. - Надо было положить ее в пакет, - подумал Мишка и потянул сильнее, сдвигая холодильник - здоровья у него было хоть отбавляй. - Ну-ну, отдай, сволочь, - Мишка уперся в холодильник ногой и потянул еще сильнее. В этот раз начали деформироваться крепления морозильной камеры. - Пожалуй, сломаю нафиг, - подумал Мишка, - надо размораживать. Мишка отключил холодильник от сети и сел за кульман. Часа через два он опять вспомни про курицу и подошел к холодильнику. Двухчасовая разморозка результатов не дала - на птичке только-только показались первые капли оттаявшей воды. Мишка ковырнул курицу скальпелем для заточки карандашей - от курицы отделился крошечный, замерзший кусочек. Мишка ковырнул настойчивей, отделив кусочек чуть больше. Задумавшись, он сунул этот кусок рот и тут же сплюнул, опомнившись. Кормить родителей и есть самому куриную строганину, в Мишкины планы не входило, и надо было что-то делать. Пораскинув мозгами, Мишка нашел техническое решение проблемы: он поставил один стул на другой, сверху положил справочник "Лощинского-Толщинского", три тома Анурьева и установил тепловентилятор, направив струю теплого воздуха на металл морозильной камеры. Прошло два часа. Набросав на бумаге контуры еще одного узла, Мишка опять подошел к холодильнику. В этот раз курица согласилась выйти наружу. На курице намерзло льда более ее веса, все еще не оттаявшие, куриные ноги торчали в разные стороны, к одной из ног примерзла шея. Курица напоминала вмерзшую в лед художественную гимнастку, севшую "на шпагат" и склонившую голову к одной из ног. Пора было отправляться на дачу. Взглянув на часы, Миша понял, что его давно ждут родители и, наверное, волнуются. В старом профессорском дачном поселке, куда Мишке предстояло отправиться, телефон был один - у Веры Павловны, академической вдовы и маминой приятельницы. Наши известные органы, в 1937 году, увезя мужа Веры Павловны в неизвестном направлении, зачем-то оставили ей телефон на даче. Вере Павловне тогда повезло: остальные телефоны из поселка увезли в том же году вместе с хозяевами. Миша набрал номер: - Здравствуйте, Вера Павловна, - сказал он, - Вы не могли бы передать маме, что я скоро буду и привезу, что обещал. Надо сказать, что история умалчивает: то ли Мишка настолько сроднился с курицей и употребил местоимение "мы" вместо "я", то ли старенький телефон исказил сказанное, то ли Вере Павловне просто послышалось. Наверное, все-таки послышалось, а послышавшись еще и осмыслилось. В общем, Вере Павловне послышалось, что Миша едет не один. Вспомнив сетования подруги на Мишину холостяцкую судьбу, и сопоставив их с услышанным "мы", она решила, что Миша везет к родителям свою невесту. Надо сказать, что Вере Павловне можно только позавидовать - всем бы иметь такую способность к дедуктивным рассуждениям в семьдесят лет. Порадовавшись за подругу, Вера Павловна одела лучшее старенькое платье и отправилась с радостной вестью. Вообще-то, Мишкины родители жили в домике соседствующим с домиком Веры Павловны, но то ли она немного заблудилась, то ли радостные вести имеют свойства распространяться быстрей событий, но весь поселок узнал о предстоящей Мишкиной женитьбе гораздо раньше Мишкиных родителей. В это время Мишка уже продолжал борьбу с курицей в электричке. Зловредный зверь, завернутый Мишкой в лавсановую кальку, громко шуршал, пытался холодной лапой потрогать теплые женские ноги и попы, немилосердно тек, и цеплялся за все, что попадалось. Обмяк он только в конце пути. Приодевшиеся родители встречали Мишу возле калитки. Из-за заборов на него смотрели любопытные соседские глаза. Особенно много глаз смотрело с участка Веры Павловны, устроившей у себя наблюдательно-командный пункт. - А где? - спросила Мишу мама и осеклась, смотря за Мишину широкую спину. - А вот! - Миша протянул маме авоську с курицей. Я не знаю, что ожидала увидеть в авоське мама, но заглядывала она туда с какой-то надеждой в глазах. Заглянул туда и Мишин папа. - Ну, мать, я же говорил, что Мишка таких сюрпризов не устраивает, а ты: "Вера Павловна, Вера Павловна", - тьфу, сплетница старая. Папа расслабил узел галстука, снял пиджак и пошел в дом переодеваться.
Есть люди, встречаться с которыми противопоказано природой. Вот, вроде, и вы человек неплохой, и он, наверное, тоже ничего, а если совместить вас в пространстве - одни неприятности. И для вас обоих, и для окружающего "пейзажа". Конецкий в одной книжке назвал это несовместимостью, добавив слово "психологическая". Может быть, и психологическая - судите сами. Так сложилось, что мне и моему водителю пришлось прожить полтора месяца в Челябинске безвылазно, контролируя изготовление заказанных металлоконструкций укрытий ГПА. Я не очень люблю гостиницы, и мы сняли двухкомнатную квартиру на третьем этаже семнадцатиэтажного дома недалеко от завода. Перед самой поездкой любимый ноутбук, приказав долго жить, отправился в гарантийный ремонт и мне, для работы, пришлось захватить из Уфы настольный компьютер. Так и получилось, что в Челябинск мы прибыли вчетвером: я, мой водитель - Игорь, компьютер и автомобиль Ниссан Патрол. Первый раз нашу "несовместимость" мы встретили во дворе дома, пытаясь припарковать автомобиль у подъезда, медленно въезжая задом в пространство дворика. Несовместимость, приняв вид сухонького, небольшого роста мужика в парусиновой кепке и пенсионном возрасте, копалась под капотом удивительно рыжего 412 Москвича. - Здорово, отец, - приветствовал мужика Игорь, опустив тонированное стекло, - ты не подскажешь мы еще можем назад сдать, там ничего не мешает? - Да нет, езжайте - пусто там метра на два еще проехать можно, - уверенно ответил мужик не вынимая головы из-под капота Москвича. - Бздынь, - раздалось сзади нашего автомобиля и мы пошли смотреть на что наехали. - Отлично заякорились, - почему-то сказал Игорь, не имеющий никакого отношения к флоту, обнаружив, что торчащая из асфальта арматурина проткнула правый фонарь. Припарковав таким образом машину, мы достали из нее свой скарб и пошли к подъезду. Я почти уже дошел до дверей, но неожиданно завизжал стартер, громко зачихал и закашлял двигатель - в глушителе явно была пара-другая отверстий, не предусмотренных конструкцией. Я обернулся на звук, не заметил небольшую ступеньку, споткнулся и приземлил 21 дюймовый монитор на экран, сверху крепко добавив монитору собственной головой. - Блять, - естественно вырвалось у меня. Но совсем не от того, что я ударился головой, а от того, что мне в спину аккуратно вошел острый угол системного блока - Игорь, обернувшийся на звук Москвича, тоже не заметил ступеньку. Следующим утром мы проснулись от звука воющего стартера, доносившегося из открытого окна. Наша "несовместимость" продолжала ремонтировать Москвич. Была суббота и выходной, выгнанный стартером сон восстанавливаться не пожелал, и мы, позавтракав, отправились каждый по своим делам. Игорь уехал на другой конец Челябинска выкупать совершенно случайно оказавшийся в наличии правый задний фонарь, а я - в ближайший компьютерный магазинчик за новым монитором. Мне повезло: магазин, действительно, оказался недалеко - около километра, мониторов там было достаточно, один плоский мне особенно понравился и был тут же куплен у очень вежливого и внимательного продавца. Испорченное ранним пробуждением настроение у меня улучшилось, что, видимо, и явилось причиной моего "захода" в небольшой отдел спорттоваров в промтоварном магазине. Видите, я вполне внятно могу объяснить почему я зашел в спорттовары. Я только до сих пор не могу понять, а тем более объяснить, нафига мне, уже держащему в руке коробку с монитором, пришло в голову покупать две двухпудовые гири за километр от дома и без машины. Нет, я б еще понял, если бы я купил одну гирю - одна рука у меня была свободной, но две? В общем, то ли я слишком сильно приложился головой об монитор накануне, то ли слишком сильно у меня болела поврежденная системником спина. Но я думаю, что все из-за того, что выходя из подъезда, я почему-то поздоровался с мужиком в парусиновой кепочке, чинившим старенький москвич. Вы пробовали тащить два двухпудовика и коробку с монитором? Когда я добрел до подъезда, я мог думать только об одном: лифт просто обязан довезти меня на слишком высокий для пеших походов третий этаж. Двери лифта закрылись перед моим носом. Лифт уехал куда-то вверх, но я успел заметить, что увез он того самого мужика в парусиновой кепочке. Назад лифт не вернулся. Я ждал пятнадцать минут, тыкая в кнопку вызова и нервно постукивая ногой в двери шахты. А он не вернулся. Гири и коробку с монитором я затаскивал на третий этаж по очереди. Прошла неделя. Мы привычно просыпались утром от звуков визжащего стартера и чахоточно кашляющего двигателя. Каждое утро и каждый вечер мы видели сухонького, небольшого роста мужика в парусиновой кепке и пенсионном возрасте, копавшегося под капотом удивительно рыжего 412 Москвича. В следующую субботу, разбуженный 412 Москвичом, я мыл окна на кухне. Заводские районы Челябинска вообще удивительно пыльное место, а тут еще и цементный завод недалеко от дома. Солнце еле пробивалось на кухню через пыль, въевшуюся в стекло, Игорь чистил картошку на обед, а я тер стекла найденной тряпкой смоченной каким-то правнуком нитхинола. За окном опять завизжал стартер и особенно громко зачихал двигатель - глушитель решительно навсегда. - Да когда же ты угомонишься, зараза, - пробурчал Игоряха, и кинул в открытое окно небольшой картофелиной, рассчитывая попасть в Москвич. После того, как утих звон разбитого стекла в "открытом" окне, которое я успел закрыть за минуту до подлёта картофеля, от кухонной мойки донеслось восторженное: - Шеф, а ты, оказывается офигенно моешь стекла: ничерта не видно, что окно открыто. Гм. Я тут зеркальную мастерскую видел поблизости. Пойду спрошу есть ли у них оконное стекло. Стекло у них было. А вот в понедельник мы проспали. Наш "будильник" не появился на привычном месте. Москвич стоял на обычном месте, а мужика не было. Не было его практически месяц: почти до самого нашего отъезда. Дней за пять до того как покинуть город я, наконец, заметил знакомую парусиновую кепочку. Мужик, как обычно, стоял рядом с Москвичом, капот был поднят, но он не ковырялся в машине, а просто смотрел. - Интересно, - подумал я, глядя на кепочку, - где ж ты пропадал-то? Мужик обернулся на мой взгляд, посмотрел мне в глаза и грустно и тихо сказал, непонятно зачем: - Инфаркт вот. В больнице был. Сегодня разрешили домой сходить. Этого мужика я больше не видел, хотя и заезжал в тот двор, бывая в Челябинске. Москвича 412 во дворе тоже видно не было. А тогда, за день до нашего отъезда асфальт возле подъезда был в еловом лапнике и гвоздиках, но наша практически новая и очень ухоженная японская машина завелась только после получаса ковыряния с предохранителями и ещё какой-то фигней, так что я думаю: хоронили вовсе не того мужика. Вот и ответьте мне на вопрос: психологическая это несовместимость или еще как?
Давно хотел написать про дерьмо, но как-то побаивался. Побаивался, что окажется "баяном". Побаивался даже тогда, когда анекдот про тещу и два порванных баяна не занимал лидирующее положение в разделе "повторные анекдоты" сайта "Анекдоты из России" из-за его, сайта, отсутствия, а программу "Розыгрыш" еще не показывали. Тогда вообще мало чего показывали: один художественный фильм до программы "Время" и один после.
В секретном научно-конструкторском бюро работали два человека: Николай Александрович и Юрий Александрович. Нет, конечно, в этом КБ человек работало больше чем два, но их представлять я не буду - пусть остаются секретной массовкой. Николай Александрович человеком был вовсю положительным и педантичным. На работу никогда не опаздывал, раньше не уходил, но и не перерабатывал, ибо точен был, - как арифмометр. Вот даже если в библиотеку поедет и у него будет возможность на работу вернуться за пять минут до конца рабочего времени - он вернется. И уйдет через пять минут. Такой человек положительный. Всю работу знает, всю работу делает. Зануда только. Он даже пил занудливо. Должен же быть у человека хоть какой-то недостаток? Вот он и пил. До зеленых занудливых чертей. А какие еще черти у зануды? Только занудливые. Но даже эти зеленые не могли помешать Николаю Александровичу на работу на пол часа раньше всех приходить, чтоб не опоздать. Такой человек. Юрий Александрович был бы полной противоположностью Николая Александровича, если не одно "но": Юрий Александрович тоже любил выпить. Но черти к нему приходили веселые, хотя, как и у Николая Александровича, того же цвета.. Как-то один из знакомых Юрия Александровича вернулся из Парижа (ей-ей не вру), где ошивался несколько лет, подвизаясь на ниве дипломатии. Я не знаю, чем этому дипломату досадил Юрий Александрович: может не дал списать задачку по русскому, а может упражнение по физике, только в качестве подарка дипломат привез ему кучу дерьма. Не настоящего, конечно, а купленного в Парижском магазине шуток, синтетического. Но дерьма. Даже вот так: Дерьма с большой буквы. Одно из двух: или, изготовивший эту кучу, художник любил дерьмо, или свою работу. Если бы за изготовление синтетического дерьма давали премию имени Альфреда Эмануэльевича, то художнику надо было давать две - так натурально получилось. К куче прилагался пульверизатор с запахом. Я за давностью лет не помню, чем Николай Александрович провинился перед Юрием Александровичем, но когда он, как всегда, на полчаса раньше всех, открыл дверь своей конструкторской лаборатории, то кроме знакомых ему кульманов фирм Рейс и Кинекс, он увидел кучу дерьма. Внутри закрытой и опечатанной по всем правилам секретной лаборатории у двери с электрическим и механическим кодовыми замками. И запах еще. Возможно если бы на месте Николая Александровича оказался другой человек он отреагировал бы по-другому. А Николай Александрович был с бодуна. Николай Александрович прикрыл дверь и отправился в мужской туалет и этажом ниже за совком и веником. Через пять минут он вернулся. Дерьма не было. Мало того, что дерьма не было, так в лаборатории кипела работа: кто-то чертил, кто-то обсуждал варианты скользящих посадок, кто-то ругался из-за стыреного ластика. На Николая Александровича, равно как и на совок с веником в его руках никто внимания не обратил. Постояв пару минут в дверях, и зачем-то пошкрябав носком ботинка паркетный лак в месте бывшей кучи, Николай Александрович вздохнул и отправился в мужской туалет и этажом ниже относить совок и веник. Когда он вернулся... Впрочем уже понятно: в лаборатории не было ни души, а куча дерьма лежала на прежнем месте. Возможно если бы на месте Николая Александровича оказался другой человек он отреагировал бы по-другому. А Николай Александрович был с бодуна. Николай Александрович прикрыл дверь и отправился в мужской туалет и этажом ниже за совком и веником. Через пять минут он вернулся. Дерьма не было... Когда Николай Александрович принес совок и веник в четвертый раз, он не смотрел ни на кого. Он подошел к своему сейфу, открыл его, достал бутылку коньяка "Дербент" и стакан. Налил до краев, выпил. И ушел. Ушел относить совок и веник. Когда он вернулся дерьма не было. Запаха не было. Люди были. Начался рабочий день и людям надоело время от времени прятаться за кульманами и под столами. Шутки кончились. А программа "Розыгрыш", второе значение слова "баян" и многое другое еще не появились.
Теперь самое интересное. Как я уже рассказывал, в комплекте с муляжом был маленький баллончик с запахом. Очень, надо сказать, естественным. Все обратили внимание, что если спрятать муляж, то запах исчезал практически мгновенно. Оказалось, что лучше всего пошутили французы (или кто там делал муляж): жидкость из баллончика не пахла вообще ничем и оказалась дистиллированной водой. Так уж устроен человек: видит дерьмо и чувствует запах даже если ничем не пахнет.
Петрович руководил одним из ЛПУ МГ ОАО "Газпром". За, исполнившиеся ему, шестьдесят лет он прошел огни, воды и трубы, причем трубы, перед тем как пройти, еще и построил в большом количестве, ибо начинал будущий Газпром в числе первых. Начальником Петрович был от бога: управление свое знал до последних штуцеров и гаек, как мог обеспечивал подчиненных жильем, зарплатой, "путевочными" льготами и медобслуживанием, построил в поселке школу, лучший в республике детский сад и даже роддом. Не на свои же строил, спросите? Да не на свои. Но "выбивал фонды", организовывал стройку, смотрел за нами - подлецами-подрядчиками именно Петрович, а это немало.
Петрович и сейчас мужик жесткий и требовательный, когда на пенсии, а уж тогда - я уж не знаю как и объяснить. Ненавидел он лентяев и бездельников лютой ненавистью. Как всякий руководитель советской поры Петрович их сначала перевоспитывать пытался, а не получалось - шугал и гнобил по-страшному и боялись они его как огня на своем производстве. Они даже своих ленивых детей им пугали, рассказывая про Петровича людоедские истории, а уж новых сотрудников пугать начальником - сам бог велел. Запуганная таким образом Ольга, только-только устроившаяся в строительную группу ЛПУ, совсем не удивилась, когда какой-то "шутник" заявил ей, что на ЛПУ существует график, по которому все женщины коллектива ходят к Петровичу домой доить корову. Петрович де корову недавно купил, а самому доить в лом, жены нет - разведен, вот он барщину и устроил. Ольга вообще-то девка боевая, себя в обиду не даст, она даже прорабом на стройке работала, но. Но так сложилась судьба, что ее, выскочившую в свое время замуж за красавца-танкиста, муж увез служить в таджикский Ленинабад, а уж из Ленинабада их попросили сразу, как только советская власть с дружбой народов кончились. Детей еще двое маленьких. Беженцы в общем. И на трудную судьбину несмотря, Ольга собрала остатки мужества и отправилась к Петровичу, если не протестовать, то хотя бы сказать, что коров она доить не умеет. - Петрович! - начала Ольга с порога кабинета, но фразу не закончила и неожиданно для себя заплакала. Петрович, который если что не любит больше лентяев, так это женских слез, встал из-за своего начальственного стола, Ольгу от двери отвел, усадил, всучил свой белый накрахмаленный платок, водички в стакан налил. Самому любопытно, конечно, чего это новая сотрудница к нему поплакаться пришла, но видит, что толку не будет пока не успокоится. - Пииитровииич! - говорит, Ольга скворь слезы и вслипывания, - Я не умею доить корову. Петрович давно начальником. К нему люди со всякими проблемами приходили. Он даже и не удивился совсем. - Ничего, - говорит он, успокаивающе ласково, - дело несложное, научишься. Не стоит так переживать-то. - Пииитрович! - продолжает плакать Ольга, понимая, что ей не отвертеться от дойки и от этого расстраиваясь, - я никогда не научусь доить корову. Петрович, вспомнив, что у Ольги двое маленьких детей, что они беженцы, что у нее еще и муж танкист, уже точно решил: Ольга купила корову чтоб кормить детей и мужа, а доить не умеет и ревет именно по этой причине. Надо помочь, еще решил Петрович, и успокоить. - Научишься, научишься, - продолжил он свою речь, - все просто, я попрошу - тебе помогут, первое время, а потом и сама и привыкнешь. Ольга, которой совсем не улыбалось "доярочная" работа по совместительству, постепенно успокаивалась, вытирала слезы, но начинала злиться. - Петрович! - заявила она неожиданно твердым голосом, - я повторяю: я не умею доить корову, я не буду доить корову. - Оля, - Петрович наконец-то вспомнил, как зовут новую подчиненную, а заодно кое-что из коровьей анатомии, - если корову не доить, она умрет. - Причем в муках, - вспомнив еще животноводческих подробностей и про большую Ольгину семью, добавил Петрович, - жалко ведь животину, да и семья без еды останется. - Как без еды? - удивилась Ольга, - Вы что, меня из-за своей коровы с работы выгоните? - Не выгоню, конечно, но выговор я бы тебе за жестокость влепил, если бы право имел, - Петровичу действительно стало жалко обреченную корову, но людей он любил больше животных, - но корову ты продай, раз доить не хочешь. - Как это я продам вашу корову? - Ольга перешла в наступление, почувствовав в начальнике слабину, - Вы сами ее продать должны и сотрудников больше не заставлять за ней ухаживать. - Постой, каких сотрудников продать и какую корову ухаживать, - опять не понял Петрович, - толком объяснить можешь? - Мне сказали, - Ольгины слезы уже совсем высохли, - что завтра моя очередь доить вашу корову. По графику. А я не умею и не буду. А вам лучше ее продать и людей не мучать. - Теперь понятно, - фыркнул Петрович, - у меня нет коровы. Графика тоже нет. Шутники есть. Кто, говоришь, тебе про график сказал? Хотя, неважно. Делаем так. - Петрович отошел от Ольги и уселся в свое кресло, - у тебя сарай же есть? Есть. Я эти проекты с хозпостройками сам выбирал. Сарай есть, корову с сеном я тебе организую к вечеру. А ты передай шутникам: Петрович свою корову тебе подарил, график дойки отменил - теперь шутник ее постоянно доить будет. Передай обязательно и скажи, что я утром проверять приеду. Можешь идти. И Петрович, никогда не бросавший слов на ветер, стал звонить директору ближайшего "колхоза", чтоб договориться о месячной аренде коровы. Месячной потому, что Ольга корову доить не умела, а больше месяца дойки - слишком жесткое наказание даже за такую шутку.
В детстве у всех есть мечта. Когда Сашка был маленьким, кто-то мечтал о вещах совершенно приземленных, и сразу как вырастет хотел стать космонавтом, пожарником или библиотекарем, а кто-то наоборот мечтал о высоком и думал, что будет гаишником, товароведом, или, на худой конец, какой-нибудь валютной проституткой. Сашкина детская мечта выпадала из общего ряда напрочь. Сашка мечтал о Государственной премии. Вот сделаю чего хорошего для страны, мне дадут Государственную премию и можно будет купить много фруктовых мороженых по семь копеек и еще останется маме на платок. Зачем маме платок Сашка тогда не думал, но во всех смотренных им кино матерям дарили платки, а они в ответ плакали. От радости.
Шло время. Сашкины сверстники давно забыли про свои мечты, забыли про космонавтов и проституток. Сашка про Государственную премию помнил. Он очень хотел чтоб его наградили Государственной премией. И не только хотел - он действовал. Он окончил институт и пошел работать в оборонку только потому, что в оборонке Государственные премии давали чаще чем, например, в сельском хозяйстве. Может быть меня поправят сельские труженики и скажут, что это не так, может быть, - это не главное. Главное то, что Сашка работал хорошо. Он думал, что за плохую работу премии не положены. Тем более премии Государственные. Только Сашке не везло с премией. Нет, он всегда на переднем крае, он всегда впереди затыкает все дыры и всегда это лучше всех у него получается. А с премией Сашке не везло: обязательно находился кто-нибудь кому эта премия больше чем Сашке положена. Облом за обломом. Сашка не унывал. Время есть работаю хорошо, - думал он, - не дали сейчас, на другом объекте заработаю. Мечта ведь. Наконец, вроде бы, судьба повернулась к Сашке лицом за этот объект премию должны были дать непременно. И непременно Сашке. Директор ему так и сказал: Вы, Александр Николаевич, первый кандидат на Государственную премию от нашего КБ. Сказал, подписал приказ, направляющий Сашку членом Государственной приемочной комиссии. Чтоб наверняка. Подписал и проводил Сашку объект принимать, т. е. сдавать, или принимать все-таки? Не главное. Главное, что буквально накануне сдачи объекта Сашке позвонили. Позвонили и сказали, что он опять пролетает. Мимо кассы. Потому что у одного генерала юбилей. а значит ему эта Государственная премия важнее и положенней. Гораздо. А еще сказали, что того генерала и еще одного генерала в состав комиссии включили. Ну это понятно: раз объект принимал, в комиссии был значит достоин премии. Директор звонил, между прочим. Сам. Сказал. чтоб Сашка не расстраивался, потому что уж в следующий раз... А Сашка и не расстроился. Он только повел себя несколько странно: взял, сходил посмотрел на этого лысого генерала и поздоровался, взял пару напильников и кусок нержавейки, взял пасту ГОИ и кусок тонкого фетра, взял паяльник и кусок припоя. Со всем этим Сашка уселся в углу номера, закрыл своими широкими плечами свои намерения и ну мастерить. Медлено и вредно. Напильником пошваркает, паяльником подымит, фетром потрет и по новой напильником. Всю ночь просидел. Наутро комиссия на объект пошла. Объект хитрый и опасный. И взрывоопасный, и пожароопасный. Оборудование дорогое, нашей, между прочим, разработки, а лучше иностранного. Чтобы оборудование сберечь во всех зданиях БАПСов понаставили. Нет именно через букву "П" пишется. Потому что БАПС это система пожаротушения такая. С офигенным внутри давлением: там воду пороховым зарядом из емкостей выдавливают и эта вода через форсунки хлещет. Если что. В том смысле, не если что, а когда датчики сработают. Оптические: как сверкнет, не дай бог, так датчик срабатывает и БАПС потоп устраивает похлеще вселенского. Ходит комиссия по объекту, бронедвери все настежь, в цехах все фонарики и лампочки горят - комиссии работу показывают. Даже батареи отопления шпинделяют вовсю - хоть и лето, а котельную тоже испытывать надо. Комиссии жарко. Комиссия потеет. Особенно генералам - им министр еще не разрешил кители снимать с фуражками. А еще генералы в два раза больше потеют, потому что вчера в номере отмечали премию Государственную. Сашка видел, когда здороваться ходил. И вот в одном помещении, где особенно жарко было, генерал не выдержал: фуражку снял и лысину платочком вытер. Так и сверкает лысина. Досверкалась. У БАПСа есть такое свойство, что вода со всех сторон хлещет. Быстро так. Секунды две и метр от пола уровень. Было бы больше - бронедверь открыта, через нее много вытекло. Все мокрые. Совсем мокрые - в БАПСе семнадцать атмосфер давление. Видели на автомойках какими аппаратами машины моют? Так вот это со всех сторон и сильнее. Даже отряхиваться бесполезно. А кого и с ног сбило. Сашка сухой только - он успел за бронедверь спрятаться а потом на нее и восе залез, чтоб ноги не замочить. Все на генерала орут, хотя и не почину - на генералов орать. Орут, лысым хером называют, и журят, что фуражку снял и лысиной сверкал перед датчиками. Генерал молчит, на карачках ползает - фуражку ищет. Только Сашка на генерала не орал. Сашка снял с лацкана и спрятал в карман значок. Блестящий, полированный, самодельный значок с ракетой и надписью. Такие значки многие видели - на дембелях-ракетчиках. Сашка оказывается себе значок ночью делал. Классный значок, только все такие значки выпуклыми делают, а у Сашки вогнутый получился. Зато блестит сильнее и "зайчики" красивые. В общем, Сашка значок спрятал и тихо так мне сказал: "Знаешь, Игорь, ну ее нахуй - премию, не для премий живем". Никто тогда не услышал. Кроме меня. А премию Сашке дали. Государственную. И орден дали. Потом. Потому что жить надо не для премии. Даже если мечта есть. Платок он купил.
За столиком небольшого летнего кафе в скверике что на Большой Грузинской улице в Москве сидели двое. Время было искренне социалистическим, поэтому, несмотря на мажорное происхождение одного и престижную работу другого, они пили портвейн розовый Агдам и закусывали плавленными сырками Волна. Один из них был вечным студентом и сыном секретаря одного курортного райкома. Второй был начинающим, но уже известным спортивным комментатором. Пили они второй день, отмечая события своей жизни и повороты судьбы. Валера, восстановившийся из очередной "академки", поднес к губам стакан с ароматным Агдамом и лихо вылил содержимое внутрь, запрокинув голову. Ему показалось, что в ветвях дерева, под которым стоял их столик, что мелькнуло. Живое и темное. Валера присмотрелся и чуть не уронил стакан - на ветке сидела обезьяна и корчила ему рожу. - Как знал, что надо было брать "три топора", а не эту хню, - подумал Валера, зачем-то взглянув под столик, где ждали своей участи еще три пузыря Агдама, - и не было бы никаких животных в ветвях. - Валера опять глянул на дерево: обезьяна оскалила зубы, почмокала губами и призывно махнула ему лапой. - Гена, - слабым сиплым голосом, спросил Валера вслух, - ты на дереве ничего странного не замечаешь? Вон там... - он тыкнул пальцем в ветки, - нет ничего экзотического? - Ну, что экзотического может быть на московской липе? - пробурчал Гена, - кроме белки разве что. Тут зоопарк рядом... Он взглянул на дерево и замолчал. - А сам-то ты что видишь? - робко поинтересовался Гена после небольшой паузы, мгновенно вспомнив про выпитый вчера Агдам, некстати помянутую белку и забыв про зоопарк. - Бегемота, бля, я там вижу, - пошутил Валера, обрадованный, что Генка тоже заметил животное и это не галлюцинация, - обезьяну, конечно. Глянь как рожи корчит, зараза. - Давай поймаем, - Генка достал из под стола бутылку, налил стакан и протянул его обезьяне, - кыс, кыс, сука. Иди выпьем. - Она Агдам не пьет, наверное, - предположил Валера, - может она есть хочет? - Валера положил кусок плавленного сырка на горбушку черного и протянул вверх к обезьяне, - кыс, кыс, ням-ням, иди сюда падла. На обезьяну попытки друзей не произвели никакого, нужного им, впечатления, Она корчила друзьям рожи, всем видом показывая что Агдам и плавленные сырки Волна пища не обезьянья и ее не интересующая. Зато эти попытки с протянутыми к небу стаканами и бутербродами живо заинтересовали помятого мужичка, сидящего за соседнем столиком. Обезьяну ему видно не было, а друзей, и даже портвейн под их столом, видно было преотлично. - Ребята, а вы чего? - полюбопытствовал мужчина, - вы чего это, а? - Отвяжитесь мужчина. Не видите, молимся мы? - ответил находчивый Генка, и уже Валерке сказал: - Валер, мы ее так не поймаем. У меня дома сетка есть волейбольная и бананы. Я за сеткой схожу, а ты обезьяну покарауль. Если куда побежит по деревьям ты мне на асфальте стрелочки рисуй, - Генка достал из кармана, неизвестно зачем там очутившийся школьный мелок, и, положив его на стол, ушел за сеткой и бананами. - Это, как в "Казаках разбойниках", да? - спросил вслед Валерка, и, вспомнив, что большая свежая надпись на стене его подъезда: "Валерка - дурак" была сделана именно мелом, добавил, - сука. Мелок не понадобился, как, впрочем, и сетка. Обезьяне, видимо, или нравилось наблюдать за редкими дневными посетителями кафе, или дерево было очень удобным, но она оставалась на месте все те пятнадцать минут, которые отсутствовал Генка - он жил в соседнем доме. А еще обезьяне нравились бананы. Нравились до такой степени, что друзьям не понадобилась волейбольная сетка: обезьяна спрыгнула с веток прямо на свободный стул и принялась жевать банан. Явление обезьяны произвело неизгладимое впечатление на того самого помятого мужика. - Услышал господь молитву-то, - мужик протянул стакан к веткам дерева, - обезьяна нам не нужна, мы чего-нибудь нужного попросим, - и забормотал, - Господи, хлеб наш насущный дай нам... Скормив обезьяне все два банана, наши друзья решили продолжить посиделки дома у Генки, чтоб не вызывать в кафе никому не нужного клерикального ажиотажа. Помахав банановой кожурой перед обезьяньей мордой и показав ей пальцами римскую цифру "II", приятели объяснили понятливому зверю, что там, недалеко его ждет целая куча бананов. Генка взял обезьяну на руки, Валерка забрал оставшийся Агдам и они отправились. Долго описывать их посиделки смысла нет - пьянка она и есть пьянка, хоть с обезьяной, хоть с бегемотом. В процессе совместного распития совершенно естественно кончился портвейн, менее естественно кончился французский коньяк, привезенный Генкой, как сами понимаете из Франции, и совсем неестественно кончился Генкин загранпаспорт. Оказалось, что чертова макака любит жевать документы не меньше бананов. Деньги кончились тоже и неэтичный поступок обезьяны решил ее дальнейшую судьбу: приятели решили продать обезьяну на птичьем рынке. Надо сказать, что отношения с обезьяной к тому времени друзья испортили напрочь, ни бананов не паспортов, чтоб подкупить зверя, больше не осталось и обезьяна была посажена в старый Генкин огромный тканевый чемодан ядовито желтого цвета с кучей багажных наклеек разных аэропортов и вокзалов. Когда Генка отвернулся, Валерка, любящий животных больше чемоданов, перочинным ножиком вырезал в ткани чемодана дырку "для воздуха". В полпятого утра друзья вышли из дома и потопали к птичьему рынку. Валерка тащил чемодан, держа его так, чтоб Генка не видел вырезанного отверстия. Обезьяна, как положено любому узнику, сначала протестовала, раскачивая свою чемоданное узилище, потом смирилась и, положив морду на кисти лап, которыми держалась за края дырки, индифферентно рассматривала раннее московское утро. Идти было долго, людей на улицах почти не было, но где-то в середине пути компания налетела на редкий в то время милицейский патруль. Не знаю почему их не задержали. Двое пьяненьких "интеллихгентов" тащат ранним утром большой странно шевелящийся чемодан. Не задержали. То ли из-за Генкиного удостоверения "Гостелерадио", то ли из-за Валеркиной справки "от Кащенко", что он малость "тю-тю", а может из-за имеющейся у мартышки волосатой лапы, но их не задержали и даже проводили к птичьему рынку. Торговлишка не задалась. Обезьяна вела себя плохо, демонстрируя покупателям самые отвратительные стороны обезьяньей натуры. Хорошее, настроение у друзей таяло вместе с надеждой на опохмел. С плохим же настроением, как известно, и слона продать невозможно - не то что мартышку. Торговали, однако, недолго. Неожиданно перед ними "нарисовался" высокий дородный мужчина в шляпе. - Микки, ко мне, - скомандовал мужчина мартышке, и обезьяна мигом повисла у него на шее, расшвыряв своих похитителей как бумажных. Мужик оказался главным архитектором Москвы (сведения я не проверял). Жил он на Большой Грузинской. Обезьяну ему подарили его коллеги - архитекторы из Африки. Крона дерева, с которого приятели сманили мартышку, располагалась напротив форточки и служила мартышке обычным местом для прогулок. История кончилась хорошо. Валерка и Генка, признанные "макаковыми" спасителями, получили вознаграждение португальским портвейном. И правильно: даже курица, отошедшая на пять метров от хозяйского забора считается дикой, а уж мартышку на дереве в центре Москвы домашней точно не назовешь. Хороший конец этой истории чуть было не испортили бдительные тетеньки из ОВИРа, где Генка попытался поменять сильножеванные обезьяной остатки загранпаспорта на новый. Нет, и правильно: никто Генку за язык не тянул, рассказывать тетенькам, что его паспорт был недоеден африканской обезьяной, найденной им на московской улице.
Сашке в бане не везет. Не то что попариться, даже помыться не всегда получается. То на каменку сядет, то подскользнется и упадет, то в бассейн прыгнет, а он без воды. Как-то нехорошо получается, в общем. А началось все в аквапарке. Ну, не в таком аквапарке, который все себе сейчас представляют, а в Уфимском. Он не совсем в Уфе этот процветающий и сейчас аквапарк. Он в Михайловке. Откуда парочка биатлонистов-чемпионов родом. Помните анекдот про то, как сын - российский чемпион мира по биатлону к отцу в деревню приехал? А отец его через месяц попросил не ссать в огороде, потому что картошка с арбуз размером растет, а морковка сама любого зайца запросто схомячить может. Так это точно не в Михайловке было: тамошние биатлонисты с допингом не балуются, а все от чернозему растет. Так вот этот аквапарк на озере расположен. Запрудили разветвленное урочище с ручейком и по берегам построили бани. Лесок, лужайки, озеро и бани. Весь аквапарк. Когда случилось, там пять бань было. Четыре маленьких: на компанию человек на пять-шесть, и большая трехэтажная - человек двадцать вполне. Зимой проруби рубили, чтоб из парилки сразу в прорубь нырнуть. Хорошо. В большой бане горка еще была. Со второго этажа из банкетного зала с камином. Пропил в стене метр на метр с дверцей. Дверцу открыл, на горку вылез (там площадка метра два горизонтальная) и можно прям с горки в прорубь. Хорошо. Но холодно. Холодно чертовски: минус тридцать почти. Поэтому когда кто с горки съехать захочет, на нее несколько ведер горячей воды выливают специально обученные люди. Ну, чтоб лед с горки смыть и чтоб не примерзнуть по дороге. Мы пробовали после бани в прорубь-то. Отличная вещь. Освежает. Холодно только. Поэтому возле проруби специально обученный человек стоит и тулуп на тебя накидывает, когда вылезешь. Ну и лед еще колет этот человек, потому что вода имеет свойство к замерзанию. Так вот паримся все, выпиваем. Кто квас, кто пиво, кто покрепче чего. Демократия у нас на этот счет: не хочешь водки - не пей. Нам больше достанется. И вот, после очередной рюмки кваса, начальник всего этого аквапарка Сашке говорит: - Неправильно ты, дядя Саша, водку ешь, т. е. с горки съезжаешь: ногами вперед. Неправильно. Головой вперед нужно, - так ощущений больше. Сказал и сам к горке шасть. Ему дверцу придержали, водичкой горку полили, он через пропил в стене вылез, лег на живот и башкой вперед в прорубь уехал. Внизу булькнуло. Вернулся минут через десять уже из парилки. - Видел, дядя Саша, как надо, - спросил он, наливая себе из графина, - только я думаю, что москвичам слабо. - Не, это я тебе ща покажу как надо, - ответил Сашка, поднимаясь, - открывайте дверь мужики, я пошел. Сашка отошел подальше для разбега, и. И тут зазвонил его сотовый. Сашка прервал разбег, взял протянутую кем-то трубку и заговорил. Говорил он минут сорок: звонили с какого-то объекта, там чего-то не ладилось. Все уже забыли о Сашке, о том что он собирался научить уфимцев кататься с горки. Все занимались своим делом: кто квас, кто пиво, кто покрепче чего. У нас демократия. Все забыли, а Сашка не забыл. - Открывайте дверь! - завопил он специально обученным людям, когда закончил разговор. И как только лаз был открыт, он прыгнул с разбега. Сашкино тело взвилось в воздух, пролетело параллельно полу пару метров, и, курлыкнув по-журавлиному, вылетело вон. Наружу. Снаружи тело понятным образом осознало, что до наклонной части горки оно не долетит. Падать на обледенелую горизонтальную площадку ему не хотелось и тело дало команду мозгу задержаться в воздухе. Мозг попробовал помахать крыльями, но, вовремя вспомнив, что крыльев у него нет, использовал руки вместо шасси. Для отнюдь не мягкого приземления. - Бум, - вздрогнуло трехэтажное строение, - Бумм, - раскатилось надо озерным льдом эхо. Секунды лежания на льду телу хватило чтоб замерзнуть. Тело сделало два мощных гребка в стиле "брасс" и покатилось с горки, дрыгая ногами в стиле "кроль". В середине скольжения, тело странно изогнулось, кривовато приподнялось, и покатилось дальше, опираясь на ладони и стопы, - горка была покрыта ледяной коростой, ободравшей телу пузо. Наконец горка кончилась и голова тела ушла в прорубь. Бульк? Нет, не "бульк". Не бульк, а "хрясь": голова проломила лицом трех-четырех миллиметровую ледяную корку. Потом - "бульк". Уолт Дисней умер бы от зависти, если бы дожил до этого момента. Окунувшись в обжигающе теплую на морозе озерную воду Сашка вылез из проруби. - Пожалуйте тулупчик, - подскочил к нему специально обученный человек. Тулуп Сашка взял. Но спросил: - Любезный мой, специально обученный человек, - спросил Сашка, напяливая поданный тулуп, - не будете ли вы любезны объяснить мне, почему лед в проруби не сколот и не вынут? Дальнейший Сашкин монолог переводить на обычный русский язык очень муторно. Отметим только, что Сашка не забыл упомянуть всю родню специально обученного человека, кончая детьми Ноя. Длился монолог минут десять, а стекла дрожали в зданиях за пару километров. Кстати, добрый совет: никогда не стойте босыми, мокрыми ногами на льду. Особенно, когда материтесь при минус тридцати градусах мороза. Потому что примерзнете. Сашка и примерз. Материться правда не перестал. А вы бы перестали? Вот тогда Сашке последний раз повезло в бане: в бане было много горячей воды. Она и растопила лед, держащий Сашкины ноги. С тех пор Сашке в бане не везет. Не то что попариться даже помыться не всегда получается. То на каменку сядет, то подскользнется и упадет, то в бассейн прыгнет, а он без воды. Как-то нехорошо получается, в общем. Хотя именно та баня с которой все началось очень давно сгорела. Если история понравилась, то она написана, чтоб поздравить самого лучшего комментатора сайта с днюхой. А если не понравилась то я ее вообще не писал.
Лёха ракушку купил. Гараж такой, если кто не знает, они тогда только в моду вошли. Не то чтобы он так любил и брег свой жигуль, но тут с Лёхиного железного друга ночью скрутили два колеса, разбив стекло стырили магнитолу, зачем-то поцарапав капот и багажник. Из чего Лёха, как всякий нормальный человек, сделал выводы и купил ракушку. Четверо смуглых пареньков быстренько установили Лёхино приобретение на опушке лесопарка недалеко от дома, пристроив его в ряд похожих гаражей, и Лёха приступил к детальному изучению купленного товара. Подъемно-поворотные ворота ему не понравились сразу: они поднимались и опускались с изрядным усилием. Непорядок, подумал Лёха. Через неделю, изготовив в знакомой механичке несколько деталей, он чуть изменил положение оси вращения ворот, заменил скрипящие опоры подшипниками качения и полностью изменил конструкцию противовеса. После обильной смазки системы, ворота можно было открывать и закрывать, толкнув их одним пальцем. Установленные Лёхой хитрые замки с защелками, с легким щелчком, надежно фиксировали воротину в закрытом положении, назло злоумышленникам. Поднятые ворота немного выходили за габарит гаража, но на это можно было и плюнуть. Вечером следующего дня Лёшка поставил машину в ракушку и закурил, чуть прислонившись к багажнику. На крыше ракушки что-то мягко бумкнуло и заскреблось. - Кошка, - пронеслось в Лёхиной голове, - сволочь и лапы грязные. Но теперь никаких следов и мойки не надо. Мелькнула небольшая тень и с обреза ворот в ракушку заглянула любопытная рыжая беличья морда. - Не кошка, - успел сообразить Лёха, - белка. Ишь ты. Белка спрыгнула с ракушки, и ворота, растревоженные беличьим прыжком, захлопнулись, чуть не прищемив Лёхе ноги. Весело щелкнули замки. - Кранты, - тихо сказал Лёха сам себе, задумываясь о вечном, - чертова белка. Но меня будут искать. И конечно найдут, но я уже остыну. Говорят, что трупный запах из машины не выводится. Придётся снаружи помирать. Безвыходных ситуаций не бывает. Безвыходных ракушек тоже, если извернуться. Постояв в темноте с полчасика, Лёшка вспомнил, что на стоящих в пятнадцати сантиметрах от пола замках есть "шпиндики", за которые можно отодвинуть защелки. Отодвигать их надо было одновременно, потому что эти грёбаные "язычки" защелок фиксировались только ключом и снаружи. Леха снял левый ботинок и носок, и лег на правый бок, кое-как протиснувшись в узкую щель между бампером и воротами. Еще через полчаса левой ногой и правой рукой ему удалось открыть обе защелки. От легкого толчка воротина поднялась. Лёха встал и надел ботинок. - На крыше ракушки что-то мягко бумкнуло и заскреблось. - АААА, сука - заорал Лёха, одним прыжком преодолел около трех метров и обернулся. На крыше ракушки сидела белка.
Это было новоселье нашего с Лехой общего друга. Праздник давно уже подошел к своей завершающей стадии и все гости выпили на посошок раз восемь. Только Юрий Александрович, удобно пристроив зад на одной из привезенных им с собой табуреток, трепался с гостеприимным хозяином, выливая в себя рюмку за рюмкой. Его жена - Ольга, грустно придерживала ногой стопку таких же, но уже "свинченных" табуреток и была в плохом настроении. Мало того, что ей по жребию выпал "руль" их с Юркой общей машины и весь праздник прошел мимо, так еще и по всему было видно, что домой она повезет совершенно никчемное тело. Видя такую грусть симпатичной тетки Леха не мог не спросить: - Оль, может чем помочь? - Чем же ты поможешь, Леха, - Ольга окинула оценивающим взглядом Лехину могучую фигуру, - его ж теперь никакой силой из-за стола не вытащишь. а мне еще табуретку свинчивать. - Нет проблем, - Леха, толком не разобрал зачем, кого и куда вытаскивать, но слово табуретка расслышал отчетливо. Он подошел к Юрке и одним движением выдернул из под него табурет. Юрий Александрович, не ожидая ни от кого такой подлости, только что открыл рот, поднеся к нему рюмку холодной водки, и уж зажмурил было глаза в предвкушении удовольствия от заедания водочки маринованным конишончиком, как из под него вылетел табурет. Видимо Юрке помогло его предвкушаемое состояние нирваны. Он не упал, нет. Но и в воздухе не повис, - до состояния левитации еще не хватало пары рюмок. Он обкатил спиной ковер, как обкатывает бумагу пресс-папье с промокашкой, или кресло качалка. Рюмку Юрка в падении не выпустил. Он ее выпил в рот, не пролив ни капли. Наверное, он бы и закусить успел, но падать было невысоко. Все зааплодировали, а Юрий Александрович к радости жены засобирался домой. Вечером следующего дня я встретил Леху на улице. Передвигался он странным мелким шагом, руками не размахивал совсем, держал спину неестественно прямо, а на морде имел кислую кислую мину и много царапин. На мои вопросы он вдруг ответил, что теперь совершенно уверен, что Колька именно его сын. - У тя чо сомнения были!? - я офигел от таких слов до невозможности: достаточно одного взгляда на эту семейку, чтоб понять, что Колька Лёхин сын, а Танька - дочь, то есть жена (у Лехи рост 198, а Танька дотягивается до метр семьдесят только, подпрыгивая на каблуках, когда семенит за мужем). - Нет, не было у меня никаких сомнений, - мрачно ответил Леха, - зато доказательства теперь есть. Менделя и наследственные признаки помнишь? Я кивнул. - А помнишь, как я из-под Саныча табуретку выдернул? Я опять кивнул. - Вчера вечером стою я на табуретке и белье за окно вешаю. Танька попросила. Она не дотягивается. Вот этот юный мендель, этот Колька табуретку из-под меня возьми и выдерни. Я в окно вылетел. В куст спиной и мордой одновременно. Жасмин, епт. Пахнет. Так что Колька у меня весь в папу. В меня, то есть Леха нахмурился и спросил: Чего ржешь-то? Больно ведь. И сам счастливо засмеялся. Кольке на тот момент исполнилось пять лет, и, к счастью, они жили на первом этаже.
Летом 1980 года я закончил школу, поступил в институт, немного посмотрел олимпиаду и случайно попал на похороны Высоцкого. И после всего такого мне очень захотелось поступить в автошколу и получить права. Денег на обучение и бензин у меня не было, очередь в школу была на пару лет и я отправился в военкомат. По слухам, ходившим в нашем дворе, если правильно подойти к прапорщику Будунцу, занимавшемуся воспитанием и подготовкой будущего личного состава, вполне можно было попасть в школу ДОСААФ от военкомата. - Здравие желаю, товарищ Федор Матвеевич, - прикинулся я дураком по стойке смирно, в кабинете прапорщика, - я в армию хочу, но по годам не вышел, разрешите обратиться, если что? - В десантники небось, или в морскую пехоту хочешь, - саркастически прищурился прапорщик, взвесив меня взглядом и нисколько не удивившись моему бодрому идиотизму. - Неее, - затянул я заранее приготовленную песню, - чего я там не видел, в морской пехоте? Я военным водителем хочу быть и на машине ездить. Будунец, по тем же слухам до военкомата служивший в автобате и радеющий именно за свое военное сословие, расцвел как майская роза и приказал садиться. За час мы обсудили с ним все приятности армейско-водительского бытия, и первого сентября я начал учиться сразу в двух местах: в институте и автошколе, попеременно прогуливая чего-нибудь одно. Наконец вожделенная красная книжечка с категорией «С» и без надписи «без права работать по найму» легла ко мне в карман. Настала пора известить военкомат, что я их надул, а заодно отнести туда справку о поступлении в институт. Будунец, встретивший меня широкой улыбкой, увидав справку орал пятнадцать минут. Самое доброе слово, отправленное им в мой адрес было настолько нецензурным, что повторить его я — строитель с многолетним стажем прилюдно не возьмусь и сейчас. Оторавшись, прапорщик вытащил из шкафа мое тощее личное дело. Открыл, поскрипел немного мыслью, и злорадная ухмылка появилась на его физиономии. - Так ты еще и спортсмен, - произнес он загадочно, прерывисто дыша после крика, - КМС, значит, да ты у меня теперь будешь честь военкомата, как призывник до конца жизни отстаивать, сволочь, на всех соревнованиях. - Будешь?! - переспросил он утвердительно, глядя на меня в упор глазами расстрельной команды, - а не будешь мы тебя все равно повесткой вызовем. - Не надо повесткой, товарищ прапорщик, - прочувствовал я свою вину перед государством, - отстоим честь где скажете. - Послезавтра в пятницу у нас межрайонное троеборье по призывникам восьмого класса: лыжи - пять километров, стрельба и метание гранаты. В четырнадцать ноль ноль от военкомата отходит автобус, - прапорщик сверился со своими записями, - ты теперь Вова Сидоров 1966 года рождения. Прибыть со своими лыжами и не опаздывать. Нет, для КМС по биатлону лыжная «пятерка» и "лежка" в тире - что для водолаза пыль только мельче. А там еще три патрона пристреляться дали и стрелять «с ремня» разрешили. Восемь выстрелов я попал, а двумя соседям помог справа и слева. Все равно, когда больше пяти раз в бумажную десятку попадаешь не всякий баллистик определит сколько попало. В общем после двух этапов я, а если быть точным - неизвестный мне Сидоров, лидировал с таким отрывом, что для первого места ему надо было одну зачетную попытку с гранатой. Гранату метали на пришкольном стадионе. Неровный строй мальчишек и меня в разношерстных спортивных костюмах стоял возле полуразвалившихся деревянных трибун, на чуть припорошенном снегом поле выделялся красными линиями сектор для метания, военкомы и прочие военкоматовские офицеры, явно не терявшие даром времени пока мы бегали и стреляли, толпились возле судейского столика. Немного за сектором, около линии, обозначающей норматив ГТО стоял прапорщик Будунец с красным и белым флажками. - Сидоров! - раздалось по стадиону. - Я! - соврал я. - К метанию гранаты приступить! Я подошел к столу и взял первую гранату. Она была холодной и скользкой. Я разбежался и метнул. Граната «соскочила» с руки и весело кувыркаясь полетела в сторону прапорщика. Будунец растопырил руки с флажками и не отрываясь смотрел на приближающийся предмет. - Ложись, мудак - заорал кто-то из офицеров, - ща убьет. Советские прапорщики не сдаются. а может и не ложатся. Граната упала в полуметре от ботинок прапорщика и отскочила мимо, обдав его брызгами льда. Прапорщик поднял красный флажок: граната ушла за сектор. - Незачет, - сказал главный судья соревнований, голосом, обозвавшим Будунца мудаком, - вторая попытка, Сидоров. Я взял вторую гранату. - Ты пойми, Сидоров, мы тут не на точность кидаем, а на дальность. Не надо в прапорщика целиться. Ты просто возьми и подальше кинь. Понял, сынок? Конечно я понял, не полный же идиот. Я вообще в него не целился, у меня случайно получилось. Разбежавшись, я кинул вторую гранату. Скользкая сволочь. Вторая «соскочила» тоже. Только в этот раз граната летела аккуратно в лоб прапорщика с флажками. - Пиздец, - подумал я и на всякий случай зажмурился, чтоб не видеть дело рук своих. - Пиздец, - раздался сзади голос судьи. - Гы, - сказал он же секундами позже, - ты смотри верткий какой, а с виду не скажешь. Я открыл один глаз: Будунец, уже поднявшись с земли, махал красным флажком и грозил мне кулаком другой руки. - Незачет, - сказал главный судья соревнований, - третья попытка. Слушай боец, - судья перешел на отеческий тон отца-командира, разговаривающего с дебилом-новобранцем - мы все знаем, что ты метко стреляешь, но я тебя прошу пожалей прапорщика. У него дети. Стоящие за ним офицеры дружно заржали. Чего смешного в детях? - подумал я и взял третью гранату. Я разбегался, как учил наш физрук на уроках физкультуры. Я перешел на приставной шаг, перекрещивая ноги. Я мысленно представил себе, как красиво и далеко летит граната «под сорок пять градусов». В мыслях я уже стоял на пьедестале почета, но немного поскользнулся и граната опять ушла в сторону прапорщика. На этот раз он поступил умнее чем казался. Не дожидаясь моего броска он побежал к трибунам и залег под скамейку. В него я не попал. Я попал в ту самую лавочку. Из под скамейки наконец-то показался белый флажок. - Я не понял, - сквозь смех офицеров раздался булькающий голос главного судьи, - «зачет», или прапорщик сдался? Граната не попала в сектор, я ставлю незачет. Прапорщик выбрался из под трибун и показал красный флаг. Наш военком подошел к главному судье и чего-то зашептал ему на ухо. - Слышь Иваныч, - громко ответил судья, - не дам я твоему чемпиону четвертую попытку и не проси. Во-первых, с четвертого раза этот снайпер прапорщика точно добьет, а во-вторых, не по правилам. Что интересно, больше меня, а точнее Сидорова, на соревнования за военкомат не вызывали. Жаль. Я вообще-то в школе чемпионом был по метанию гранаты. Мне просто не повезло тогда, честно.
К музыке я глух, но очень отзывчив. С детства. В том смысле, что петь люблю, а слуха никакого. "Ой мороз, мороз" в моем исполнении производит неизгладимое впечатление и запоминается навсегда. Очень давно выяснилось. Я только во второй класс пошел, когда родителям пришла в голову мысль дать мне музыкальное образование. Мой дядька, окончивший консерваторию, преподававший, а потом, некоторое время, даже директорствовавший в местной музыкальной школе, прослушав меня, уперся было рогом, но уступил напору старшего брата и я был зачислен. Дядька, чувствовавший некоторую ответственность за своего будущего ученика подарил мне старенькую мандолину и какую-то фигню, в которой по прилагавшемуся смычку можно было узнать небольшую скрипку. Надо сказать, что подарки меня заинтересовали мало и только с точки конструкции и всяких винтиков, называемых почему-то колками. В то время меня гораздо больше занимали упертые из отцовской библиотеки две книги. "Система самбо - боевое искусство" Харлампиева, с очень интересными картинками захватов и бросков и толстый учебник химии Глинки с непонятными, но зачаровавшими меня словами. А еще хомяк. Эта рыжая сволочь в очередной раз прогрызла свою клетку и сбежала за шкаф. Чувствуя нехилую для ребенка ответственность за зверя, и потратив день на его выковыриварие из под шкафа, клетку я починил. Проволокой. В качестве проволоки исключительно подошли струны от мандолины и скрипки, выкушенные оттуда бокорезами. Чтоб никто не заметил я натянул в место струн обычный бумажный шпагат. Таким когда-то в магазинах перевязывали всякие свертки и торты. Опробовав полученное и не заметив никакой разницы в звучании, я тут же забыл об инструментах и занялся опробованием Харлампиева на валике от дивана. Клетка отцу понравилась. Меня бы, наверное, похвалили, но дядька, возмущенный до глубины души, моим варварским отношением к смычковым мандолинам, нажаловался отцу и труд остался неоцененным. Отец у меня, слава богу, у меня человек мудрый и выдуманное им наказание меня полностью устроило. Мне запретили заниматься музыкой. Подумаешь, какое дело, - петь вполне можно и по пластинкам выучиться, - решил я, - достал из шкафа мамин любимый диск с Барыней и тем самым морозом на другой стороне. Через неделю упражнений диванный валик лопнул по шву, терпеливая моя бабушка начала повязывать голову пуховым платком, закрывая уши двумя его слоями, а у хомяка пропал аппетит и желание вылезать из клетки. Но песню про мороз я выучил без всякой музыкальной школы. Расстраивало меня только одно: практически полное отсутствие слушателей. Бабушка ссылалась на внезапную мигрень, мама на усталость и заочные контрольные МОПИ им. Крупской, отец отбыл в очередную командировку, а все мои друзья считали пение полностью "дефчачьим" делом. Единственным слушателем был хомяк, не имевший, как я сейчас понимаю, другого выхода из клетки. Но в жизни мне везет. Везет всегда и в больших количествах. Не прошло и пары дней, как двери нашего класса распахнулись и в них, прервав урок, влетела наша новенькая учительница пения - совсем молоденькая девица в модной мини юбке. Мы встали и сели. Пошептавшись немного с нашей классной дамой она объявила следующее: намечавшийся на завтра сборный концерт школьного хора и сольных исполнителей под угрозой срыва. Все исполнители и половина хора полегли с ангиной, обожравшись мороженого, после выездного пения в соседней школе. И если хор еще споет как-нибудь в половинном составе и уже репетирует, то сольные певцы могут только хлопать в ладоши дома. Срочно нужна замена. Не может ли к кто-нибудь из нас спеть русскую народную песню? - Ну, я могу, - я встал и покраснел от смущения, гордо оглядывая, одноклассников, - как раз недавно разучил одну. Песня ямщика называется. Сидящий рядом Колька покрутил пальцем у виска, а невоспитанный Леха просто заржал. Зато симпатичная Маринка обернулась, встряхнув бантиками, и заинтересованно улыбнулась. Пришлось покраснеть еще сильнее. - А знаешь ли ты, милый друг, ноты? - спросила удивленная неожиданной инициативой снизу классная дама, - и сколько раз тебе повторять, что взрослым "нукать" неприлично? - Ну, знаю, - не моргнув глазом соврал я, не видя обратной дороги, - у меня дядька директор музыкальной школы. Железный аргумент произвел впечатление. - После уроков зайди в музыкальный класс, - молвила учительница пения и удалилась радостно крутя красивой попой. Господи, какими наивными были наши учителя, как они верили детям, думаю я сейчас. Сейчас, когда я на тридцать лет старше тогдашней семнадцатилетней учительницы пения с уничижительной кличкой "певичка". А тогда, я еле доёрзал оставшийся урок и отправился на третий этаж школы, куда такой малышне вход был обычно заказан. Ну, если только тебя потащат в учительскую на разборки, за курение в туалете, разбитый товарищу нос, вынесенное стекло или еще какую невинную детскую шалость, вроде "дымовухи" из расчески. В музыкальном классе меня ждали. - Вставай рядом, - сказала Певичка, усаживаясь за пианино и разминая пальцы. Зазвучала незнакомая мне музыка. - Разминается, наверное, - сообразил я. - Тебя темп устраивает? - спросила Певичка. - Какой, нафиг, темп, если музыка не та? - подумалось мне, - ее же на баяне играть нужно, как на пластинке, а пианино здесь никаким боком не вертелось. Поискав глазами баян и немного выждав, я, все-таки, решил не сдаваться: - Нормальный темп, но вот тональность... - Чего тональность? - немного ошалела учительница, - Я всегда так... - А вот я бы добавил минорности, - перебил ее я, выдав незнакомое мне слово слышанное от дядьки. И смягчил, показав пальцами, - совсем чуть-чуть. На мое счастье, наши занятия были прерваны школьной техничкой тетей Любой, ввалившийся в кабинет со шваброй и ведром. - Все, Галка, выметайся, - проворчала она приступив к уборке, - опять до ночи бренчать собралась. Иди уже, не мешай работать. Мальчишку до дома проводи только, чтоб не натворил чего. Знаем мы их. Нечего ему репетировать, он и так весь подъезд своими песнями замучал. Вот что правда то правда: по дороге я мог чего и отчебучить. Тетя Люба жила в соседней квартире, дружила с моей бабушкой и знала меня, как облупленного с самого рождения. И мы ушли домой. Перед началом концерта, все исполнители толпились за кулисами актового зала и волновались перед выступлением в ожидании рассаживании публики. Под ногами у выступающих путался школьный Шарик. Шарик - это не шарик, а собака и всеобщий любимец. Мелкий и пушистый по своей породе, он жил при столовой, раскормлен был до шарообразного состояния, вследствии чего, был добр до безумия и сносил небезопасные для здоровья детские ласки с терпением плюшевой собаки. Наконец начался концерт. Я выступал вторым. Дождавшись объявления меня, я вышел на сцену, поклонился публике, выставил вперед правую ногу и милостливо кивнул таперу в лице Певички: - Давай фигачь, а то народ заждался. Она заиграла, я запел не попадая в такт, но пронзительно громко и очень, как мне казалось, душевно. Народ в зале зашевелился, сидящий рядом с Маринкой Леха (везет же гаду) зааплодировал, а я продолжил свою трагическую песнь, взяв чуть повыше. Среди зрителей раздались редкие одобрительные, как мне казалось, смешки. И я запел с большим чувством, как только мог. Когда я добрался до своей "ойревнивой" жены, в зале не только смеялись, но и плакали. Я хотел было обрадоваться реакции публики, как мне начали подпевать сзади. Не прерывая песни я обернулся: чуть левее меня, на сцене сидел Шарик и подвывал, задрав голову. У него выходило ничуть не тише чем у меня, но в такт он попадал лучше. - Вот паразит, - думал я и пел, - не мог раньше вылезти. А в зале, внимая грустной пестне, рыдали все. Мысли мои были прерваны рассерженным голосом директора: - Кто пустил эту скотину на сцену, - вопросил директор, - уберите ее немедленно. Физрук, географ и трудовик - все школьные мужики бросились выполнять указание. Музыка кончилась, но я допел до конца, не обращая внимания на беготню за спиной. Не знаю, как Шарику, а мне больше так никогда не хлопали. Но до сих пор меня мучает один вопрос: почему ни у физрука, ни у географа, ни у трудовика не было сомнений какую скотину имел ввиду директор. Может он им пальцем показывал? Это же неприлично при учащихся.
В поезда дальнего следования Сашка трезвым не садился. Бзик такой, или считайте как хотите, а он один раз крепко поддатым на поезд из-за этого немного опоздал в Каменске. Это ему жизнь и спасло. Может и не это, а просто повезло, но в голове засело крепко. С той поры, ни в поезд, ни в самолет трезвым ни-ни, не садился. Сашка человек добродушный и воспитанный, в транспорте ведет себя прилично, к людям не пристает, так - с проводницей если познакомится и чаю у нее попросит. И все. Поговорить "за жизнь" с той же проводницей, или с попутчиками он может, конечно, но сам не навязывается и слушает в основном.
Вот, в соответствии с этой традицией, Сашка в поезд и садился. Ранним вечером и сильно выпивши. Но это не беда: его до поезда из гостиницы двое трезвых друзей провожали. Серега с Гошкой. Они и вещи тащили. Хотя чего там тех вещей - спортивная сумка и пакет с едой и бутылкой на всякий случай, если захочется. Нормально все. Проводница было уперлась. Не пущу в вагон пьяного, откуда я знаю, может он блевать и буянить будет, ссаживай его потом и в милицию сдавай, зачем мне такая морока, я спать хочу. Но Серега уговорил. Детьми, говорит, Клава, клянусь, что он смирный, спать не меньше тебя хочет и до самой Москвы не проснется. Детей, правда, у Сереги не было, но Клаве-то откуда знать? Тем более, что Серега не спрашивал, как ее зовут. Завели Сашку в пустое купе, сумку под полку пристроили, а пакет Серега на столик поставил. Он его Сашке больше всего не доверял, водка же там - беречь надо. Жарко только. Но хорошо, что нет никого. Сашка разделся до плавок, завернулся в простыню и уснул на своей нижней еще поезд не отправился. Проснулся он часа через четыре. Оглядевшись и прислушавшись, Сашка заметил, что он в купе не один: с одной верхней полки на него смотрели две шкодливых рожицы пацанов лет десяти, а на другой полке кто-то ворочался и по-женски сопел. Сашке захотелось чаю. Одеваться при незнакомых людях он счел неудобным, встал, нащупав ногами ботинки, поправил на себе простыню и весь в белом, как древний римлянин отправился в купе проводников. Подойдя к купе Сашка снова поправил простыню, постучался и распахнул дверь. - Здравствуйте, - сказал он, вагон мотнуло, Сашка отпрянул от двери, прислонившись задницей к титану и зацепившись за него простыней, вагон мотнуло обратно, Сашка влетел в купе, бухнувшись на колени перед сидящей за столиком проводницей. Как есть в плавках - простыня осталась висеть в коридоре. - Нельзя ли мне два чая, голубушка, - продолжил Сашка начатую фразу, не поднимаясь с колен. Голубушка, оценив обстановку, понимая, что голые мужики, отбросив простыню и встав на колени, чаем не ограничиваются, затрубила как дикая мамонтиха, убегающая от дикого мамонта и треснула Сашку по голове кожаной папкой с разложенными по кармашкам билетами. - Извините, видимо я не вовремя, - произнес немного огорошенный Сашка и быстро ретировался, подобрав по дороге простыню. Его никто не преследовал. Убедившись, что в его купе все спят, Сашка оделся, приведя себя в подобающий вид, и прилег, рассчитывая выждать полчасика и повторить попытку получения чая, когда проводница немного успокоится. И естественно заснул. Через пару часов он открыл глаза. Было все еще темно, за окном мелькали редкие фонари, а на полке где он раньше видел две детские рожице кто-то напряженно сопел под одеялом. Чаю хотелось еще сильней. Но было боязно идти к проводнице с пустыми руками. И тут Сашка вспомнил про водку. - Подарю, - подумал он, сунул руку в пакет и чуть не заорал на весь вагон: рука наткнулась на что-то ужасно колючее. Осмотрев уколотую руку и, нифига не заметив сквозных ран, Сашка аккуратно отвернул края пакета и увидел кактус. Большой колючий кактус, чуть раньше украшавший собой гостиничный номер. Кактус был в горшке и, как ни в чем ни бывало, цвел. - Суки, - процедил Сашка сквозь зубы, понимая теперь, почему Серега всю дорогу от гостиницы до вокзала тащил пакет сам, не давая ему в руки, - жулики гостиничные, а не друзья. Но вытащив из пакета горшок с цветущим кактусом и бутылку Сашка приободрился: теперь к проводнице можно было идти не только с водкой, но и как положено - с цветами. Утешив себя этой мыслью, Сашка встал, одернув пиджак и поправив воротник рубашки, он взял кактус «на отлет» в левую руку, как джентльмены носят цилиндры, подхватил пузырь правой и отправился знакомой дорогой за чаем. Подойдя к купе он выдохнул, понюхал собственный «выдох» не предмет перегара, подивился легкому мятному запаху, постучался и распахнул дверь. - Здравствуйте, - сказал он, вагон мотнуло, Сашка отпрянул от двери, вагон мотнуло обратно, Сашка пулей влетел в купе и опять бухнулся на колени. - Может все-таки чайку? - договорил он с пола, протягивая проводнице цветок и прижав к сердцу руку с бутылкой. - Простите, пожалуйста, - продолжил он, вновь схлопотав по голове папкой с билетами, - что ж вы деретесь-то все время, я совсем не такой страшный. Мне просто очень чаю хочется. Сашка закончил монолог и пристально взглянул на забившуюся в угол проводницу. Из угла на Сашку смотрели расширенные ужасом два огромных девичьих глаза. Рот был открыт в беззвучном крике. - Да не страшный я, - повторил Сашка, повернулся к зеркалу и опешил: из зеркала на него смотрело что-то средннее между очковой коброй, собакой Баскервилей и индейцем Сиу в боевой раскраске. В зеркале отражалось нечто в Сашкином пиджаке с цветущим кактусом в одной руке и бутылкой в другой. В зыбком вагонном свете, вокруг глаз этого нечно бликовали и слегка фосфоресцировали широкие белые полосы, обрамляющие провалившиеся черные глазницы. Такие же полосы шли от ушей к подбородку, заменяя бакенбарды и бороду. На лбу было большое белое пятно. Сашка машинально дотронулся до пятна и понюхал палец - пахло зубной пастой. Сашка попробовал белое вещество на вкус. Точно паста. Сашка выглянул из купе и заметил две высунутые в коридор детские головенки. - Раскрасили, черти, - громко сказал Сашка, - вот я вас! «Черти» тут же хихикнули и скрылись в двери его купе, а Сашка пошел умываться. Любой другой на Сашкином месте пошел бы разбираться с извазюкавшими его пацанами. Но Сашке очень хотелось чая. Смыв с себя зубную пасту он причесался и опять отправился в купе проводников мириться с проводницей. Подойдя к купе он постучался и распахнул дверь. Вагон мотнуло. Кстати, Сашка потом говорил, что проводницу вовсе и не Клавой звали. Зиночкой оказалась. Студенка на практике.
Были времена, когда о мотиваторах и демотиваторах еще не слышали, но пользовались вовсю. Вот в Актюбинске, например, был тогда, а сейчас не знаю, завод, а на заводе некоторые, пусть небольшие, но проблемы с дисциплиной. Ничего не хочу сказать плохого о предприятии. Они эти проблемы махом решили. Потому что в городе еще и дефицит пива был. Жуткий. В городе, значит, с пивом проблемы, а на предприятии с дисциплиной. Все норовили в пятницу с работы пораньше слинять, чтоб было побольше времени пивом запастись на субботу. И пришла в голову директора завода отличная мысль. И чуть подумавши эту мысль и немного поразмыслив после этого он взял и купил бочку под пиво на колесиках желтенькую с коричневой надписью «Пиво», одним нарисованным раком и нарисованной же пивной кружкой с пеной. Так у них традицией стало. В пятницу утром. Эту бочку, полную, т. е. с пивом, загоняли на предприятие. Под свист и улюлюканье, чтоб кто не видел, тот слышал. А продавать начинали ровно в пять. После окончания рабочего дня. Так раньше пяти с завода в пятницу мало кто уходил. Выходные бочка тоже без дела не простаивала. С ней руководство в степь ездило на экскурсию. Ну с шашлыками которая и песнями. Сейчас корпоративом называется. Как-то эта сама экскурсия пришлась на очень жаркую погоду и приезд гостей по работе. К автобусу зацепили ту самую желтенькую бочку с пивом, погрузили всех и еду. Отправились в степь. Дорог там нет: только следы и направления. Двое должны были позже подъехать на своем автомобильчике. Самый любопытный из гостей все интересовался, как они место найдут, куда уехали. Ориентиров-то никаких. Не волнуйся, - успокоил главный инженер, - они степь знают, здесь родились, проблем нет. Казахи, чай. Эти двое появились часа через четыре от обещанного. Я тому кто за рулем был говорю, что хорошо, мол, казахом быть и в степи ориентироваться как дома. А он: - Ага, хорошо. Хорошо, что пиво прицепили. Не было бы пива ни вжизнь не нашел, а пиво я и в Антарктиде отыщу. Прошла куча времени. Чрезмерное употребление пива признали чертовски вредным и запретили его чрезмерно пить в общественных местах. Рассказываю эту байку, про методы усиления дисциплины, сегодня одной барышне. Меня хлебом не корми - дай красивым барышням чего-нибудь рассказать. А в ответ слышу, что у них в библиотеке тоже самое только без пива. Им интернетом пользоваться теперь разрешают в личных целях без ограничений, чтоб на рабочем месте можно было застать. Каждому времени - свои мотиваторы.
Не совсем из-за того, что я женщин люблю, но и из-за этого тоже я тогда Лильку с собой взял. Во-первых, Лилька сметчик, а сметчикам очень полезно бывать на объектах, чтоб своими глазами видеть, как выглядят те самые трудозатраты из расценок: одевают ли они каски с монтажными поясами, если простые трудозатраты, работают ли на исправных машинах и механизмах, если из других трудозатрат. Во-вторых, я все-таки люблю женщин, а Лильку симпатичной, конечно, не назовешь, потому что она просто красивая, и я не знаю каким мужиком надо быть, чтобы отказаться от ее общества в пользу пятичасового разговора с собственным водителем. Пять часов, или чуть больше - езды от Уфы до Приютово и обратно, куда мне по работе и надо было. Работа простая: заехать на наши объекты, немного поорать на своих, что медленно, выяснить чего надо и пообещать, что будет, встретиться с заказчиками, рассказать, что не медленно, а очень даже быстро, и если надо быстрее то лучше помочь, чтоб медленней не было, потому что быстрее не бывает в природе и двойное опережение графика это и так хорошо. После чего выпить с заказчиком мировую, упоив его в усмерть, или упиться самому, что не желательно категорически. Традиции такие и план на поездку. Взял я Лильку с собой, и это было моей первой ошибкой в этот день. По дороге я в пол уха слушал Лилькино щебетание об особенностях различных версий сметной программы Багира, отвечая для поддержания разговора универсальными угу, ага и «да что ты говоришь», - у меня так жена с подругами по телефону разговаривает, вот я и перенял, опустив за ненадобностью выражение: «какой козел». И ничто не предвещало беды, когда Лилька отказалась выходить из машины. Лежащая у нее на коленях сумка с ноутом зацепила колготки и они разъехались от пола до потолка, хотя к потолку я не заглядывал. - Не выйду, - говорит, - чего хотите со мной делайте. Я стесняюсь перед незнакомыми людьми в таком виде ходить. Колготки новые нужны, чтоб переодеться. Прикинув физиологические возможности человеческого организма по длительному невыходу из автомобиля и грустно хихикнув над последствиями, я решил найти колготки. И чем быстрей тем лучше. Поселок очень городского типа Приютово на предмет покупки колготок я не знал совсем. Я там вообще знал только где находится заказчик, наши объекты и два вино-водочных магазина Продукты. Но кто ищет тот всегда найдет: мы остановились около здания с вывеской «Галантерея», и я зашел вовнутрь, предварительно выслушав у Лильки пожелания насчет каких-то ден и размера в чьем-то следу. Осмотрев магазин, и не заметив ничего похожего на дены и следы, я совершил свою вторую ошибку. Я спросил у симпатичной продавщицы: - Девушка, а где вы себе колготки покупаете, а? Девушка перестала симпатично подпирать стойку со всякой фигней, обозвала меня хамом, и совершенно матерно поинтересовалась моими правами на получение от нее столь интимной информации. - Нет, мадам, вы меня неправильно поняли, - попытался я выправить положение, - меня не столько интересует где это делаете именно вы. Но должны же где-то Приютовские женщины отовариваться колготками приблизительно 44 размера попы, а сколько ден я забыл, или наоборот. - Носите же вы этот предмет туалета, - я перегнулся через прилавок, чтоб убедиться в своей догадке. Это было моей третьей ошибкой. - Я милицию позову! Коляяяя!!! - заголосила девушка, и снова добавила несколько матерных слов, видимо про милицию. Нисколько не удивившись такому отношению к органам правопорядка, я попытался объяснить продавщице, что милиция мне не нужна, потому что, если она Коля, то вряд ли носит колготки, а тем более вряд ли покупает их себе сама. И уж лучше позвать пожарного или налогового инспектора: эти хотя бы ведут себя так как будто в колготках родились. Объяснить толком я все-таки не успел. Вместо милиции из подсобки в зал вышел очень упитанный двухметровый мужик и растопырив руки попытался меня поймать. - Дай ему, Коля, - спокойно сказала галантерейная барышня и опять подперла собой стойку с товаром. Уход от Колиного бокового под бьющую руку вывел меня ему в тыл, я уж было хотел пробить свою любимую тройку с последним в печень, но вовремя одумался: Коля мне ничего плохого не делал. Пока. Ему ведь только попасть надо. Да чего там попасть. Даже зацепить хватит с таким преимуществом: двадцать сантиметров и пятьдесят килограммов. Поэтому я просто дал ему поджопник, чтоб не злить. Пока я все это обдумывал и проделывал, Коля развернулся и снова пошел на меня. - Коля! - попытался я его уговорить, готовя себе путь к отступлению, - мы не знакомы, но не надо меня руками. Мне можно объяснить где вы покупаете колготки и я уйду. Я, конечно, хотел поинтересоваться где он покупает колготки жене, но пропустил это слово для краткости и ясности мысли. Я всегда очень коротко и ясно мыслю в минуты опасности. Услышав про колготки Коля промычал чего-то нехорошее и махнул кулаком уже по-настоящему, целясь в место где совсем недавно был мой подбородок. Подбородка там уже не было. Там была дверь, обитая вагонкой. Из которой Колин кулак и выщепил приличный кусок. Ну его нафиг, подумал я, и нарочито медленно (секунды за две) вышел на улицу, сел в машину и мы отъехали. В зеркало заднего вида я не смотрел из гордости. Потому что этот жлоб Коля, мог тягаться с нашим Паджеро только в весе, а не в скорости. Через десять минут мы нашли местный рынок где и купили все необходимое. После той поездки прошло десять с лишним лет. Во мне давно уже перестали узнавать москвича. Я вполне уже мог говорить, как с татарским, так и с башкирским акцентом и хорошо понимал эти языки. Люди, которым я рассказывал, что живу и родился в Москве верили мне далеко не сразу. В том же Приютово мы несколько выпили с главным инженером заказчика. Разговор коснулся кое-каких вышестоящих структур, а потом случайно перетек на другие и настоящие сексуальные меньшинства. И мне рассказали, что десять лет назад в магазине брата моего собутыльника один залетный московский гей совершенно распоясался и просил продать ему колготки сорок четвертого размера. Хотели побить, но не смогли: верткий, сука, оказался - удрал. Я не стал тогда правду рассказывать. Только сейчас. И это моя последняя ошибка.
Говорят, что некоторые рожают под баян в ванной. Сам такого не видел, но верю. Видел, как сразу от двух рож рожают: от милицейской и бандитской. И расскажу. Расскажу, хотя выгляжу в байке полным идиотом. Ну так мне не привыкать же.
Мне сорок лет исполнилось. Не сейчас, тогда. И на следующий день мы с Игорем на трассу рванули. Игорь - водитель мой и тезка заодно. Рожа совершенно бандитская. Человек он хороший и мне следовало бы говорить «лицо», но «бандитское лицо» не звучит, а он еще и волосы под три миллиметра стриг, как будто полной похожести хотел добиться. Вот и рванули: я с похмелья рванул - сорок лет, все-таки, а он просто так. Выехали рано, и я почти сразу задремал. Проснулся от тряски: мы съехали на широкую грунтовку. - Километров сорок, - водитель повернул голову в мою сторону, - срежем угол. - Режь кого хошь, - буркнул я, - только тряси поменьше и так голова раскалывается. Дорога петляла через редколесок на пологом склоне горы, я хотел было опять заснуть и уже начал моститься в кресле поудобней, как из-за поворота почти к нам под колеса выбежал мужик в милицейской форме. Мужик размахивал руками и орал. Игорь затормозил. Мужик оказался чрезвычайно растрепанным, с всклокоченными волосами старшим лейтенантом. - Рожает, - орал он, - не довез, помогите, жена, до больницы не довез, скорая едет уже навстречу, не дождется ведь, рожает уже, не могу я. Не, я хоть запятых наставил для разборчивости. Лейтенант-то все одним словом прокричал. - Шеф, надо помочь, - Игорь взглянул на меня, - ты ж недавно курсы медицинские закончил. Похмелье с меня сняло сразу. Я действительно после пары случаев на трассе, когда чья-то жизнь зависела от правильно сделанного внутривенного укола и умело наложенного жгута, пошел на курсы неотложной медицинской помощи. Хорошие курсы были. Не буду же я рассказывать водителю, что единственные три занятия, которые я бессовестно прогулял - были занятия по родовспоможению. Ну не бывает на трассе беременных сварщиков, слесарей и машинистов. Поварихи есть конечно, но не в такой степени беременности, чтоб их бояться. Прогулял, в общем, по уважительной, можно сказать, причине. Но мужик верещит, правда, к своей машине убежал: вон там стоит с распахнутыми дверьми люстрой милицейской отсвечивает, вроде даже ноги чьи-то торчат с заднего сиденья. Игорь на меня смотрит с надеждой. Надо что-то делать. А знания в этом вопросе чисто теоретические, только по фильмам. По художественным. Фигово это, когда на тебя надеются, а ты не умеешь ни шиша. - Доставай, - говорю, - все чистые полотенца, что есть (в кино всегда полотенца просят), воды три бутылки было (тоже из кино сведения), ножик обязательно (в кино, опять же, слышал, что пуповину отрезать надо), водку я сам возьму (это без кино, это я сам сообразил для дезинфекции, честно). Достали все и к машине с роженицей, Игорь полотенца тащит с водой, я по дороге его нож охотничий водкой поливаю от микробов. Ножик у него нормальный: номерной и лезвие сантиметров тридцать, не меньше. Как у Рембо почти. Так и подошли. Воду Игорь только милиционеру в руки сунул. Держи, мол, крепче и пробки откручивай у бутылок заранее, а то она газированная. Не, но как ни страшно, а надо же посмотреть, кто там рожает. Вдруг уже все кончилось, а мы не успели? Так и сунулись вдвоем с Игорем в дверь жигулей. Девчонка-то молодая совсем. Губу закусила и не орет даже. И глаза испуганные. Я с ножом и бутылкой, Игоряха со своей бандитской рожей и полотенцами. Дефчонка как своими испуганными глазами по восемь копеек его увидела, так и родила. Махом, как плюнула. Игорь еле ребенка подхватить успел полотенцами. - Ура, - кричит, - поймал, вот он. - Рано, - говорю, - радуешься еще пуповину перерезать надо. Ты держи, я резать буду. Подлиннее возьмем на всякий случай, а то завязать нечем, так мы ее саму узелком. Сказать-то, я сказал. А у самого глаза от страха закрываются и руки подрагивают. На наше счастье скорая подъехала. Оттуда две тетки вылетели, ребенка у Игоря забрали и меня с ножиком оттерли нафиг чтоб не мешался. Так мне и не удалось пуповину перерезать, но я и не переживаю ни капельки. Все равно я до сих пор не знаю с какой стороны это делается. А про ребенка мы узнавали потом с водителем. Здоровый. И с матерью нормально все. Вот так, собственно, и рожают от двух рож сразу. От милицейской и от бандитской. Трассой здесь я называю трассу строящегося магистрального трубопровода. Знаю, что многим непонятно, но отвыкнуть пока не могу.
Никто не видел, как взрывается кумыс? Сейчас его в пластиковые бутылки разливают, да и кумыс уже не тот, что в стеклянных был. В стеклянных вкуснее. Но опаснее. В самолетах Уфа-Москва одно время стюардессы слезно просили выкинуть перед полетом, или выпить сразу. Даже если бутылку не взбалтывать, а просто пробку открыть, неправильно держа бутылку в ней только на стенках остается: все пеной выходит. Консервантов-то никаких не добавляли. Я один раз вечером оставил бутылку на кухонном столе. И что интересно прибрался ведь тоже, как мог после гостей, все в холодильник попрятал только одна бутылка кумыса из трех, на утро оставленных не уместилась. Не спал еще, когда в два ночи пиздануло. Подумал что газ. Влетаю на кухню, а там... Все в битом стекле и скисшем кобыльем молоке. Оконное стекло - минус, кофейник стеклянный (жуткий дефицит тогда) и две кофейных чашки вдребезги, чистого места на кухне вообще нет и вонища. Через час уборки до меня дошло, что кошки нет нигде. Убило наверное, или умирать уползла, думаю. Нашел потом. Сидит тихо в стиральной машине и дверцу, сука, лапой придерживает. Бомбоубежище нашла скотина. Еле вытащил. Всеми ламами упиралась и хвостом даже. Вся в кумысе. Два раза с кошачьим шампунем мыл все равно неделю кумысом пахла. А когда вылизывалась то такие трагические рожи корчила, что я смеха сдержать не мог.